Татьяна Устинова - Сто лет пути

Тут он встал и растерянно пригладил волосы и сказал сам себе с удивлением:

— Не может быть. Да ладно. Все равно доказать ничего нельзя. Не докажут они ничего.

— Зачем Ломейко зарезал? Делиться не хотел?

— Да он дурак, — махнул рукой Борис. С досадой махнул. — Совсем дурак, голимый. Я ему наобещал сенсацию, ученые-историки раскрыли неизвестный заговор девятьсот шестого года! А он все хотел научной славы, особенно после того, как ему Шаховской диссер не дал защитить. Ученый!.. Твою мать!.. Великий знаток русской истории!..

— Зарезал за что?

— Да ни за что! Я сам не ожидал, понимаете? Я эту створку отковырял, а там… чашка. Она в тряпку была завернута, но уже по весу я понял, что она… не пустая, — Борис прикрыл глаза, вспоминая. На лице у него был восторг. — Я подумал, неужели правда? Все правда?! Неужели я богат?! Мне бриллианты достались, которыми тот Шаховской террористов подманивал! А Павлик стал лезть ко мне, понес, что это его, в музее, значит, на его территории, он со мной готов поделиться, конечно, но в правильном соотношении… Ну, я тем же ножом, каким створку отковыривал, его и…

Он перевел дыхание.

— Не докажете вы ничего.

— Нож куда дел?

— Нет ножа, и не найдете, не старайтесь.

— Не буду стараться, — согласился Никоненко. — Бриллианты куда дел?

Борис посмотрел на него и вдруг растерялся.

— Ну, понятное дело, — опять согласился Никоненко. — В Гохран не сдал, в Грановитую палату не отнес. Дома у тебя сокровища нации-то?.. В унитазном бачке? А то еще в морозилку любят класть, в фарш замороженный, милое дело тоже.

— Значит, какие-то документы все же были, — под нос себе пробормотал Шаховской. — Заговор не мог пройти совсем бесследно.

— Да отстань ты с документами, Дмитрий Иванович! У нас тут все так кучеряво складывается!

— Не нашли бы меня никогда, — твердил Борис. — Ни имени, ни фамилии никто не знал, кроме Павлика, а его я… Нужно было сразу и тетку тоже, но жалко стало. Она добрая и несчастная. Всю жизнь одна, кошки у нее. Тоже все богатство хотела получить. Не злодей же я какой-то…

— Не помогло бы, и если б ты тетку порешил, парень. Ей-богу, не помогло бы. Профессор, вишь ты, с батюшкой из храма Знамения иконы Божьей Матери беседу проводил и розыск осуществлял на его территории. А батюшка про тетку твою и про то, что она бриллиантов каких-то в особняке доискивалась, знал хорошо и от профессора не утаил. Мы бы стали тетку искать, нашли бы труп, а там и до тебя недалеко. Племянник у ней Борис Викторов. И профессорский выученик, большой дока по исторической части опять Борис Викторов. Нашли бы. Может, не сразу, но точно нашли бы.

— Вот именно, что не сразу. Я бы уехал, может быть. Успел бы.

— Это может, — согласился Никоненко. — Ты письма-то зачем на трупе бросил? Дурак, что ли? Мы бы про бриллианты и не узнали никогда, и Шаховского я не стал призывать, если б не письма!

— А я даже не посмотрел, — признался Борис устало, — что там за письма. Вот правда в голову не пришло! И вообще после того, как Павлик, дебил, ко мне полез и пришлось его…

— Зарезать, — подсказал Никоненко безмятежно.

— Я потом плохо соображал. Я камни в карман высыпал, нож забрал и ушел тихонько.

Тут он опять сел на ближайший стул, потер лицо и спросил Шаховского:

— Что теперь будет, Дмитрий Иванович?..

— Я не знаю, Боря.

— Но я же… достоин большего! Правда достоин! Чем крошки с вашего стола подбирать, статейки кропать и ждать, когда меня начальником сектора сделают! Я умный, я все могу. У Павлика папаша миллионер, а сам он из помойки! Это же несправедливо! Он без ошибок писать не умел, а музеем заведовал и на «Мерседесе» катался. У меня бы все получилось, если б не вы!.. Что вы со мной сделали?! Что со мной будет?!

— Суд будет, — сообщил Никоненко. — А покамест доказательства соберем, помолясь, камушки изымем, под протокол все запишем. Ты че, думаешь, убивать можно, а отвечать не обязательно?.. Так не бывает, парень. Вон, спроси у профессора своего про исторический процесс — все последовательно, все по правилам. Есть преступление, значит, быть и наказанию!..

Он прошагал к двери, распахнул и приказал привычно и деловито:

— Забирайте.

На это Шаховской не стал смотреть, и Никоненко не стал смотреть тоже.

