Тьма знает - Арнальдур Индридасон
– И что? По-твоему, решить дважды два – это то же самое, что бросить человека в тюрьму?
– Его убил Хьяльталин. А ты запорол все расследование. Других подозреваемых ведь и не было. Смирись уже с этим. А Линда была соучастницей. Он у нее в тот вечер не был, как она сейчас утверждает. Врет она. Они оба хотели разделаться с Сигюрвином. Он хотел отомстить, а она, убрав мужа, осталась с прибылью. Все эти годы они скрывали, что были в сговоре, и после этого не могли нигде показываться вместе. Но они как будто не все продумали до конца – в нашей-то маленькой стране. А все остальное у них шло как по маслу. На месте Марты я бы ее уже давно в тюрьму законопатил!
Внутри у Конрауда бурлила ярость.
– Хьяльталин тебя очаровал, и нам всем это известно, – продолжал Лео. – Не знаю, как ему это удалось, но он нашел к тебе подход, у тебя отказала логика, и ты его отпустил. Он с ней тебя одурачили, Конрауд. Провели как младенца!
– Перестань горячку пороть! – воскликнул Конрауд, вне себя от гнева.
– А ну, замолчи! – сказал Лео, отпихнул его и толкнул тяжелую дверь в здание масонской ложи.
– А может, когда его сбили, ты выпивал, и тебе было неохота заниматься этим как следует? – спросил Конрауд. – Тогда понятно.
– Заткнись! – прошипел Лео, побагровев.
– Ну, хорошо тебе повеселиться в своей ложе! – крикнул Конрауд. И в ту же секунду дверь захлопнулась.
44
Последнее, что они делали вместе – ездили на Сельтьяртнарнес наблюдать лунное затмение. Тот год был богат всплесками сейсмоактивности и необычными природными явлениями. Маленькое миленькое извержение на Фиммвёрдюхаульс было лишь предвестником другого, гораздо более масштабного извержения на Эйяфьятлайёкютле, парализовавшего авиасообщение во всей Европе. Оно сопровождалось обильными выпадениями пепла и наводнениями. Завершился год лунным затмением рано поутру под зимний солнцеворот. Эртна лежала дома, прикованная к постели, но потребовала свозить ее посмотреть затмение – и Конрауд, как всегда, поспешил исполнить ее желание.
Она стала очень слаба, и Конрауд помог ей дойти до машины. Он заранее прогрел машину печкой, потому что холод в том декабре был пронизывающий. Ветер какое-то время дул с севера, мороз сковал плотным покровом улицы и площади. Промерзшая земля хрустела под ногами. Небо было ясным, и они четко видели полную луну, плывущую высоко в западной части небосвода, пока ехали вниз с Ауртунской горки. На луну начала наплывать красноватая тень Земли, и когда они въехали во мглу на мысу, ночное светило заволокло необычным красным мраком.
Он не стал заглушать мотор джипа, потому что хотел оставить печку включенной, но фары погасил. На мысу они были не одни. Другие люди тоже уехали подальше от ярких городских фонарей, чтоб посмотреть затмение. Кое-кто установил у себя на машине небольшой телескоп и навел на луну. Другие, не боящиеся холода, стояли впереди на приливной полосе. Вокруг джипа завывал ветер. Чем дольше они сидели, привыкая к темноте, тем лучше раскрывалось перед ними звездное небо – море света из глуби времен.
– Хочу на улицу, – попросила Эртна.
– Эртна! – возразил Конрауд.
– Мне нужно на улицу.
– Эртна, там слишком холодно. Не надо было тебя сюда привозить.
– Я ненадолго. Ну, пожалуйста. Совсем на чуть-чуть. Через стекло машины смотреть на затмение смысла нет.
Он сначала колебался, но в конце концов уступил ей и вышел из джипа. На нем была теплая зимняя куртка, а на голове шапка. Эртна также была укутана в теплую куртку, на ней были шапка с наушниками, хороший шарф и теплые варежки. Конрауд открыл пассажирскую дверь, обнял Этну, вывел ее из джипа здоровой рукой и повел на приливную полосу. Там он усадил ее и попытался укрыть от северного ветра. Из темноты доносился шум прибоя. Эртна долго глядела на луну, превратившуюся в темно-красную розу на ночном небосклоне. Впервые с тех пор, как она рассказала Конрауду о своей болезни, он увидел, что она плачет.
Он взял ее на руки и понес ее слабое изможденное тело назад в машину. Двигатель он не выключал, так что в джипе было тепло и уютно. Он осторожно усадил Эртну на переднее сидение.
– Спасибо, Конрауд, спасибо за все, – еле слышно произнесла она.
Они продолжили сидеть в машине, и ветер выл вокруг нее, и на мыс приезжали все новые желающие посмотреть, как курсируют по своим древним орбитам небесные светила. Тень утратила свой красный цвет, потемнела и поползла дальше по лику луны. Круглый силуэт Земли стал медленно-медленно опускаться, пока не превратился в крошечную дугообразную полоску и не скрылся с глаз, и луна вновь не стала целой.
Когда на рассвете они собрались домой, Эртна сказала, что лунного затмения под солнцеворот не бывало с самого семнадцатого века и не предвидится в ближайшие сто лет. Она была тронута тем, что они провели вместе тот миг, когда время было разом и днем, и вечностью.
Конрауд вывел машину со стоянки задом. Эртна крепко спала: подействовал морфий. Он не спеша поехал домой, а когда припарковал машину у их дома в Аурбайре и собрался помочь супруге выйти, она уже была мертва. Конрауд долго сидел в машине неподвижно и лишь потом осторожно расстегнул на ней ремень безопасности, на руках внес ее в дом, положил на кровать и сказал ей то, что забыл сказать в машине по дороге домой: как описывается луна в одном стихотворении: это пряжка ночи, подруга влюбленных.
Тот день был самым коротким в году – и при этом самым длинным в жизни Конрауда.
Длился он всего четыре часа двенадцать минут.
И целую вечность.
45
Ее звали Паулина, работала она водителем такси и была задержана за езду в состоянии алкогольного опьянения на улице Фраккастиг в тот вечер, когда сбили Вилли. Через два года ее лишили прав за наезд на пешехода, которого она к тому же оставила лежать на дороге без помощи. Через некоторое время после наезда ее застали дома, и она созналась во всем. Количество алкоголя у нее в крови зашкаливало. Она отправилась лечиться от алкоголизма и с тех пор не прикасалась к спиртному.
Так она рассказала Конрауду – и явно гордилась тем, что ей потребовался лишь этот единственный «пинок», а так она справилась со своей зависимостью более-менее самостоятельно. Она почти не ходила на собрания «Анонимных алкоголиков», от силы два раза, не общалась ни с каким куратором. Конечно, порой у нее возникало желание, ведь у