Надежда Зорина - Пленница кукольного дома
— Сколько же человек вы… э-э… отправили на тот свет?
— Я сделал десять фильмов — их герои кончили жизнь самоубийством с моей помощью, вернее, с помощью молекулы смерти. Марину Перову мне пришлось убить как опасного свидетеля. И была еще одна смерть, с нее-то все, собственно, и началось. Но надо рассказать по порядку, иначе трудно понять.
— Итого получается двенадцать? — Бородин присвистнул.
— Двенадцать, — подтвердил Дмитрий, но как-то неуверенно.
— Ясно. Рассказывайте по порядку, а то действительно непонятно. Двенадцать загубленных душ — просто в голове не укладывается!
— Все началось двенадцать лет назад, — таким тоном, словно он рассказывает сказку, проговорил Тихомиров. — Мой отец разработал одну методику… ну, о ней, насколько я понимаю, вы знаете. Так вот, я ее выкрал. То есть не то что выкрал, а скинул на диск все наработки. И убил коллегу отца, который хотел ею воспользоваться, — Анатолия Владимировича Кисленко.
— Так это вы убили Анатолия Кисленко? — внедрился в разговор Андрей. — Вот оно что! Теперь мне понятно, почему ваш отец так боялся. Он ведь знал, что вы его убили, да?
— Знал.
— Вы избавились от него как от будущего конкурента? Дальновидно, ничего не скажешь. Сколько же вам тогда было лет?
— Шестнадцать. Но я его не как конкурента убил, просто так сложились обстоятельства… Это долго рассказывать и очень отвлечет, уведет в сторону. Я расскажу, но потом, потом! — Дмитрий нетерпеливо махнул рукой. — Тогда я не думал, что молекулой смерти когда-нибудь смогу воспользоваться сам, просто… Она меня увлекла, понимаете? Как идея увлекла. Первый фильм я сделал только через семь лет. Мысль заставить работать молекулу смерти пришла спонтанно. Я познакомился с одной девушкой, Ольгой Муратовой, которая очень любила рассуждать о смерти, считала, что нет ничего красивее красивой смерти, а особенно ее почему-то восхищали казни времен испанской инквизиции.
— Странный у нее был вкус! — Андрей усмехнулся.
— Да, странный. Я слушал, слушал и в конце концов не выдержал — решил дать ей прочувствовать во всей красе свою собственную смерть, раз уж ее так увлекает данная тема. Тогда-то и зародилась мысль о фильмах и об использовании отцовского открытия. Я купил две цифровые микрокамеры и прочую необходимую аппаратуру. Для этого пришлось продать нашу четырехкомнатную «сталинку» в центре и переехать сюда. Проникнуть в квартиру Ольги, чтобы поставить аппаратуру, мне было совсем не сложно — я просто выкрал у нее запасную связку ключей. Под видом хохмы предложил ей пройти тесты, она с радостью согласилась, так что определить ее молекулу смерти тоже не составило особой проблемы. Гораздо сложнее было создать мой первый фильм. Делать фильм вообще очень трудоемкое дело, хотя сейчас у меня задействуется шесть камер, что значительно все упрощает. А тогда… Страшно вспомнить, какой это был кропотливый труд. В течение месяца камеры снимали и записывали Ольгу в ее квартире, и из всех записей я смог смонтировать всего лишь десятиминутный ролик, использовав еще один третьесортный фильм с самоубийством главной героини. Получилось довольно кустарно, но, что поделаешь, первый блин всегда комом. Особенно намучился с двадцать пятым кадром, которым должна была идти молекула ее смерти. В конце концов пришлось обратиться к одному компьютерному доке, располагающему подходящей техникой и соответствующими навыками. Нет, фильма он не видел, он просто помог с программой. В общем, так или иначе, а фильм получился. И, что главное, он сработал — Ольга полностью повторила весь сценарий, а потом повесилась, как ее кинодвойник. На следующий день. Ее последний день и ее смерть тоже были сняты на камеру и превращены в настоящий документальный фильм. После того как ее похоронили (ни у милиции, ни у ее родственников и знакомых не возникло никаких подозрений, что смерть насильственная: она так много о ней говорила!), я забрал из квартиры камеры. Просмотрел, что получилось, и понял: вот оно то, что мне нужно! Я понял, в чем теперь будет состоять дело моей жизни — в создании документальных фильмов смерти. Я не сомневался, что их можно продавать: найдется немало любителей, готовых заплатить за такую подлинную смерть немалую сумму. Вот только где таких любителей найти? Не дашь же в газете объявление? Долго и неинтересно рассказывать, где и как я пытался найти сбыт своей продукции. Но однажды мне повезло: я встретил его, своего покупателя и будущего распространителя. На одной многолюдной вечеринке (я тогда только и делал, что околачивался на таких сборищах) случайно подслушал разговор. Тот человек сетовал, что весь наш кинематограф, да и импортный тоже, — сплошная липа. В последнее время все полюбили изображать смерть (что, в общем, понятно, тема интересная), но делают это так, что с души воротит. Ни разу ему не удалось посмотреть чего-то хоть сколько-нибудь «пристойного», как он выразился. А потом он вдруг перескочил на публичные казни и очень напомнил мне Ольгу. Я почувствовал в нем своего клиента: если не покупателя, то будущую натуру для нового фильма. В тот вечер подходить к нему не стал, позвонил на следующий день (его телефон попросил у хозяев). Мы договорились встретиться. И он купил фильм. И заказал новый. А потом через него я оброс постоянной и непрерывно растущей клиентурой. Второй фильм я сделал тоже по упрощенной схеме: использовал в качестве жертвы одного своего знакомого, поэта-неудачника, непризнанного гения. Он неоднократно пытался покончить жизнь самоубийством, я ему просто немного помог, облегчил процесс. Его смерть, как и Ольгина, тоже не вызвала ни у кого подозрений. Но дальше использовать знакомых было опасно, и тогда мне пришла в голову мысль завести в Интернете сайт помощи людям с психологическими проблемами. Хорошо его законспирировал, так что вычислить меня по нему было практически невозможно. Ко мне стали обращаться. Техника работы была не очень сложной. Сначала я просил клиента заполнить анкету — узнавал таким образом необходимые мне для дальнейшего сведения: адрес, место работы, количество родственников, проживающих с ним в одной квартире, и так далее. Если мне человек подходил, я предлагал пройти тест, из которого вычислял его молекулу смерти.