…Вдвоем, профессор и полковник, вышли на университетское крыльцо и сбежали вниз. Профессор по левому полукружью ступенек, а полковник по правому. Снег шел, отвесный, плотный, и не таял. Деревья и лавочки в сквере все стояли заснеженные.

— Такие дела, — молвил Никоненко, натягивая перчатку.

— Плохая у тебя работа, полковник.

— Собачья, — согласился Никоненко. — Ты куда сейчас?

Шаховской кивнул в сторону Охотного ряда.

— Пойдем, провожу.

Некоторое время они шли молча, сторонясь толпы на Моховой.

— А кто такой Шаховской? Ну, не ты, а другой? Из Первой Думы?

— Я тебе говорил. Секретарь председателя, депутат. Очень знаковая фигура.

— Родственник?

— Нет, не родственник.

— Да ладно тебе, Дмитрий Иванович! Чай, не тридцать седьмой год! Нынче родственные связи с князьями — самое почетное дело.

— Он мне не родственник. Просто еще один Шаховской. То есть другойШаховской. Это… — Дмитрий Иванович помахал рукой неопределенно и поддернул на плече ремень портфеля, который все норовил съехать. — Это согласование времен, понимаешь?

— Не, не понимаю.

— Я и сам не очень понимаю. Но время сделало петлю. Они жили там и тогда, а мы здесь и сейчас. Иногда мне кажется, что они — и есть мы.

Никоненко подумал.

— Ну, ты загнул.

— Да, да, непонятно. Мне тоже не очень понятно!.. Они старались работать, и мы стараемся. Они старались улучшить жизнь, и мы стараемся. Они преодолевали трудности и сдавали экзамены, и мы тоже. У них не получалось, у нас не получается. Иногда получается.

— Редко, — уточнил Никоненко.

— Редко, — согласился Шаховской. — У нас все еще есть шанс что-то исправить. Он у нас есть, потому что были они, и мы знаем, что именно у них не получилось.

— Да ну тебя, Дмитрий Иванович! Ты меня запутал совсем!

— У меня настроение плохое.

— Я понимаю. Ученик, и такую фигню отчебучил!

Шаховской посмотрел на часы, он опаздывал просто по-свински.

— Мне нужно бежать, Игорь. Да, и я женюсь на Варваре.

— Иди ты!..

— Она согласилась, родители тоже, — скороговоркой закончил Дмитрий Иванович. — Ты тоже лучше соглашайся, чтоб не портить картину.

— Как, и отец ее в курсе?!

Шаховской кивнул.

— Он же генерал, его все управление до смерти боится!

Профессор пожал плечами.

— Смотри, а ты прыткий какой, Дмитрий Иванович!

Шаховской махнул рукой.

В бюро пропусков он долго возился с паспортом, списками, предоставлял собственную физиономию для сличения ее с физиономией на фотографии, извлекал из карманов ключи, рассеянно вспоминая, где может быть его машина, ждал, когда портфель торжественно проедет через просвечивающий аппарат, ловил его, все как обычно.

— Ба! — сказал над ухом знакомый насмешливый голос Ворошилова. — Опаздываете, профессор?.. Ну, раз опаздываете, значит, все хорошо. Вот если бы вы хоть раз не опоздали, я бы подумал, что время пошло вспять, солнце взошло на Западе и Колумб вскоре приплывет открывать Россию.

— Бог с ним, с Колумбом, Петр Валерианович.

— Вы думаете?

Двери лифта распахнулись, они вошли в кабину.

— Что-то у вас лицо не радостное, Дмитрий Иванович.

— День сегодня трудный.

— Трудный, — согласился Ворошилов серьезно. — Вообще, нам бы не опаздывать. Конец года, работы полно, неясностей много!..

— В этой вашей Думе, — от души сказал Шаховской, — всегда работы полно. И неясностей много. Так с девятьсот шестого года повелось.

…И тут у него зазвонил телефон, как всегда в самый неподходящий момент.

— Дим, — озабоченно сказала в трубке Варвара, — Никоненко просил передать, что из Питера коллеги будут звонить. Им нужна консультация по Таврическому дворцу, где твоя Первая Дума заседала. Подробностей я никаких не знаю. Поедем в Питер, Димка?.. Ты мне покажешь, где все начиналось!.. Это так интересно.

— Конечно, поедем, — ответил Шаховской. — Видишь, как хорошо, что ты согласилась за меня выйти замуж!

Ворошилов сделал страшные глаза, улыбнулся и пошел вперед.

1. «Думы Таврического дворца», А. Алешкин, А. Калмыков;

2. «Перводумцы», под редакцией А. Кара-Мурзы;

3. «Воспоминания. То, чего больше не будет», А. Тыркова-Вильямс;

4. «Из моего прошлого», В. Н. Коковцов;

5. «Воспоминания: из бумаг С. Е. Крыжановского, последнего государственного секретаря Российской империи», под редакцией А. Лихоманова;