Блондинка в Париже - Наталия Станиславовна Левитина
Откуда Насте было знать, что её анонимные признания в сети были украдены ловкой американкой и переделаны в книгу. И в парижском кафе эта книга попала не к кому-нибудь, а именно в мои руки…
***
Директор репродуктивной клиники, так и не получивший вовремя свои долбаные криозамораживатели, до такой степени замучил меня, что мне хотелось раздобыть где-нибудь хотя бы один криозамораживатель и сунуть туда его яйца.
Во вторник он в очередной раз до меня добрался.
— Знаете, Елена Владимировна, так дела не делаются, — обиженно заявил он в трубку. — Вы меня подвели. Я надеялся найти в вашем лице надёжного поставщика, а вы не выполнили первый же заказ. Я не буду иметь с вами дело.
Вот такие гадости приходится выслушивать!
— Давайте я к вам сейчас подъеду, — устало произнесла я.
— И привезёте криозамораживатели? — обрадовался директор.
— Нет, они так и не поступили. Но мы придумаем, как компенсировать нанесённый вам непоправимый моральный ущерб.
— М-м-м, — пожевал губами директор. — Хорошо. Подъезжайте.
В багажнике — несколько бутылок коньяка в красивых коробках с золотыми буквами. Константинов отстегнул с барского плеча, ему подарили целый ящик. Придётся пожертвовать бутылочкой.
Репродуктивная клиника устроила офис в спальном районе, в двух кварталах от Настиного дома. Когда мы заключали договор, я подъезжала к клинике из центра города, но сегодня на проспекте стояла бесконечная пробка из-за двух ДТП, и пришлось объезжать её по той самой дороге, где погибла Изабель. В стремительном потоке других машин мой автомобиль пронёсся мимо рокового места. А в серой пятиэтажке, расположенной вдоль дороги, я побывала неделю назад — в компании алкоголика Алексея…
Во дворе припарковаться не вышло. Уровень жизни россиян планомерно ухудшается, это видно невооружённым взглядом. Мне так и не удалось впихнуть мой джип в плотный ряд из «порше» и «ауди» последней модели. Поэтому объехала дом и стала искать местечко с внешней стороны, на длинной аллее, обсаженной тополями и шиповником и засыпанной жёлтыми листьями. Тут тоже всё было заставлено автомобилями. Я медленно двигалась вдоль шеренги машин, открыв окно и прислушиваясь к шороху листвы под колёсами. В лобовом стекле играло солнце. Встречаться с нервным директором клиники вовсе не хотелось.
И вдруг… У меня остановилось дыхание. Слева, в плотном ряду машин, припаркованных между тополей, я увидела знакомый номер. Это был белый «ниссан», слегка запылившийся. Джип стоял, упёршись капотом в кусты шиповника, как, впрочем, и все другие автомобили на этой стихийной парковке.
Не веря своим глазам, я остановила машину и десантировалась. Постояла рядом, огляделась. Сзади меня, по дороге неслись машины, пахло горячей пылью и асфальтом. Аллея была отделена от проезжей части синим металлическим забором. Я протиснулась сбоку от «ниссана» — в узкую щель между ним и серым «опелем», вытирая борта автомобилей моим красивым платьем, и наклонилась вперёд, рассматривая передний бампер машины.
Он был деформирован, и мне показалось, что я вижу пятна крови. Куст шиповника скрывал повреждения от постороннего взгляда…
Неужели автомобиль простоял здесь с апреля? Тогда он хорошо сохранился. Его не разграбили, не растащили на запчасти. Он самостоятельно мылся под летним ливнем и осенним дождём и выглядел так, словно владелец забыл его на парковке не слишком давно. Может, хозяин вот-вот выйдет из дома и сядет за руль «ниссана».
Да, лучший способ спрятать вещь — бросить её на видном месте.
Настя оставила автомобиль в паре кварталов от места преступления. И фокус удался — доблестная полиция до сих пор так и не смогла разыскать «угнанный» от подъезда автомобиль.
Если, конечно, они вообще его искали…
***
А я и не искала, однако нашла.
Вот оно, орудие убийства — белый джип с бампером, заляпанным кровью несчастной жертвы… И если удастся прочитать Настин дневник, где она откровенно пишет о своей ненависти к Изабель, то можно отдать мою помощницу на растерзание следователю.
Но я не хочу!
Почему именно я должна это делать?
Во-первых, я не обязана выполнять чужую работу. Во-вторых, не хочу признавать, что целый год рядом со мной под маской сентиментальной толстушки находилась ядовитая змея. Она улыбалась, делала мне маникюр, говорила комплименты, возила на машине… Вот я и расслабилась. Расслабилась до такой степени, что даже стала называла её подругой. А теперь не могу соединить два этих образа — моей миленькой пышки и хладнокровной убийцы… Она безжалостно направила автомобиль прямо на женщину, заменившую ей мать…
Кто — Настя?
Да ни за что не поверю!
Это полный бред!
Но что делать с белым «ниссаном»? Со свидетельством Алексея? С книгой «Наука ненависти» и Настиным сетевым дневником?
…Наверное, с полчаса я просидела в машине. Хотела понять, как мне выпутаться из этой ситуации с наименьшими моральными потерями. Через полчаса задымились микросхемы, и срочно потребовалось на кого-нибудь наорать. Для этих целей у меня припасена Настя, она всегда под рукой. Её можно пилить, шпынять, срывать на ней плохое настроение… Она будет выразительно закатывать глаза, вздыхать, а потом улыбнётся и скажет: ну ты и злючка, но я всё равно тебя люблю!
Но так было раньше.
Теперь всё изменилось.
Издевательства тётки Настя тоже терпела довольно долго, но сколько верёвочке не виться…
— Толик, привет! Ты восстановил текст? — рявкнула я в телефон. — Толик, ау! Ты спишь, что ли?
— Нет ещё, — глухо ответил программист. — Пока не получилось. Елена Владимировна, а где вы скопировали этот файл? Этого вашего… как там… Достоевского… А вы не могли бы ещё раз скопировать? Я тут подумал… Я смог бы обойти защиту по-другому. Но мне нужен неповреждённый файл.
— Что тебе действительно нужно — это неповреждённая морда лица, — яростно прогавкала я. — А ты скоро лишишься этого атрибута.
— Чего? Елена Владимировна, что-то как-то вы всё сложно говорите… Так скопируете?
Вот негодяй!
Мне потребовалось провернуть хитроумную военную операцию, чтобы раздобыть этот файл. Я не буду опять набиваться к Насте в гости и гнать её в магазин за соком.
— Толик, у меня нет <…> возможности скопировать этот <…> файл. Ты уж <…> постарайся восстановить <…> из пепла то, что ты <…>! — вежливо попросила я.
Как выяснилось, нецензурную лексику Толик понимает очень даже не плохо.
— Я всё сделаю, Елена Владимировна, — испуганно промямлил он. — Вы только не нервничайте.
— Вот и сделай! Сколько можно ждать, пока ты исправишь свой косяк! Ты угробил мой файл в воскресенье, а сегодня уже вторник.
— Правда? Хорошо, я постараюсь.
Да он, наверное, с
