Кто убил бабушку? - Фредерик Браун
Наконец-то некоторые вещи стали обретать смысл. Ренвуд тысяча двести восемнадцать находится совсем недалеко от дома Венги, всего в двух кварталах. Но не в сторону центра, а, наоборот, от центра к окраине. Вот почему я не нашел этот бар, когда искал между домом Венги и центром города, где меня видел Уолтер Смит.
Значит, я оставил Венги в десять часов и решил — совершенно правильно — напиться. Но пить одному мне не хотелось, и я, зная, что совсем недалеко живет Гарри, направился к нему, чтобы он составил мне компанию. Поэтому я и появился у него так скоро: минут в пять или десять одиннадцатого.
— Послушай, а я случайно не рассказывал, где был до тебя?
Глядя мне в глаза, Гарри улыбнулся:
— Ты никогда не сделал бы этого, Род. Ты — благородный рыцарь… Ты ко мне пришел пешком. Я в этот момент случайно стоял у окна и видел, как ты подходил к дому и откуда. До того, как нам отправиться в тот бар, я дал тебе пару бумажных салфеток и поставил перед зеркалом, чтобы ты стер с лица губную помаду. Может, мне еще что-нибудь добавить и сказать прямо, откуда ты явился?
— Нет, не надо.
— Очень хорошо, значит, никаких имен. В любом случае я смею предположить, что ничего страшного не случилось, кроме следов от губной помады. В противном случае ты бы не пришел ко мне так рано, всего в десять. Полагаю, что у вас что-то разладилось.
— Давай лучше поговорим о том, что случилось после того, как я явился к тебе, Гарри. Мы сразу отправились в бар?
— Я думаю, минут через десять после твоего прихода. Я не собирался так рано ложиться и решил немного почитать на ночь. Конечно, одет я был по-домашнему, в пижаму.
— Ты переоделся и пошел со мной?
— Ты был в плохой, в очень плохой форме, Род. Если кому-то в компании в тот поздний вечер и нужно было хорошенько выпить, то это был ты, дружище. Ты был просто… как бы тебе это сказать… не в себе. Излить душу ты тоже не очень-то стремился. Конечно, я понимал, что именно тебя так угнетало — это твой развод. На следующий день его должны были окончательно утверждать в суде. Признаюсь, я был даже несколько озадачен тем, что произошло между тобой и Вен… О черт! Я почти назвал ее имя, а ведь мы договорились никаких имен не называть!.. Короче, что-то не сработало, разладилось, произошло между тобой и этим твоим «новым болеутоляющим средством», и ты решил прибегнуть к спиртному — утопить горе в вине.
— Я был здорово пьян, когда вошел в твой дом?
— Да я бы так не сказал. Конечно, ты выпил, но не так чтобы очень… Ты был, как мне показалось, в той фазе, когда обычно человек начинает чувствовать себя слегка обалдевшим, веселеньким, так сказать. Для тебя, человека, выпивавшего весьма умеренно, такая фаза в десять вечера показалась мне весьма странной.
— Ты сказал, что я не хотел говорить о своих невзгодах. Тогда о чем же я говорил?
— Битых десять минут ты, как помнится, распространялся об автомобилях, особенно о своем «линкольне». В это время он стоял где-то в мастерской на ремонте. Если мне не изменяет память, тебя вроде бы кто-то приложил, когда ты оставил машину на обочине. Я не страдаю автомобилеманией — у меня и машины никогда не было, — но тебе очень посочувствовал, задал тебе массу вопросов, мне очень хотелось разговорить тебя. И это сработало, правда ненадолго. Вдруг, как-то внезапно, ты замолчал, мне показалось, что у тебя иссякли слова, и ты все свое внимание устремил на выпивку. Мне уже не удавалось вытянуть из тебя ни слова, кроме односложных «да» и «нет», хотя я задавал и задавал бесчисленные вопросы, стараясь как-то вывести тебя из этого состояния.
— Сколько же я выпил?
— Много, но я не считал. А что, тебе важно это знать? Тогда я постараюсь вспомнить, подсчитать…
— Да нет, не надо. Это абсолютно не имеет значения.
— Мы с тобой сидели на высоких табуретах у стойки, и ты попросил бармена оставить на стойке бутылку виски. Ты почему-то очень торопился пить, ты глотал стакан за стаканом с такой скоростью, как будто не хотел терять время на просьбы налить еще, и наливал себе сам. Причем пил виски чистым, не разбавляя водой. Бутылка с содовой так и осталась стоять нетронутой.
— Господи!
— Я делал попытки сдержать твой темп. Но потом, поразмыслив, отступил. Еще немного тут посидим, думал я, и можно будет отвести тебя к себе и уложить. Ты заснешь, так как твоя боль, твое страдание будет приглушено огромным количеством спиртного, и остаток ночи проспишь спокойно. Но вдруг ты резко перестал пить, причем по собственной инициативе, и, посмотрев на меня, сказал, что тебя осенила некая грандиозная идея.
— Какая идея?
— Ты не сказал. Но около одиннадцати эта идея, видимо, начала принимать более четкие формы и, наверное, завладела тобой полностью. Сославшись на какие-то срочные дела, о которых ты будто бы только что вспомнил, ты как ошпаренный выскочил из бара. Последние десять минут мы сидели молча, ты не проронил ни слова, поэтому я не имел ни малейшего представления о том, где витали твои мысли. Тем не менее ты как-то заметно повеселел, и я подумал, что вряд ли в таком состоянии тебе придет в голову отправиться домой и порешить там кое-кого. Поэтому я и не стал особенно спорить и возражать. Не верил я и в то, что ты решил вернуться к… месту, где испачкался губной помадой; однако, признаюсь, подумал, что именно это было бы сейчас для тебя наилучшим выходом.
— Ты хочешь сказать, что я ушел из бара, даже не извинившись? И это после того, как я заставил тебя отказаться от отдыха, одеться и составить мне компанию?
— Ну что ты говоришь?! Конечно, ты извинился и даже заплатил за выпивку! Но ведь не из-за этого же ты выскочил из бара как ненормальный! Я хотел вызвать такси, но ты отказался наотрез, сказав, что хочешь немного пройтись пешком, чтобы хорошенько проветрить мозги.
Можно было предположить, что я внезапно решил отправиться в дом бабушки Таттл, по времени все