Юлия Вознесенская - Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной
— Уж коли в дурдом — так только в Хаар! Какой там парк замечательный, сколько цветов и птиц… — мечтательно сказала Ташенька. — Белки по дорожкам бегают…
— Угомонись, болтушка! — Ада закрыла ладонью Ташенькин рот. — А вот я чего не поняла, Елизавета Николаевна: ну, я знала, конечно, что Каменевы оба еще те ребята, так что заподозрить их было не так уж трудно. Но я никак в толк не возьму, как это вам пришла в голову разгадка истории со стаканами?
— Ну, знаете, Адочка, как раз это совсем просто! После того, как я узнала от Миши о том, что Анна лечилась от алкоголизма и скрывала это от Каменева, и вспомнила, что сам Каменев остался в тот злополучный день без очков, предположить какую-нибудь путаницу со стаканами, один из которых был с ядом, было уже совсем несложно. Гораздо труднее было понять мотивы преступления: кто кого жаждал убрать в этом русском треугольнике и почему? Схему преступления вам рано или поздно раскроет любой опытный следователь, а вот понять его подоплеку и мотивы — это гораздо сложнее. Для этого требуется хорошая школа и долгий опыт. Ну и талант, конечно. Потому-то меня и приглашают консультантом на все «русские дела».
— Вроде «дела с австралийскими попугайчиками»? — слабо улыбнулась Анна.
— Вот-вот! Знаете, Анна, что мне сейчас пришло в голову? А не поехать ли вам обратно в Вену?
— Только сейчас «пришло в голову»? Бросьте, тетушка! Вы уже давно сватаете нас с Мишей.
— Ну и что, ну и сватаю, такое уж хобби наше старушечье. Право, езжайте! А когда вы понадобитесь следствию, я вам сразу же позвоню. Уж признайтесь нам, женщинам, что вы, отдав столько сил и чуть не отдав жизнь из-за любви к недостойному человеку, проглядели тех, кто действительно любит вас и стоит вашего внимания.
— Вы про Мишу, что ли?
— Да. Про него и про его ребятишек, сохнущих без женской любви и ласки.
— Дети — это слишком большая ответственность! Их так легко приручить, а потом придется отвечать за них всю оставшуюся жизнь. А Миша… Да нет, куда уж мне, Елизавета Николаевна, новой любви искать, мне еще за эту епитимью долго нести.
— А что, на вас уже епитимью успели наложить?
— Наложат, как пить дать, наложат. Но теперь уже хотя бы не за шестую заповедь!
— Да, только за седьмую и десятую.
— Спасибо вам, Елизавета Николаевна: и лекарство от любви вы мне и вправду доставили, и главную тяжесть с души сняли — выходит, в смерти Натальи я совсем не виновата. — Анна явно приходила в себя, ее перестало знобить, и она сняла с себя пончо и ласково накинула его на Ташеньку. — Так они, значит, оба хотели убить меня? А вы знаете, так ведь выходит гораздо лучше для меня!
— Конечно, дорогая. В смерти Натальи вы ничуть не виноваты: причиной ее гибели послужил вовсе не любовный треугольник, а прямоугольники ваших картин.
— Которым, как и мне, уже скоро пора, наверное, будет возвращаться домой, на родину.
— Что ж, подумайте и об этом. Только, если уж решитесь, так не тяните с возвращением, как ваша почти однофамилица Анна Ярославна Рюрикова. Эмиграция, знаете ли, затягивает…
— А что с Анной Ярославной? Она разве не вернулась в Россию? — спросила Ада почему-то озабоченным голосом.
— Она все тянула и тянула, тянула и тянула, — грустно сказала Ташенька. — А когда, наконец, двинулась на родину — уже не смогла до нее добраться и умерла по дороге! Так обидно…
— Ну, я-то уж постараюсь не опоздать, — сказала Анна. — Я должна вернуть домой картины.
— Кофе подано! — объявила Мириам, появляясь на пороге с подносом, на котором стояли чашки, чайник и «турка».
— Кофе — подан, — машинально поправила ее Ташенька. — А вот у некоторых ностальгия еще круче — у тех, у кого две родины.
— Это как понять? — спросила Ада.
— Ну, вот как у Миры: одна родина историческая, а другая — лирическая.
— Обо мне не беспокойся, Ташенька: мы, евреи, кочевой народ и ностальгии мало подвержены. Анна, тебе наверняка чашечка кофе не повредит. У меня с собой был пакетик чудного арабского кофе, я его заварила.
— От израильской свекрови? — улыбнулась Апраксина.
— От свекрови, графиня, от свекрови!
— Кофе — это замечательно! — сказала Ташенька. — А то я приду домой и сразу усну от волнения…
— И не успеешь все доложить своему Фомушке! — усмехнулась Ада. — Мне тоже кофе, Мирочка.
— Н-е-ет, сегодня я ему вообще не скажу ни словечка! Я буду ему рассказывать по частям, как в телесериале, а он мне за это переделает всю мужскую работу, — мстительно сказала Ташенька. — Он у меня все гвозди в доме забьет!
— Криво и не в те стены, — уточнила Мириам. — Вам кофе или чай, Елизавета Николаевна?
— До полудня кофе — допинг, а после полудня… — начала было графиня, но осеклась и махнула рукой: — А ну ее, эту бессонницу! Давайте мне тоже кофе. Надо подкрепиться!
Примечания
1
Exil — изгнание.
2
«Искусство подо льдом».
3
«Кликуха» — кличка (уголовный жаргон).
4
Sozialamt — учреждение, ведающее социальными пособиями (нем.).
