Мистик Томас Свит - Евгений Александрович Козлов
У всякого творения есть два или более исходов, дар, хранение и уничтожение. Поначалу мистер Мун снискал двоякое употребление своих сочинений, теперь же подошел черед третьего. Это всегда происходит во время разочарования, понимания бесталанности своих трудов, либо из-за отделения лучшего от худшего. Астерий решил в один короткий как мысль миг сжечь все бумаги, исписанные и только начатые, безжалостно истребить, дабы покончить с тем непосильным грузом. Оказывается, он писал для нее, хотя многие могут предположить, что для себя, просто так, на самом деле желание произвести впечатление, имело не последнюю роль, его книги это дневник всех переживаний, чувств, это тайник его сердца. Мы всегда делаем что-либо, для кого-то, даже если не осознаем этот неоспоримый факт. А когда человек уходит?
Несколько часов мистер Мун просидел в меланхолии, смотря на белоснежный лист бумаги, рядом горит одна свеча, огонек отражается в стекле, чуть колышась, глаза поэта то вспыхивают, то потухают. Кажется, он видит необъятные сказочные миры и вновь видит тень одиночества, что своей холодной рукой замораживает сердце, ни одной строчки, буквы, он так и не смог написать, он опустел. Наступил кризис, что значит суд, свершился над самим собой, чувство высвобождения пропало, всё потеряло смысл, предстало кучей хлама. Воображение, столкнувшись с упрямой действительностью, потерпело крах, столкнувшись с реальностью, сковала правдой, связала режущими слух приговорами.
Посмотрите на окружающих и увидите, как каждый мнит, возвышает себя, считает что достоин почитания и уважения, заслуживает того чтобы с ним говорили, слушали, любили, будто маленькая крупинка золота в мутном песке. Безусловно, все мы уникальны, каждый имеет свое место, предназначение, выбор, и в отношении с людьми нужно всячески это подчеркивать, находить индивидуальность, то, чего нет в других. К примеру, вы решили приготовить рис, вот два действа, необходимо положить в воду крупу, первый способ – сразу высыпать одной общей массой, второй способ – брать по зернышку, так дольше, зато вы осмотрите, продумаете каждую, каждого человека, таково самое оптимальное отношение к людям. Но, взгляните, сколько гордости, будто сооружаются при жизни памятники, сколько желания понравиться, дабы потешать себя мыслью о знатности, они придумали жизненный путь, по которому слепо движутся, боясь придумать нечто новое, страшатся выйти за пределы рамок, что моментально приведет к непониманию, неодобрению, осуждению, тех, кто прежде поддерживал. Страшно?
Растопив камин сухими поленьями, Астерий мирно уселся возле огня, день пролетел незаметно, белый лист так и не вкусил чернил. Собрав свои записи в определенные стопки, он по странице без доли сожаления бросал их в пламя, что медленно, но верно уничтожались, превращались в пепел, в прах. Можно все разом сжечь, однако камин не выдержит столь чудовищной нагрузки, тогда может сгореть не только бумага, да и какое тогда из этой сцены таинство. Как на исповеди мы говорим, каемся в каждом грехе, перечисляя их, начиная с самых тяжких, так и мистер Мун, в порядке очереди отправлял свои рукописные мысли в последний путь. Теряя с очередным кусочком частицу себя.
И чтобы люди не говорили, как бы ни любили или ненавидели свою жизнь, мы ищем бессмертие, зачастую это стремление “вечного земледелия” заключается в продолжение рода, думаем, что наши дети будут помнить о нас, затем внуки, правнуки, будет составлено семейное древо, да и кровь ваша расселиться по миру, и будет жить; еще один поиск бессмертия обусловлен заключением своей души, то есть своих размышлений, всего духовного в нечто вещественное, например, в книгу, вас будут читать веками, и имя ваше будут произносить вслух еще не раз; не стоит загадывать, ведь мы не знаем будущего, родим ребенка, будем надеяться на то, что он продлит род, подарит внуков, но вместо этого он уйдет в монастырь, примет обет безбрачия и ваша мечта рухнет, сын ваш умрет не оставив потомков и о вас забудут; напишите книгу, но ее запретят, или она окажется неинтересной, скучной, не подходящей под нынешнее время и всё, вы смертны.
Beati paupers spiritu, quoniam ipsorum est regnum caelorum (Блаженные нищие духом, ибо им принадлежит царство небесное), чем дальше, тем ближе он подходил к сей истине.
Стемнело. Огонь в камине работал не покладая рук, вернее углей и пучков пламени. Запас творений иссекал, внутренний мир пустел, казалось вот-вот должно произойти нечто важное. В полумраке ночи, тускло горело всего одно окно, некоторые горожане выглядывали и сонными глазами смотрели сквозь стекло, говоря про себя – “Должно быть мистер Мун вновь пишет, сколько же терпения ему нужно. Он вообще когда-нибудь отдыхает?” – спрашивали они у луны, но она слыла молчанием, сияла в виде золотой броши, слегка посмеиваясь над не спящими людьми, над тем как они заблуждаются.
Глава третья
“Разве можно считать человека сумасшедшим лишь за то, что он видит то, чего другие не видят, то, что они не желают видеть, но о чем забыли, и то, о чем молчат”.
Комната стала наполняться дымом, несильно, но запах не оставил выбора, ему пришлось распахнуть окно. Осенняя пора на удивление веяла прохладой, дождей не так много, зато понижение температуры мучило горожан, особенно бедняков. Мы всегда недовольны погодой, что ж, нам не угодить, как и для урожая, или слишком много солнца, либо слишком мало, засуха, безветрие, наводнение, ураганы вырывающие побеги с корнем, всегда есть к чему придраться. И когда нас спросят, почему мы не поступили по-доброму, почему именно так, найдем кучу оправданий, помешало то-то, не оказалось того-то и тому подобное, не привыкли мириться с тем, что дается, и порой не хотим задуматься над нравственностью решений. Астерия мало волновали капризы природы, дым рассеялся под натиском свежего, хотя и городского воздуха. Впрочем, у него наступил некий эпилог, огонь почти погас, а в руке его последний листок, примерно до пяти часов он с добросовестностью палача избавлялся от своих творений, и вот, стоит бросить бумагу в угли, и, можно попрощаться…но, что-то не дает ему привести свой приговор в исполнение. Он прочел заглавие и оцепенел, одно слово, не позволяющее