— А что, подходили не все?
— Конечно, не все, далеко не каждый подходил. С вами, например, майором милиции, я бы точно не стал связываться. — Тихомиров усмехнулся. — Впрочем, вы бы ко мне и не обратились, слишком любите жить. А мои клиенты были потенциальными самоубийцами. Можно сказать, я и не убивал их в нормальном понимании, только слегка подталкивал, рано или поздно они бы сами…
— Максим Алдонин, насколько мне известно, не был потенциальным самоубийцей.
— Раз ко мне обратился, значит, все-таки был.
— А кстати, как он оказался среди ваших жертв? Тоже по Интернету? Или вы сами на него вышли?
— По Интернету. Я и не знал, что он мой родственник.
— Ладно, — Бородин нахмурился, — рассказывайте дальше. Вы определяли молекулу смерти и что?
— Если она определялась, я продолжал работать с человеком, вступал с ним в длительную переписку, из которой постепенно узнавал о нем все, вплоть до мельчайших нюансов. Потом составлял примерный сценарий его последнего дня, проникал в квартиру, расставлял аппаратуру и делал фильм.
— Как вы проникали в квартиры?
— При помощи ключа. Есть у меня такая универсальная отмычка, хорошая вещь, швейцарское качество. Проникать в каждую квартиру мне приходилось несколько раз: чтобы поставить аппаратуру, забрать продукцию, а потом все снять и уничтожить фильм в компьютере клиента — фильм с молекулой смерти.
— Трудная у вас работа, как я посмотрю! Трудная и опасная. — Бородин с наигранным сочувствием посмотрел на Тихомирова. — И что, ни одного прокола не вышло? Ни разу не попались?
— Я был очень осторожен. Если бы не вышла промашка с Максимом… Ни у одного моего клиента до него не возникало желания показать кому-нибудь фильм или обратиться за помощью к родственникам — они мне полностью доверяли и строго соблюдали инструкции. А Максим… Может быть, вы правы, он действительно не был по сути своей самоубийцей, в отличие от прочих, и потому до самого последнего момента пытался сопротивляться, думал спастись. Возможно, все дело в этом. Он написал Марине письмо и переслал фильм, что зафиксировала камера, расположенная напротив его компьютера. По электронному адресу Марины я через некоторое время вычислил, где она живет. А потом ее увезли в роддом, где я ее при всем желании достать не мог.
— Вы с самого начала думали ее убить?
— Что мне оставалось делать? — Тихомиров развел руками.
— И вас не останавливало то, что женщина ждала ребенка? — Бородин сорвался на крик.
— Я не мог оставить ее в живых. Стал ждать, когда ее выпишут, и надеялся, что, пока она в роддоме, ей не до того, чтобы куда-то обращаться по поводу фильма. И вот наконец ее выписали. Но к тому времени у меня созрел уже весьма удачный план — тогда я даже порадовался, что вышла задержка. Пока Марина лежала в больнице, я стал проверять тех, к кому она могла обратиться, чтобы узнать, в курсе они уже или нет. И прежде всего стал следить за ее сестрой Натальей. О том, что она ничего не знает, я понял сразу: Наталья не пыталась вести самостоятельное расследование, заявлять в милицию или обращаться к частным сыщикам. Она, что, в общем, вполне понятно, после похорон мужа пустилась в жуткий запой — заливала горе. Каждый день Наталья напивалась до невменяемого состояния, приезжала домой на такси в виде груза и вряд ли что-то могла помнить наутро. Кроме того, она постоянно искала знакомств, тут же начинала рассказывать о своем горе, о предательстве мужа и сестры. Более удобной жертвы для моей цели трудно было и придумать. И я решил ее подставить, свалить убийство Марины на нее, причем так, чтобы она и сама думала, будто убила сестру. Завязать с Натальей знакомство ничего не стоило: я просто сел за соседний столик в баре, она ко мне сама обратилась и тут же начала исповедоваться. Я записал ее откровения на диктофон, а поздно вечером, когда она уже была совсем пьяной, посадил в машину, и мы поехали к Марине. Я остановился в подворотне соседнего дома, вырубил безутешную вдову с помощью клофелина, вытащил ключи и поднялся в квартиру. Марина уже спала. На кухне я нашел нож подходящего размера, вошел в спальню, ну и…
