Анна и Сергей Литвиновы - Коллекция страхов прет-а-порте
За окном сияло ослепительное майское утро. Бушевали воробьи, цвела сирень. По водохранилищу – оно виднелось из окна особняка – сновали скутеры.
В такие дни жена всегда говорила: «Эх, наплевать бы сегодня на эту медицину. Махнуть в лес, к соловьям…»
Антон был готов – и в лес, и на край света. Но тем они и отличались друг от друга – Ирэна, в отличие от него, никогда бы не поехала в разгар буднего дня в райские кущи. Потому что от этого пострадала бы ее работа.
Когда ей хотелось отдохнуть, она просто лишний раз тоскливо взглядывала в окно – а потом отворачивалась и начинала собираться в свою клинику. Которая, кажется, ей была куда дороже, чем он. И чем все, вместе взятые, майские деньки…
Антон часто не понимал ее. Иногда осуждал. Или даже ненавидел.
– Ты так смотришь, Антоша, будто хочешь меня убить, – говорила в такие минуты Ирэна.
Антон и правда иногда представлял – в те дни, когда женушка особенно изводила его своими капризами, придирками и недовольством: вот он вонзает нож в ее ослепительно белое тело… еще и еще… и этот запах, сладкий и тяжелый аромат крови…
– Я никогда не убью тебя, милая, – серьезно отвечал он. – Потому что люблю.
– А «любить» и «убить» – рифмуются, – усмехалась Ирэна. – И «любовь» с «кровью» – тоже…
И в этой фразе была вся она.
Жена всегда пыталась объяснять. И объясняться. Ее не устраивало, что во Вселенной полно непознанного. А уж фраза: «Как будет Богу угодно», – Ирэночку и вовсе бесила. Хотя в ее профессии (жена еще в институте решила, что будет именно гинекологом-репродуктологом), считал Антон, Божий промысел играл немалую роль – часто ведь бывает, что, сколько люди ни лечатся, а детей как не было, так и нет… Но Ирэна никогда с этим не соглашалась. Жестко говорила:
– Раз нет детей, значит, врачи причину установить не могут. Или лечат неграмотно. А высшие силы тут, Антошенька, решительно ни при чем.
Жене, понимал Антон, нравится быть богиней самой. Вершить, говоря красиво, человеческие судьбы. И с достоинством принимать поклонение облагодетельствованных людишек. Антон сам видел – и едва поверил своим глазам, как благодарная пациентка целует Ирэне руку. И та отнюдь не возражает, лишь снисходительно улыбается в ответ…
Антон никогда не сомневался, что жена однажды заиграется. Зарвется. И прогневит Бога, истинного вершителя судеб, так, что помочь ей не сможет никто, даже он…
Но до поры Ирэне везло. Чертовски. И именно ей – а не ему, мужчине, кормильцу, – все время удавалось оказываться в нужное время и в нужном месте. Они оба подавали надежды – но Антон так и остался в «вечно подающих», а жена начала очень быстро и как должное принимать настоящий успех. Любимая ассистентка у знаменитого профессора… его законная преемница… главный врач пусть в маленькой, но в популярной у бомонда лечебнице… и, наконец, – хозяйка клиники собственной – а ведь ей тогда было всего тридцать пять!
– Я горжусь тобой, Ирэна, – искренне говорил он.
Она же в ответ хмурилась:
– Пока, Антошенька, гордиться мне нечем. Клиник в Москве сотни. Конкуренция дикая. И, если ты «никакой» – в смысле, такой же, как все, – сожрут мгновенно…
– Тебя не сожрут, – заверял Антон.
– Это все слова, – вздыхала Ирэна. – Вот если бы ты мне идею подсказал…
Над идеей для клиники супруги Антон ломал голову сутками. Но первой озарило, конечно же, ее – и он, когда жена посвятила его в свои грандиозные планы, пришел в ужас:
– Ты с ума сошла! Это же незаконно. Опасно. Непорядочно, в конце-то концов. Как можно забирать яйцеклетки у ничего не подозревающих девчонок?.. И тем более их продавать?! Это ведь не по-божески. И даже не по-людски.
– Опять одни слова, – фыркнула жена. И, взглянув в опечаленное лицо мужа, смягчила тон: – Но, Антошенька, специалисты по маркетингу ведь как утверждают: жизнеспособны только уникальные торговые предложения. И у меня – как раз такое. Плюс потенциальных потребителей не десятки, не сотни – тысячи. По всему миру.
– И все равно, – покачал головой он. – Есть же какие-то моральные границы, через которые нельзя…
– А на эти твои границы мне, извини, плевать, – снова посуровела жена. И презрительно добавила: – Но ты не волнуйся. Это – мое дело. А лично ты не рискуешь ничем.
