Кристофер Фаулер - Спанки
В кармане у меня оставалось четыре фунта и семьдесят два пенса.
Ни бумажника.
Ни часов.
Ни одежды, кроме той, что была на мне.
И совершенно некуда податься.
К Саре идти нельзя, даже если бы она согласилась принять меня. Теперь я уже не смог бы поручиться за себя, общаясь с ней, - как, впрочем, и с любым другим человеком. Спанки был всегда рядом, куда бы я ни направился, следуя по моим стопам и превращая меня в своего рода ходячую чуму.
- Чего ты добиваешься от меня?! - в сердцах заорал я и принялся яростно барабанить и пинать дверь, покуда в подъезде не вспыхнул свет и не начали высовываться из дверей перепуганные жильцы. Мне не оставалось ничего иного, кроме как пуститься в бега, поскольку соседи могли в любую минуту вызвать полицию.
Как только я снова оказался на улице, дождь припустил с новой силой, отчего мои кроссовки то и дело захлестывали потоки ледяной воды. Я брел наугад, куда глядят глаза и желал лишь одного: оказаться как можно дальше от этой проклятой квартиры.
Как ни странно, в моем воображении вдруг возник образ Джои, хотя при одной мысли о нем я испытал лишь еще большую ярость. Я очень хорошо помнил, что поведение моего брата в последние недели его жизни отличали неизменная уклончивость, стремление поскорее уйти, как только я обращался к нему с каким-нибудь трудным вопросом, демонстративное желание показать, будто у него есть дела и поважнее, нежели пустая болтовня со мной.
Я брел в направлении железнодорожного моста, кирпичные арки которого словно бы подпирали собой темноту, как вдруг из мрака выплыла сумрачная, подернутая дымкой фигура, медленно приближавшаяся к полосе света. Я сразу же узнал это желтое, изможденное лицо. Джои был в своей старой полосатой пижаме, с несоразмерно широким воротником - верный признак близкой смерти. Шел он босиком и, казалось, совершенно не замечая грязных луж. Он был как живой, и даже одежда на нем выглядела вполне естественно, вплоть до забрызганной грязной водой брюк.
- Привет, Марти.
- Привет, Джои.
- Что-то поганый у тебя видок.
- Хорошо уже то, что я, в отличие от тебя, все еще жив. Тебя что, Спанки прислал?
- Даже и не знаю. Тебя надо бы спросить. Последнее, что мне запомнилось, это как я лежу в своей спальне в Твелвтризе.
- Слушай, боюсь, что это не сработает.
- Что не сработает?
- Никакой ты мне не брат. Ты похож на него, говоришь как он, однако Джои давно умер.
- Марти, Спанки умеет возвращать к жизни былые воспоминания. И ты тоже сможешь это делать, если позволишь ему проникнуть в себя.
- Ах, так ты все же его знаешь! Значит, он сделал из тебя нечто вроде лунатика и теперь хочет, чтобы ты убедил меня в прелестях жизни там, по другую сторону?
- Марти, он не сделает тебе ничего плохого. Поверь мне, ты нравишься ему, и он хочет лишь одного - чтобы тебе было как можно лучше.
- А с чего это я должен тебе верить?
Я знал, что образ Джои являлся всего лишь очередной уловкой Спанки, и все же продолжал вести себя с ним так, словно он действительно был моим покойным братом.
- Ты лгал мне, когда еще был живой. Но знай, Джои, что я все равно не допущу его внутрь себя. Пусть ищет другого хозяина.
Джои прислонился спиной к почерневшему от влаги кирпичу арки и протяжно выдохнул - впечатление было такое, словно из трупа выходили смердящие газы.
- Ты даже не представляешь себе, Марти, как тяжко мне теперь придется. Он станет мучить меня. Тебе ведь не хочется, чтобы: он меня мучил, не так ли?
- Вообще-то мне начхать на это с высокой колокольни, - проговорил я, глядя на кусты куманики и вытоптанную вокруг них траву. Потянувшись к невысоким кустикам на насыпи, я выдернул из опутанного проволокой крепления деревянный кол и легонько подбросил его в руке.
- Но, Марти, подумай обо всем том, что станет тебе доступным, как только он переселится в твое тело, о том, где ты сможешь побывать, о красотах, которые сможешь увидеть.
- За последние несколько недель я уже столько всего насмотрелся, что мне этого по самый гроб хватит, - ответил я и тут же стремительно бросился вперед, целясь заостренным концом кола прямо в грудь Джои.
Послышался приглушенный хлопок, и наружу вырвался поток вони, а фигура Джои стала съеживаться подобно спущенному воздушному шарику, медленно растворяясь в окружающем мраке. Лишенный опоры кол выскользнул у меня из руки и упал на землю.
