Мария Элизабет Штрауб - В ловушке
Йон побежал и догнал Тимо в нескольких шагах от входной двери и загородил ему дорогу.
– Я жду от тебя объяснений, – сказал он. – Сгораю от нетерпения.
– Зачем?
– Отбой назначен на половину одиннадцатого. Может, ты помнишь, что я послал тебя в комнату около одиннадцати?
– Допустим, – развязно ответил Тимо. – Я не глядел на часы. – Он сунул руки в карманы и, расставив ноги, принял спортивную стойку. Его глаза были точно на уровне глаз Йона. В вестибюле хозяин турбазы курил и листал газету.
– Где ты был?
– Немножко прошелся. А что?
– Я запрещаю тебе задавать встречные вопросы, – рявкнул Йон. – Здесь спрашиваю я, и больше никто. Ну?
– Я правда не понимаю, что вы хотите от меня. – Тимо глядел на него с бесстрастной физиономией. – Ведь вы тоже сейчас гуляли. Могу я идти?
– Ты получишь запись в свое свидетельство, – тихо проговорил Йон. – И она не принесет тебе радости, это я могу тебе обещать.
– Да-да. – Вызывающе медленно Тимо направился к двери. Угроза не произвела на него ни малейшего впечатления.
Чтобы успокоиться, Йон прошелся туда-сюда перед входом. Разумеется, записи в свидетельстве этому мальчишке до лампочки. Диск-жокеем можно стать и с плохими оценками. Нет, надо прищучить его как-нибудь иначе. Но как?
Пожалуй, разумней всего сделать хорошую мину при плохой игре. На время забыть про стычку, а Тимо Фосса с этого момента просто игнорировать, ведь, к счастью, учебный год скоро завершится.
Он поднялся в свою комнату. Шредер метался как полоумный в своих полосатых боксерских трусах и бил комаров. Йон улегся на кровать и стал читать. Он взял с собой в поездку прочитанного до половины Филиппа Рота, но сосредоточиться на смысле не мог. Где-то в час ночи Шредер насчитал две дюжины комариных трупов и наконец-то угомонился.
38
Концельманн, единственный, выглядел наутро свежим и выспавшимся. Сразу после завтрака он позвал всех на турнир по волейболу. По его предложению, десятый «б» во главе со Шредером и Йоном должен был играть против десятого «а», возглавляемого им самим и Юлией. Школьники зароптали, недовольные таким распределением сил, но Шредер запретил всякие дискуссии. В это утро он был вообще никакой. Пожаловался Йону, что глаз не сомкнул из-за проклятых комаров. Вероятно, проглядел парочку, когда охотился.
Вся первая половина дня прошла на площадке. Если верить термометру, было не так жарко, как накануне, но зато более душно. Небо заволокли слоистые облака, не чувствовалось ни единого дуновения ветерка. Ребята играли без особого воодушевления, запасные игроки лениво валялись на траве. Бруно Кальтенбаха и Тамару Грассман от игры освободили, Бруно из-за астмы. У Тамары, по словам Юлии, оказались всего лишь «обычные дела».
К полудню, когда игра вступила в решающую фазу, настроение поднялось. В последней партии Йон принес своей команде семь из необходимых пятнадцати очков. Когда он уходил с площадки, Симон Мюнхмейер крикнул ему вслед «классно играете, господин Эверманн». Йон обрадовался похвале, а еще больше тому, что Концельманн на другой стороне площадки два раза проиграл подачу.
Он сел под дерево, чуть в стороне от школьников, и стал наблюдать, как Юлия в ярко-красных шортах и розовой рубашке прыгала за мячом, вытягивалась, показывала гладкий, загорелый живот и радостно кричала, когда ей удавалось перехитрить противника.
Она играла прекрасно и удивительно точно тактически. Вот она с быстротой молнии направила пас Луке делла Мура, хотя сначала казалось, что собиралась перебросить мяч Тимо Фоссу. Тимо тоже был великолепен. Насколько безучастно парень сидел на уроках латыни, настолько быстро, ловко, даже изысканно он действовал на площадке. Как там сказала его мать? Какое прозвище он придумал себе на поприще диск-жокея? Фикс? Ну-ну, если он будет ставить музыку с таким же азартом, как играет в волейбол, почему бы и нет?
Следующую подачу провела Юлия.
– Держите тепленький! – крикнула она и послала мяч так низко над сеткой, что он едва ее не задел. На другой стороне Нико Бегеманн беспомощно прыгнул и шлепнулся на песок, а мяч выкатился в аут. Юлия и Тимо ударились ладонями.
