Наталья Андреева - Мертвым не мстят, или Шутка
По дороге к озеру Леня совсем успокоился. Он вообще легко переходил из одного состояния в другое. Это свойство юности – быстро все забывать, остро реагируя на перемены. А в его жизни за это время много чего изменилось. Сестра умерла больше года назад, он ее уже плохо помнит, квартиру ограбили очень давно, и это он помнит еще хуже. Зато теперь у него все есть. Почти все, потому что в мире еще так много красивых вещей, о которых до поры до времени просто не подозреваешь. И сам он огромен, можно много путешествовать, а работать спустя рукава, или вообще не работать. Люда все устроит. И рано или поздно она сама к нему придет. Если бы не этот боров…
Леня весело насвистывал, а проходя мимо торговой палатки, небрежно бросил:
– Люда, купи пива.
Она послушалась. Он понял, что так теперь будет всегда. Управлять этой женщиной, на вид такой неприступной, такой важной, а главное, богатой, было очень приятно! Почти как управлять шикарной иномаркой. Мчаться на бешеной скорости, получая от жизни только удовольствия. Он глотнул пива и в момент опьянел. Эх! Хорошо!
Люда же ежилась от вечерней прохлады и уже жалела о том, что затеяла эту прогулку.
– Может, вернемся? – спросила она.
– Да мы до озера почти дошли!
– Уж не купаться ли ты собрался?
– Да ну, купаться! Холодно!
Это было не озеро, а одно название. Небольшой, но глубокий водоем, где дачники и местные коротали вечернюю зорьку. Но сегодня никто почему-то не пришел ловить рыбу. Вода была темная и от бьющих по берегам ключей ледяная. Тихое, славное место. С трех сторон лес, с четвертой – дачные участки. Густой ельник вокруг озера весь был изрезан тропинками, то и дело мелькали гуляющие, которые спешили насладиться последними, еще теплыми сентябрьскими вечерами. Этот год выдался урожайным на орехи, их было великое множество, и все с удовольствием их щелкали. Люда тоже потянулась к ветке, сорвала несколько крупных соцветий. Орехи уже начали осыпаться, и некоторые гнезда были пусты.
– Смотри, здесь лодка! – Леня подбежал к берегу, покачал старую посудину, на дне которой плескалось немного воды.
– Рыбаки, наверное, оставили, – Люда подошла поближе. – Скоро вернутся.
– И весло есть! Хочешь, я тебя покатаю?
Она заглянула в лодку, поежилась:
– Там вода.
– Ну и что?
– Нет, я не сяду. А если она перевернется?
– Еще чего!
– Леня, перестань! Это глупо.
– Подумаешь! Что я, плавать не умею?
– Вода холодная.
– Не зима же.
Он прыгнул в лодку, а Люда осталась на берегу, села на поваленное дерево, достав из кармана орехи. Леня быстро выгреб на середину, потом направился к противоположному берегу. Обогнул озерцо и снова оказался на середине. Люда все никак не могла разгрызть орех. Перекатывала его языком во рту, пробуя то передними, то коренными зубами. Орех не поддавался.
– Вот черт, не хватало еще зуб сломать! – вслух выругалась она.
Лене стало скучно, он начал шлепать по воде веслом, крутиться в лодке. Туда все больше затекала вода.
– Леня, выгребай к берегу! – крикнула ему Люда.
– Сейчас! – Он поднялся в лодке во весь рост.
Люда все мучилась со своим орехом. Вдруг скорлупа хрустнула, она почувствовала во рту ее осколки и привкус крови. Лодка на середине озерца перевернулась, и Леня упал в воду. Она даже не забеспокоилась. Метров десять до берега, не больше. Пустяки, даже если учесть, что вода холодная. Люда не сразу поняла, почему он не выныривает. И тут заметила вбитый в дно кол почти у самого берега и тянувшуюся от него веревку. Там были сети. Рыбаки, оставившие на берегу лодку, перегородили озерцо сетями. Леня, похоже, в них запутался.
Сначала она хотела закричать. Потом прыгнуть в воду. Леня был там, под водой, и ему всего-то требовалось глотнуть немного воздуха. Люда знала, что вокруг полно дачников. Она и сама прекрасно плавала. Надо хоть что-то делать. Кричать, нырять, звать на помощь, ведь он тонет в нескольких метрах от берега, всего пара гребков, и под ногами окажется спасительное дно. Нужно поднять его голову над водой. И тут она, не вставая с земли, уткнула лицо в колени, ладонями закрыв глаза. Скорчилась и оцепенела. Бога нет.
Она не чувствовала, что лицо ее и руки мокры от слез, в горле ком, а дыхание такое прерывистое, будто это ей не хватает воздуха, будто она тонет. Казалось, что прошла вечность, а не каких-то пять минут. «Все, теперь должно быть все», – пробормотала она несколько раз подряд перед тем, как открыть глаза.
И только увидев, что на воде кроме перевернутой лодки никого и ничего больше нет, Люда поднялась и, спотыкаясь о корни деревьев, кинулась в ту сторону, где, как она раньше заметила, гуляли люди:
– Помогите! Помогите!
