Фридрих Незнанский - Мертвый сезон в агентстве Глория
— Мы из России, — продолжал Филя, — а ты откуда?
— А я из Греции, — резонно возразил Леонидос.
— Это нам известно. И что ты в Крыму, Ленчик, родился, тоже. Ялту хоть вспоминаешь?
— Ага, — заулыбался грек, — как раз сегодня приснилось…
— Я эту Ж…женьку прямо на пляже, мужики… ух! А где она? забеспокоился вдруг.
— Ушла давно, — махнул рукой Филя. — Ну оделся, Ленчик? Надо бы поговорить.
— А вы кто, мужики?.. К кому я попал, а?
— Да не трусись ты, Леня, все будет о'кей! Поговорим по душам и расстанемся. Мы не гангстеры, дело у нас к тебе.
— Какое дело? Я ваших дел не знаю. Я ничего не знаю.
— А мы поговорим, ты и вспомнишь…
— Очень надо?
— Очень, Леня.
— Тогда еще налейте.
— Моего хочешь? — спросил Кротов доставая фляжку.
— А чего это? — недоверчиво покосился Леонидос.
— Не пожалеешь, — ухмыльнулся Кротов. — Слона валит.
— Наливай! — безнадежно махнул рукой грек.
— Полный?
— А на хрен по половинке! — окончательно вспомнил русский язык Леонидос.
Он сделал характерный вдох-выдох и залпом выдул бокал. Задумался, к чему-то прислушиваясь, поднял испуганные глаза на Кротова:
— Ты чего мне налил?
— То, что надо, не волнуйся, через три минуты будешь как стеклышко.
— Не отрава? — уже без всякой надежды спросил Леонидос.
— Ты нам нужен, Леня, — проникновенно сказал Кротов. — И беречь мы тебя будем как зеницу ока! Отдохни три минутки, если хочешь, пойди умойся.
В сопровождении Фили, поддерживающего его, грек медленно удалился к раковине, а когда вернулся, на него можно было смотреть без всякой предвзятости, как на вполне нормального человека.
— Ну и о чем вы хотели со мной поговорить? — сказал он, хмуро окидывая взглядом покрасневших глаз присутствующих в комнате. — Вы, часом, не по мою душу явились?
— Душу твою мы трогать не будем. И жизни твоей тоже угрожать не собираемся, Леня. Ты позволишь себя так называть? — спросил Кротов.
— Валяйте. Меня так в Крыму все и звали.
— Так вот, Леня, о жизни твоей хотим мы поговорить.
— А чего о ней говорить? Я пока не жалуюсь… Не обижаюсь.
— Действительно, чего обижаться! Ты человек обеспеченный. Самому хватит и детишкам останется, верно? Ты, кстати, женат?
— Нет пока… — Леня посмотрел на дверь.
— В самом деле, какой смысл! — подтвердил Кротов. — Ты в каком году из Крыма уехал-то?
— Да уж давно… Как все греки повалили, так и мы за ними. А чего вы все вокруг да около? Говорите прямо, что надо.
— Понимаешь, Леня, влип ты, прямо скажем, в очень нехорошую историйку… Не по своей вине, но… как бы тебе сказать… Помнишь такое выражение? Недолго музыка играла…
— Пушкин, читал. А вы все-таки откуда? Кто вы?
— Молодец, что Пушкина читал. А мы из уголовного розыска, из Москвы, Леня. Я ж говорю, неприятная история.
— Про себя я все истории знаю. И ничего неприятного в них нет и не было!
— Тогда рассказывай.
— Нет уж, лучше я вас послушаю. А кстати, какое вы имеете право врываться в чужое жилище? Допрашивать, а? Здесь что, разве Россия?
— Спокойнее, Леня. Как раз перед тем как ты открыл глаза, отсюда ушли сотрудники ФБР. Это они выкинули за дверь твою мулатку. А мы ведь тебя не арестовываем, а надеемся лишь на твое благоразумие. Объяснить хотим, чем ты можешь закончить свою благополучную до поры до времени жизнь. И произойти это с тобой может да хоть в ближайшие день-два. Так что тебе есть полный резон вспоминать и рассказывать.
— Да я разве… Я не против, только меня пугать не надо. И туфта ваша не нужна.
— Не задирайся, Леня, — сказал вдруг молчавший до этого Сева Голованов. — Ты сейчас не в том положении, чтобы вякать и торговаться. Не надо.
И мрачный вид Голованова подействовал на Андриканиса словно ушат холодной воды на разгоряченную голову.
— Ладно, — помолчав, сказал он, — только я уж лучше сперва вас послушаю.
— Нас интересует, Леня, история твоих, скажем так, взаимоотношений с Валерием Михайловичем Комаром, — начал Кротов.
Денис охотно уступил пальму первенства, видя, что грек относится к Кротову если не с почтением, то, во всяком случае, сильно хамить поостережется: весь вид Алексея Петровича не располагал к фамильярности.
Услышав фамилию Комара, Леня равнодушно пожал плечами, изображая, будто она ничего ему не говорит.
