Саманта Хайес - Пока ты моя

– О, они оба прелестны! – восхитилась я. Но, несмотря на то что выглядели дети сытыми и довольными, мою душу вдруг наполнила печаль – возможно, мне стало даже грустнее, чем если бы пришлось устраивать их в приемную семью. Неожиданно нахлынувшая тоска прямо-таки сверлила мне сердце. У этих маленьких мальчиков было все: любящая семья, красивый дом, много денег и жизнь, полная перспектив. Но у них не было матери. Кто будет растить их в любви? – думала я. Кого они станут звать среди ночи? Кто придет на их школьные концерты, сошьет рождественские костюмы, побежит ради них в соревнованиях матерей на спортивном празднике? Смотрящие прямо на меня глаза детей были большими, как галька, и казались почти черными в полутьме. Я вздохнула так тяжело, что засаднило горло.

Марго приподняла каждого ребенка по очереди, принюхиваясь к их подгузникам.

– Это ведь ты Ноа, не так ли?

Она быстро помчалась с ребенком через всю комнату к пеленальному столу, бормоча о том, что это вечно бывает он.

– А ты у нас кто? – засюсюкала я писклявым голосом, каким все обычно разговаривают с младенцами. Потянулась к кровати и взяла на руки маленький сверток. Ребенок оказался тяжелее, чем я думала, и его голова последней оторвалась от махровой простыни. Я быстро придержала маленькую голову, растопырив пальцы под шеей младенца, и поднесла его лицо к своим губам. Я поцеловала крошку, и мягкое прикосновение его кожи оставило ощущения нежности и тепла.

И тут меня вдруг накрыло волной любви, неудержимого стремления, пустоты.

Я перехватила взгляд Марго и резко очнулась от нелепой мечтательности. Это был первый и последний раз, когда я почувствовала – даже уловила по запаху – присутствие Элизабет. Интересно, она была рада, что я пришла сюда, чтобы позаботиться о ее детях? Знала ли она уже в то время, когда я ни о чем не подозревала, что скоро мне доведется стать их матерью? Тогда я твердо понимала лишь одно: когда у меня будет свой собственный ребенок, никто и никогда не сможет забрать его у меня.

А потом с лестничной площадки вдруг донесся шум. Хриплый, разрывающий душу стон, который сопровождался тяжелой поступью шагов. Я взглянула на Марго. Она замерла на месте в процессе замены подгузника, и ее лицо вмиг сморщилось, превратившись в составленную из морщин карту, когда в дверном проеме появился мужчина.

– О, Джеймс, дорогой мой! – вскричала Марго и бросилась к нему через всю комнату. Его руки поглотили убитую горем женщину, и Джеймс с Марго вместе зарыдали, переживая то, чему следовало быть глубоко личным моментом горя.

Я чувствовала себя неловко и растерянно. По сути, я ничего не знала об этих людях и все же окунулась в их жизнь. Я повернулась к Ноа, который одиноко лежал на матрасике для пеленания. Мальчик еще был слишком маленьким, чтобы ненароком скатиться со стола, но я не могла видеть это крошечное существо столь беззащитным. Я бросилась к Ноа, все еще держа на руках Оскара, тактично повернувшись спиной к двери. Просто сделала то, что представлялось правильным.

Я слышала тихую невнятную речь, рыдания, которые откликались глубоко в сердце, и грохочущие ругательства, яростно метавшиеся в воздухе. Мужской плач жалобен, страшен, этот душераздирающий звук чуть ли не хуже криков младенца. Но маленькие дети обычно хотят есть, болеют или скучают, требуют чистых подгузников. У этого человека были совсем иные тяготы. Его поглотила скорбь, глубокая, как океан, и никто не мог ему сейчас помочь.

– Мне так жаль, мисс… – произнесла Марго и тут же затихла.

Я обернулась, увидев, как теща и зять крепко сжимают друг друга в объятиях. Я же держала младенцев, по одному на изгибе каждой руки. Нелегкое это было занятие. Руки так и тряслись под тяжестью.

– Мисс Браун, – подсказала я. Казалось, не было ни малейшего смысла просить Марго называть меня Клаудией. Я все равно никогда не встретилась бы с ними снова. Это был обычный визит, просто для галочки.

– Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетельницей этого. Джеймс только что узнал.

Я понимающе закивала, так что Марго не пришлось снова мучительно повторять, о чем же только что узнал Джеймс. Но у этого мужчины хватило сил подойти ко мне и протянуть руку. «Военно-морская выучка», – мелькнула в голове догадка.

Я снова кивнула. Не могла протянуть ему руку в ответ, ведь по-прежнему держала детей.

– Джеймс Морган, – представился он сдавленным от переживаний голосом. – Благодарю вас, что пришли.