…Антон налил себе еще коньяку. Раньше он даже представить не мог, насколько это тоскливо – пить, когда напротив тебя не Ирэна, а всего лишь ее фотография. Красивое, любимое – но далекое и чужое лицо.
Человек сторонний наверняка углядел бы на фотокарточке жесткую, беспринципную, без эмоций женщину. Антон же видел непосредственную, немного взбалмошную и иногда несносную – но самую любимую свою жену…
И знал: Ирэну, как ни велика подлость того, что она делала, вполне можно понять.
В конце концов, эта ушлая, с лживыми глазами, девица, Сонька, никого не расстроила своей смертью.
Антон вспомнил, как переживала Ирэночка, когда Соня впервые явилась к ней со своими несносными требованиями, – и кулаки у него против воли сжались.
– Похоже, Антон, меня загнали в угол. Поставили мат, – сказала ему тогда жена. – У этой девицы есть наш каталог. Тот самый, секретный. И еще медицинское заключение. О том, что никакой миомы у нее не было, а вырезали ей… ну, сам понимаешь что. – Она швырнула на стол ксерокопию.
Он впервые видел страх в глазах жены – и уже за это София Перепелицына заслуживала смерти.
– Что она хочет? – спокойно спросил Антон.
– А что она может хотеть? – грустно усмехнулась Ирэна. – Девочка развитая, в кино ходит. Так что – разумеется, миллион долларов.
– Бред, – резюмировал муж.
– Или – она высылает копии всех документов в центральные газеты. И на меня подает в суд.
Ему показалось – или в глазах жены и правда заблестели слезы?
– Что мне делать? Что мне делать, Антошенька?.. – жалобно, он никогда не слышал, чтобы она говорила так безнадежно, спросила Ирэна.
«Я никогда не смогу сделать этого», – быстро подумал он. Но тем не менее твердо сказал:
– А что нам остается? Придется девку убрать…
– Как? – вскинулась Ирэна.
(Антон машинально отметил, что сама идея – убить шантажистку – у жены даже сомнений не вызвала.)
– Пока не знаю, – покачал головой он. И заверил: – Но обязательно что-нибудь придумаю. Это я обещаю.
– Правда? – просияла супруга. И в порыве лихорадочной, болезненной страсти прильнула к его груди…
И у Антона начались тяжелые дни. Точнее – тяжелые вечера. Он не мог выносить, когда за ужином Ирэночка напряженно вглядывалась в его глаза и робко спрашивала:
– Ну как?..
А он бесконечно, день за днем, отвечал, что «ситуация под контролем».
…Ирэна выдержала целых четверо суток. А на пятые – пришла домой веселая, с сияющими глазами, с запахом текилы… Прямо с порога прильнула к нему и виновато сказала:
– Знаешь, Тошенька… я хочу извиниться – но я не дождалась.
– О чем ты? – в первый момент опешил он.
И Ирэна рассказала. О том, как ей прислали приглашение на вечеринку с концертом, фуршетом и показом модной одежды: «Хотела выбросить его, а потом вдруг решила неожиданно: схожу. Развеюсь. Интуиция, верно, подтолкнула… Налей мне водки, Антоша…»
Она сделала жадный, без закуски, глоток и продолжила:
– Так вот. Приехала я туда. И прямо у входа столкнулась с этой… Сонькой. И она, гадина, меня спрашивает: «Что, Ирэна Валентинована? Услужить решили? Прямо сюда мне «бабки» привезли?» Тварь, да?
– Тварь, – согласился Антон.
– А дальше, Антоша, меня будто какие-то высшие силы вели, я просто не соображала, что делаю, честно…
…Как в тумане, Ирэна подошла к столу, где уже был накрыт фуршет. Аккуратно опустила в сумочку столовый нож. И отправилась за кулисы.
Пройти на служебную территорию было легко: «Оказывается, Антоша, нужно просто шагать уверенно. И тогда охранник тебе даже слова не скажет. Наверно, он меня за режиссера-постановщика или кого-нибудь в этом роде принял».
– Ну, а дальше – элементарная логика. Раз кулисы – значит, там полно подсобок, где можно переждать. И физиология: перед показом девица наверняка волнуется, мочевой пузырь распирает. Можно не сомневаться: обязательно в туалет пойдет…
– Ирэна… – выдохнул Антон.
– Ты считаешь, что я – сволочь? – пристально взглянула она.
И он сказал правду:
– Нет, Ирэна. Я тобой восхищаюсь.
– А больше тебе ничего и не остается, – с долей презрения отреагировала она. И тут же вернулась к нормальному, даже виноватому, тону: – Только, видишь ли, Антон… Соня, конечно, мертва. Мертвей некуда. Но проблему я все равно не решила.
– Почему?
– Потому что эта девка, оказывается, подстраховалась. Сообщника себе нашла.
– Почему ты так думаешь? – Он изо всех сил старался выглядеть хладнокровным.
