Ночь накануне - Уэнди Уокер
— Совсем чуть-чуть и побыстрее, ладно? — занервничала она.
С тем же боевым кличем Роузи ворвалась в гостиную, обежав комнату по кругу. Открывала двери спальни, ванной комнаты, туалета, гардеробной, зовя ее по имени.
Лора!
Гейб преспокойно стоял в прихожей вместе с соседкой и ее собакой. Роузи уставилась на них, осознавая неизбежное, потрясшее ее до мозга костей. Они нашли женщин, знавших этого подлеца. Выяснили, где он живет. И сейчас она здесь, где должна быть — или была всего пару часов назад, — ее сестра. Однако нет ничего: никаких признаков, что Лора была здесь, ни следов отчаянной борьбы, ни даже бокалов в раковине.
— Здесь убирают по пятницам, — сказала соседка. — Хотите, скажу название компании?
Гейб что-то сказал. Соседка ответила и достала телефон. Он вытащил свой. Однако его действия уже не имели смысла. Если бы уборщики заметили что-то подозрительное, они бы вызвали полицию. А если они не увидели ничего особенного в испачканном помадой стакане или каплях крови на полу, они все вымыли, навеки уничтожив улики. Все свидетельства пребывания здесь Лоры исчезли.
— Гейб! — закричала Роузи сквозь потоки слез, обжигающих ее сухую кожу.
Соседка топталась у распахнутой двери.
— Полагаю, мне пора запереть квартиру, — сообщила она. — У меня есть номер Эдди. Я могу позвонить ему от вашего имени…
Гейб подошел к Роузи и крепко прижал ее к груди.
— Все нормально, — заверил он. — Отсутствие новостей — уже хорошая новость. Смотри, здесь не произошло ничего криминального. Ничего страшного…
Роузи подняла голову и встретилась с ним взглядом.
— Там был номер, — сообщила она шепотом, — в том списке… входящих и исходящих звонков и сообщений недели назад. Много раз…
— Какой номер? — оживился Гейб.
Удушливый кашель помешал ей ответить.
— Роузи! Чей это телефон? — спросил он снова.
— Джо… моего мужа.
34
Лора. Двенадцатый сеанс.
Два месяца назад. Нью-Йорк
Доктор Броуди: Успокойся, Лора. Я никогда не видел тебя такой…
Лора: Нет! Ты должен сказать мне! Прямо сейчас! Сию секунду!
Доктор Броуди: Это сложно. Я хотел, чтобы ты была готова понять…
Лора: Мы уже прошли это, Кевин. Я должна знать. Скажи мне! Хватит обращаться со мной как с пациенткой.
Доктор Броуди: Лора… это нечестно.
Лора: Ты сказал, я так поступаю, чтобы что-то доказать. И говорил, что я обязательно пойму, что это значит, что, черт возьми, я вечно пытаюсь доказать…
Доктор Броуди: Хорошо, только остынь. Ты теряешь рассудок. Из-за чего ты сорвалась?
Лора: Просто просвети меня!
Доктор Броуди: Хорошо. Ты хочешь знать, что ты вечно пытаешься доказать себе с помощью мужчин, которые никогда тебя не полюбят и, возможно, вообще не могут любить никого, и почему бросаешься на них и впускаешь в свой разум, сердце и тело?
Лора: Да, объясни мне, почему я занимаюсь всеми этими мерзкими, предосудительными вещами, которые ты, очевидно, считаешь недостойными с высоты своего непорочного чистого разума!
Доктор Броуди: Тебя невозможно любить!
Лора: Что?
Доктор Броуди: Именно это ты пытаешься доказать себе снова и снова, чтобы чувствовать себя так же дерьмово, как и всю твою жизнь… и быть уверенной, что можешь повторять прошлое до тех пор, пока не умрешь и не окажешься в могиле, никогда не меняясь и не двигаясь вперед. Лора Лохнер, мужчины не любят тебя вопреки всему, что ты им отдаешь, потому что тебя невозможно любить. Теперь ты счастлива? Рада, что это узнала?
Лора: Боже праведный, Кевин.
Доктор Броуди: Но это неправда. И всегда ей было. Вот что я хотел, чтобы ты поняла! Эта истина, которую ты раз за разом продолжаешь доказывать, на самом деле ложь. Ты достойна любви, Лора. И я чувствую ее к тебе. Я люблю тебя.
Лора: Кевин…
Доктор Броуди: Скажи мне, что случилось. Почему ты так расстроена?
Лора: Не могу. Я обещала.
Доктор Броуди: Кому?
Лора: Джо. Я поклялась в этом мужу своей сестры.
35
Лора. Ночь накануне. Пятница, 1.00 ночи.
Бренстон, Коннектикут
Джонатан уплетает пиццу. Он ест ее, стоя за кухонным столом, не заботясь ни о тарелке, ни о салфетках. В глубине холодильника он нашел пиво и разлил на двоих. Мне — в стакан, ему — оставшееся в бутылке.
Он ест и пьет с таким видом, будто его не волнует ничто на свете, кроме голода. Он даже постанывает от удовольствия.
— Боже, как вкусно, — восторгается едок. — Как насчет мучного на ночь?
Обхожу столик и встаю рядом с Джонатаном, чтобы составить ему компанию, хотя не могу проглотить ни крошки — я только что осушила чашу тревоги и сыта по горло.
— Прости, — выдавливаю я.
Он косится на меня и пожимает плечами.
— Не беспокойся за нее. Думаю, что остатки доем завтра.
— Я не про пиццу, а по поводу всего остального, — сказав это, я думаю обо «всем остальном», и по моей коже бегут мурашки.
«Все остальное» подразумевает: (а) дурацкое поведение в машине и пробежку по парку, (б) раскрытие своего мрачного запутанного прошлого, (в) соблазнение Джонатана, (г) откалывание номеров на его кухне, и (д) обвинение любовника в многочисленных преступлениях, к которым он не причастен.
Он смотрит на меня со своей скошенной на бок улыбкой, и я не могу устоять перед его очарованием. Рубашка свободно висит на нем, рукава закатаны, пара верхних пуговиц расстегнуты. Густые волосы взъерошены — я пальцами зарывалась в его шевелюру. И я снова хочу это повторить, гладить его волосы, касаться груди, спины, лица. Мое судно долго кружило в водовороте, пока выводы приходили и исчезали, заставляя его резко менять курс. Качка истощила меня, наградив морской болезнью. Мне хочется упасть в объятия Джонатана и высказать все накопившиеся тревоги, пока меня не одолеет крепкий сон. И наконец-то мой разум сможет отдохнуть.
— Мне вроде бы понравилось «все остальное», — заявляет он в перерывах между чавканьем. — Что-то больше, что-то меньше, но так уж устроена жизнь, верно?
Мне трудно поверить в его доброту, но я это делаю. Позволяю себе попробовать наживку и заглатываю ее, потому что я больше не буду повторять прошлое. Никогда. И еще потому, что не вынесу очередного поворота.
— Наверное, я слишком рано решилась на свидание, — говорю я. Теперь команда в авральном режиме устраняет повреждения судна. Если бы Джонатан вскрыл мою голову и увидел, что творится внутри, то поспешил бы вытолкнуть меня за дверь и закрыться на все засовы.