Несколько секунд назад, когда они тихо перешептывались, Марго, должно быть, и сообщила ему, что я – социальный работник. Никто никогда не благодарил меня за визит. Люди, к которым я прихожу, обычно ненавидят меня, хотят, чтобы я ушла, бросают в меня вещи, обвиняют в том, что рушу их жизнь, краду их детей или пытаюсь отнять льготы и пособия. А если родители, которым я стараюсь помочь, не обольют меня своей злобой, отдел опеки или даже пресса обрушат яростную критику, когда что-то пойдет не по плану. В большинстве случаев нам удается менять жизнь детей, причем навсегда, но никто не слышит о них и о той благородной работе, которую мы делаем.

– Это всего лишь обычный визит, чистой воды формальность, – ответила я. – Мы работаем в тесном сотрудничестве с больницами.

Я надеялась, что объяснение того, как я оказалась здесь, не вызовет у Джеймса тягостных раздумий о последних днях жизни его жены. Последних днях, частью которых он не был.

Джеймс подошел ко мне ближе, и я аккуратно передала ему детей с рук на руки. Это было в некоторой степени знаменательно, не говоря уже о том, что именно в этот момент я в него и влюбилась. Глядя на Джеймса, державшего на руках детей, находясь в его доме, наблюдая за ним в один из самых ужасных дней его жизни и видя страдание в его бездонных глазах (о, и мальчики унаследовали эти глаза!), я просто не могла не влюбиться. Это было так же естественно, как дышать.

Спустя два дня я снова сидела на кухне Джеймса. Я оставила ему визитку на тот случай, если понадобится помощь. Во время этой встречи моя любовь к нему обрела осознанную крепость. Джеймс хотел обсудить со мной варианты действий, которые у него есть в отношении мальчиков.

– Варианты? – переспросила я.

При обычных обстоятельствах я бы подумала, что это весьма неуклюжая попытка пригласить меня на свидание. Сказать по правде, именно для этого я и оставила ему свою визитку, хотя не ожидала, что он объявится, – по крайней мере, не так скоро. С другой стороны, Джеймс был поглощен горем. Его жена недавно умерла. Он никуда меня не приглашал, он действительно хотел услышать мой профессиональный совет по поводу его сыновей. Я уже восхищалась стойкостью Джеймса, когда он мужественно воспринял известие о смерти Элизабет, теперь же с восхищением относилась к его ответственности, осознанию того, что он не сможет справиться со всеми трудностями в одиночку.

– Должен вам сказать, – произнес он, когда мы оба сосредоточенно глядели в свои чашки с кофе, – что Марго не хочет быть частью всего этого.

Джеймс обвел рукой окружающее пространство, имея в виду свой дом, мальчиков, свою семью.

– Она живет на острове Джерси. Вместе с остальными Шихэнами, – добавил Джеймс, как мне показалось, с горькой обидой. – Если честно, Марго с Элизабет никогда по-настоящему не ладили. – И он выдавил из себя жалкий смешок.

– Как же так? – Я не могла удержаться от того, чтобы не сунуть свой нос в отношения матери и дочери.

– Элизабет была свободолюбивой и немного богемной, – объяснил Джеймс все с той же вымученной усмешкой. – Она не жила так, как остальные Шихэны, и определенно не принимала их образ жизни и принципы. Вся семья погружена в дела трастовых компаний, офшорную финансовую деятельность и светские мероприятия. Элизабет сильно отличалась от трех своих братьев. Все они заняты в семейном бизнесе. По сути, они все и есть семейный бизнес.

– Похоже, Элизабет была по-настоящему сильной женщиной, – заметила я. Всегда восхищалась теми, кто твердо отстаивает то, во что верит. Но Джеймс был настроен реалистично, практично и откровенно. А честность восхищает меня в человеке больше всего.

– Вы собираетесь оставить флот, чтобы заботиться о мальчиках? – задала я, как теперь понимаю, особенно глупый вопрос. Но тогда я этого не знала.

– Я не брошу свою работу, – безапелляционно заявил он. – Мне нужно подумать, как заботиться о детях в то время, пока я буду вдали от дома. Это непросто.

– Но вы, несомненно, хотите оставить мальчиков? – Самые разнообразные мысли замелькали в моем сознании. А вдруг он хочет, чтобы детей усыновили? Или собирается найти няню, которая будет постоянно жить здесь? Возможно, отдаст мальчиков в школу-интернат, когда они немного подрастут?

– Разумеется, я хочу их оставить. Только не знаю, как все это устроить. – Судя по всему, Джеймс и понятия не имел о том, как нанять няню или помощницу по хозяйству, как получить хоть какую-нибудь помощь по дому.