Я вышел из-под арки и даже не посмотрел в сторону лежащей на тротуаре разлагающейся плоти. Эта тварь никогда не была моим братом, а сам Джои настоящий Джои - ни разу в жизни не называл меня Марти. Так что, если Спанки действительно собирался провести меня, ему следовало бы научиться не верить тому, что он мог прочитать в моем сознании. Я испытал удовлетворение, поскольку хотя бы один-единственный раз на шаг опередил моего противника.
Я старался держаться глухих, пустынных улочек, перебегая с одной на другую, совершенно затерявшись в лабиринте аккуратных стандартных домов, промокнув до костей и с каждой минутой приходя во все большую ярость. Теперь я уже нисколько не сомневался в том, что Спанки отнял у меня намного больше того, что когда-то дал.
За весь день у меня во рту не было маковой росинки, однако в эти минуты мой пустой желудок странным образом заряжал меня новой энергией. Впрочем, продолжалось это довольно недолго, и постепенно возбуждение сменилось чувством слабости, а потом и изнеможения. У меня было такое ощущение, словно к ногам привязаны свинцовые грузила, и потому я мечтал о любом убежище, просто сухом месте, где можно было бы выспаться. Вот, оказывается, каково быть бездомным.
Я мучительно пытался предугадать, что Спанки намерен делать дальше. Правда, думал я об этом как-то отстраненно, как если бы все это происходило не со мной, а с каким-то другим человеком, с которым я был лишь шапочно знаком. И именно в тот момент мне в голову пришла мысль, что должно случиться нечто ужасное. Когда человек перестает думать о собственной жизни, ему пора самым критическим образом оценить сложившуюся ситуацию.
Я миновал очередной сырой арочный проход, точь-в-точь под таким же железнодорожным полотном, и невольно задумался. Что это? То ли рельсы нескончаемой извилистой лентой кружили у меня над головой, то ли я, сам того. не подозревая, описал полный круг по городу и вернулся на прежнее место. Я присел на землю под аркой и прислонился затылком к мокрым кирпичам. Чертовски хотелось спать, однако мне почему-то казалось, что если я хотя бы на мгновение закрою глаза, то потом уже никогда не открою их снова. Передо мной продолжал маячить образ Зака, с простертыми вверх тощими руками, объятого языками голубоватого пламени, словно это была некая зловещая иллюстрация к библейскому сюжету.
Я постарался воздвигнуть вокруг себя некую мысленную стену, которая позволила бы мне держать Спанки на безопасном расстоянии. Мне хотелось убедить себя в том, что он никогда не сможет проникнуть в меня, если я засну в столь ослабленном состоянии, а потому я попытался накинуть на свои реальные мысли своеобразную сеть, сотканную из подсознательных команд. Главным здесь являлась визуализация, и я попытался воочию представить себе, как Спанки окажется бессильным перед неприступной стальной крепостью моего разума. Меня била дрожь, чертовски хотелось есть, однако контроля над собой я по-прежнему не терял. Как же, наверное, это его бесило! Пожалуй, ничто на свете не могло испугать меня, пока я знал, в каком отчаянном положении он оказался, ничто, даже...
И в тот же миг я допустил непоправимую ошибку.
На какую-то крохотную долю секунды я подумал о том, что меня и вправду пугало.
И тотчас же воображаемое стало реальностью, и я услышал глухой топот тяжелых башмаков, приближающийся ко мне со стороны аллеи.
Это был самый обычный страх, ничего экзотического, обыкновенный страх перед перспективой быть избитым, изувеченным каким-нибудь тупоголовым хулиганьем, - и я сразу понял, что Спанки ухватился за этот мой страх.
И они действительно пришли - полдюжины головорезов, пятеро парней и одна девица, с исполосованными бритвами лицами и коротко остриженными круглыми головами. На всех была одинаковая одежда - Спанки уже не утруждал себя созданием видимости реальности - чистые белые тенниски, коротковатые джинсы, тяжелые черные ботинки со шнурками и носками из кованой стали. Растянувшись во всю ширь тротуара, они бежали ко мне, изредка исторгая гортанные вопли. Двое размахивали зажатыми в кулаках железными прутьями. Рывком отделившись от стены, я тоже припустился бежать, однако уже совсем скоро почувствовал обжигающую боль в ногах. Не было абсолютно никакой возможности сказать собственному мозгу, что эти люди - всего лишь иллюзия; я был совершенно не в силах совладать со стремительно нарастающей паникой, поскольку мне слишком часто доводилось встречать подобных типов на лондонских улицах.