Двоих увидела сразу же на тропинке, выходящей из леса.
– Что случилось?!
– Мальчик тонет! Помогите!!! Похоже, в сетях запутался!
Мужчина тут же понесся к воде, сбросив куртку, нырнул. А Люда побежала к дачному поселку, отчаянно крича и собирая людей. Она не слышала своего голоса, в глазах стоял туман. Она не понимала, что плачет. Вскоре людей на берегу стало много. Всю эту суету она воспринимала как-то отстраненно. Будто это случилось не с ней. И не с ним. С кем-то другим. Кто-то сегодня утонул в озере… Она-то к этому какое имеет отношение?..
Его запутавшееся в сетях тело вытащили достаточно быстро. Какой-то человек крикнул, что он врач, и принялся делать Лене искусственное дыхание. Но Люда-то знала, что он мертв. Должен быть мертв, ведь все, что могла, она для этого сделала.
– Эх, чуть-чуть бы пораньше! – отчаянно сказал стоящий на коленях перед Ленечкиным телом мужчина.
– Надо же, какой молоденький! – выдохнула пожилая женщина.
– Это вы с ним были, да? – Люда даже не поняла, кто задал вопрос. Врач? Стоящая рядом девушка? – Он ваш родственник, знакомый? Или… вы здесь случайно?
– Что?
– Я говорю, жалко парня. Молодой.
– Да, – машинально кивнула она. – Родственник.
– Ты поплачь, милая, – жалостливо посоветовала какая-то старушка. – Легче будет.
«Да-да, я плачу, – Люде казалось, что она говорит вслух. – Все уже позади, и я плачу. Я хотела стать ему матерью. Но я не знаю, что это такое. Ни одна мать не поступила бы так. Она бы не дала своему ребенку утонуть. Или утонула бы вместе с ним. А я сидела на берегу и ждала, пока он захлебнется водой».
А потом вдруг ей захотелось крикнуть всем этим людям: «Я сделала для него больше, чем мать! Я не дала ему стать негодяем! Я его спасла!»
Она даже не сознавала, что человек, назвавшийся врачом, сует ей в рот какую-то большую, пахнущую ментолом таблетку, и все на самом деле уже кончено. Бога нет…
4
…Валентин позвонил ей на мобильный на следующий же день поздно вечером. Люда вернулась в Москву, как только были улажены все необходимые формальности. Вызвали полицию и зачем-то «Скорую». Опросили свидетелей, ее, слава богу, не тронули. Сделали какой-то укол и отпустили. Якушев уехал за Лениными родителями, и Люда впервые в жизни обрадовалась его существованию. У нее на это не было сил.
И вдруг этот звонок:
– Ты не передумала? – спросил Валентин.
– Нет.
Она вспомнила лицо мужа в тот момент, когда Леню, словно живого, осторожно несли в дом. И Люда поняла, что никакого поезда в новую жизнь не будет. Ни на юг, ни на север. Есть только поезд в один конец. На тот свет. Либо для него, либо для нее.
– Я хочу тебя увидеть сегодня, – сказала она Валентину. – Сейчас.
– Хорошо. Там же, где в прошлый раз, через сорок минут.
И хотя уже было поздно, она поехала. Терять ей больше стало нечего.
Она приехала чуть раньше. Гнала, как сумасшедшая, и все звуки слышала словно сквозь вату. Хотелось, чтобы рядом что-то оглушительно взорвалось, визжали бы тормоза, орали люди и она бы все это слышала как раньше. Чтобы мир снова стал ярким и полным жизни. Но бешеная скорость не помогла, все сторонились ее «Тойоты» и крутили пальцем у виска. Люда вылезла из машины у ворот парка, почти оглохшая. Усталая и безразличная ко всему. Даже ее ненависть к мужу куда-то исчезла.
Валентин был точен. Когда Люда увидела его, то словно бы проснулась. О счастье! Это тот самый человек, за которого она должна непременно зацепиться! Ему можно рассказать все. С самого начала.
– Валентин, – заикнулась было она после его традиционного поцелуя то ли в висок, то ли в волосы. Почти дружеского.
– Не надо, – поморщился он. – С таким лицом, как у тебя сейчас, идут на исповедь. А я не священник. Грехи тебе отпускать не собираюсь.
Они, как и в прошлый раз, пошли по аллее, и так же накрапывал мелкий дождик, только деревья были совсем уже седые, в некогда зеленых буйных гривах мелькали то золотые, то багровые пряди.
– Я просто хотела тебе рассказать, что было после того, как я…
– Умерла, да?
– Откуда ты знаешь?
– Я присутствовал на твоих похоронах. Нет, с Людмилой Сальниковой, а потом Муратовой я знаком не был. Кандидат в депутаты Госдумы Михаил Сальников привлек меня к избирательной кампании уже после гибели своей дочери в горах, чтобы я помог надлежащим образом осветить это в прессе. У меня ведь были большие связи. Вот я и пришел на это дело посмотреть. На похороны. Я лично отбирал твои фото для СМИ. И когда снова увидел твое лицо… Нет, я далеко не сразу тебя вспомнил. Живой человек – это совсем другое. Но все-таки вспомнил. Еще там, на курорте.