— Ты, может, не знаешь, Леня, — терпеливо продолжил Кротов, — а мне доподлинно известно. Когда уголовники готовят побег из зоны, они заранее присматривают человека, которого потом возьмут с собой. Говорят, что жалеют его, откармливают даже специально, чтоб поправился. И называют таких людей «каплунами». Их дальнейшая судьба проста: когда наступает голод, те, что ушли в побег, его попросту съедают. Чтобы самим не подохнуть с голоду, понимаешь? У тебя, Леня, несколько другой получился вариант, но ты все-таки «каплун». Для Валерия Комара. Усек?
— Мы тоже не пальцем деланные, — возразил Леня, хотя было заметно, что он маленько сник. — Мы тоже кое-чего соображаем. И газетки почитываем, и телевизор смотрим…
— Мы — это кто?
— Братья мои. Да и я сам.
— А кстати, какую лапшу тебе вешал Комар, когда уговаривал на пластическую операцию? Он же не мог сказать, что тебя готовит на роль «каплуна»…
— Много чего болтал…
— Например?
— Ну говорил, что у каждого богатого человека имеется свой двойник, неохотно ответил Леня. — Что он вроде бы как телохранитель. В отдельных рискованных ситуациях. А за риск отдельная же и плата.
— И ты поверил?
— А за такие бабки, что Комар отстегнул, я во что хотите поверю!.. Это потом я стал кое-что понимать, да было уже поздно, у него кругом свои люди. Да и дело было сделано.
— Братья остались в Греции?
— Вам-то что? — помедлив, ответил Леня. — Если надо…
— А они тебя хоть узнали после операции?
— Так я сразу в Штаты рванул.
— С братьями?
Андриканис посмотрел на Кротова тяжелым взглядом и не ответил.
— Боюсь, скоро исчезнешь ты, Леня, из этого мира, — вздохнул Кротов. И никакие братья тебе не помогут. Сам же говоришь, следят за тобой люди Комара… А если братья попробуют ему помешать, то пойдут следом за тобой, это хоть соображаешь? Зря приволок их сюда. У Комара гигантские деньги, он на них какую хочешь мафию купит, и не вам тягаться с ним.
— Это еще вопрос… — неуверенно проговорил грек и замолчал.
— Вот то-то и оно, — правильно расценил его сомнения Кротов. — Я ж не спрашиваю, сколько Комар тебе заплатил. Да пусть даже миллион долларов! А этих «лимонов» «зеленых» у него больше сотни. Ты в Гарлеме уже не первый день и знаешь, что даже за сотню баксов и тебя, и твоих братцев здесь пришьют, и не охнут! Видишь ведь, какой народец тут ошивается?
— Народец поганый, — согласился Андриканис. — А вот насчет миллиона ты загнул.
— Неужели согласился на меньшее?! — изумился Кротов.
— Двести тысяч и пять кусков ежемесячно.
— Наколол он тебя, Леня. Плохо с ним торговался. Дешево оценил свою жизнь… Это, впрочем, понятно. Сидел, поди, на мели? Да и семье ничего особо не светило… А поторговался бы, мог запросто и миллион отхватить. У Комара все равно тогда другого выхода не было. Полиция шла за ним по пятам. Интерпол. Слыхал ведь про такую организацию? И наша, российская. ФСБ.
— Да почем мне знать, что вы из уголовки?! — вдруг сорвался, закричал Леня. — Лепите мне тут! А вдруг вы люди Комара?!
— Да были бы мы людьми Комара, только за одни эти твои слова давно бы устроили тебе харакири. А мы серьезное дело предлагаем. После которого при тебе останется и твоя жизнь, и деньги тоже останутся, и братья не пострадают. Правда, вот личико обратно исправить у нас не получится.
— Так что за дело?! Я пока ничего не слышал!
— Спокойно. Как ты сейчас себя чувствуешь?
— Нормально.
— Не врешь?
— А зачем?
— Резонно. Русский мат не забыл?
— Че-го? — даже растерялся Леня. — Да кто ж его забудет-то! Только зачем он мне сейчас? Вас послать?
— Нет, — рассмеялся Кротов, — послать надо, и как можно крепче, Валерия Михайловича Комара. Знаешь его телефон?
Андриканис молчал, то ли что-то соображая, то ли вообще не врубаясь в ситуацию. На лице его была полнейшая растерянность.
— По его телефону я звонить не могу, — сказал наконец.
— Это почему?
— Нельзя. Не велено. Только когда уже полный край.
— Так он уже и наступил. Не тушуйся, вот тебе моя трубка, — сказал Кротов, протягивая телефон, — набирай номер и говори.
— А чего говорить? — окончательно растерялся Леня.
— Сначала отматери его от всей полноты души. Как в лучшие свои времена. А потом скажешь ему, что раскусил, мол, его, подлеца, ну и так далее. Чем злей, тем лучше. Что он будет тебе кричать, не слушай. Говори, что находишься в аэропорту Кеннеди, поскольку улетаешь на родину, в православное государство Грецию. А на него, на Комара, стало быть, кладешь и так далее. Ясна задача?