Тем временем Йону пришла неплохая мысль. Может, Юлия согласится время от времени играть с ним в сквош, когда в школе станет спокойней? После Троицы, в следующий вторник, состоится семестровый педсовет, где будет обсуждаться допуск выпускников к устному экзамену на аттестат зрелости. На среду намечен педсовет по оценкам для остальных классов, через неделю, с понедельника по пятницу, пройдут выпускные экзамены. Затем, через четырнадцать дней, его ждет поездка в Рим с Гешонек и слушателями латинского факультатива. Короче, ближайшие недели, как всегда, получатся напряженные. Зато сейчас, после возвращения в Гамбург, им предстоят длинные выходные. Можно немного расслабиться перед ожидающими их тяготами. Он прислонился спиной к дереву, вытянул ноги и стал размышлять, как лучше провести эти три дня с Юлией. Может, съездить на Балтийское море?
Вероятно, он задремал. Когда же проснулся, над ним стоял Концельманн и нагло ухмылялся.
– Ну? Готово?
Волосы стажера были еще влажные. Теперь он надел голубую рубашку с кантом и потайными пуговицами, прикрытыми планкой.
Йон презирал потайные пуговицы и канты на мужских рубашках. Кроме того, его больно задевала мысль о том, что Молокосос разглядывал его какое-то время, а он этого не замечал. Буркнув что-то невразумительное, он вскочил на ноги. Волейбольная площадка опустела, из открытых окон турбазы слышался гул голосов и стук посуды.
– Юлия сказала, что тебя нужно разбудить к обеду, – сообщил Концельманн. – Завидую тебе. Ты способен спать даже при таком шуме.
– Кто победил? – Йон зашагал к дому, тщательно следя, чтобы все время опережать Концельманна на шаг.
– Мы, разумеется, – ответил стажер. – Юлия напоследок накидала вам горяченьких.
«Да– да, – подумал Йон, – уж, конечно, не ты со своими кантиками и пуговками. Нечего было и ожидать». В столовой стучали ложки по тарелкам, как в тюрьме.
– Жалко, что ты этого не видел, – сказал Концельманн. – Но она сказала, что мы тебя только…
– Ты уже говорил об этом, – нетерпеливо прервал его Йон. – Ладно, все нормально, – добавил он и быстро пересек фойе. Сквозь открытую дверь столовой он увидел Юлию. Лука что-то положил ей на тарелку. Словно почувствовав взгляд Йона, она повернула голову, посмотрела на него и улыбнулась. У Йона перехватило дыхание. Он почему-то вспомнил, как стоял на Эльбском шоссе и никак не мог его перейти. А она была на другой стороне, в красной джинсовой куртке и красных сапожках, локоны развевались на ветру. Как именно в те мгновения он осознал, что она – женщина всей его жизни. Что у него никогда не будет другой, а все прочие женщины были лишь более или менее важными эпизодами. Даже Шарлотта.
– Душ сейчас принимать не обязательно, – сообщил Концельманн. – Сегодня после обеда мы идем всей группой в бассейн. В конце концов, надо экономить воду, – пошутил он.
– Спасибо за приятную информацию. Я этого не знал, – сказал Йон и хлопнул Концельманна по плечу, хотя с большим удовольствием вмазал бы ему по уху. – Между прочим, шикарная рубашка. Новая? В ней ты просто неотразим. – Оставив стажера внизу, он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, – знай наших! – на случай, если Молокосос смотрел ему вслед.
Когда в комнате он стягивал через голову рубашку, ему неожиданно вспомнилось, как Шарлотта, в день ее смерти, спросила, новый ли у него пуловер. Он так и замер с поднятыми руками, не сняв ее до конца, и с удивлением осознал, что за много дней он впервые подумал о своей жене, когда смотрел на Юлию сквозь дверь столовой. Прошло уже десять недель, почти четверть года. Она утратила для него всякую важность, ее смерть тоже перестала иметь какое-то значение, поблекла, как тот петрушечный лес, что висел в его новой спальне. Пожалуй, еще четверть года, и он окончательно о ней забудет. Так, иногда вспомнит мимолетно, как вспоминает ее отца, кривоногого Пустовку с его кошмарной Труди.
Едва не задохнувшись от внезапного прилива счастья, он швырнул рубашку в угол и поспешил в душевую.
Провести вторую половину дня в бассейне – было мудрым решением. Десятиклассники были довольны и вели себя соответственно. Все с радостью бросились в воду, кроме Тамары – та уткнулась носом в любовный роман. Да еще Тимо и Лука несколько часов играли в карты; Тимо даже не снял с себя майку. Нора Шиндлер блеснула прыжками с трехметровой вышки. Концельманн неуклюже прыгнул в воду и больно ударился животом, но тут же выкрутился и заявил, что он лишь хотел показать, как не нужно делать. Шредер спал. Йон без конца плавал взад-вперед по пятидесятиметровой дорожке, чередуя разные стили и не сводя глаз с Юлии. А она, в гладком купальнике, целиком закрывавшем ее грудь и спину, держалась в основном у края бассейна, болтала ногами в воде и весело смеялась над новой версией игры «Город, страна, река», которую возле нее затеяли несколько девочек. Вместо пунктов «знаки зодиака, профессия и имя» они спрашивали про сорта сигарет, алкоголя, болезни, величину зада и ругательства.
