Владимир Константинов - Зверь
- Странно все это и обидно. Почему же он так несправедливо с нами поступает?
- Наверное, в наших же интересах. Мы пребываем лишь на нулевом уровне жизни и не готовы к встрече с другими мирами.
- Вот ты говорил, что жизнь - это способ существования мыслящей энергии. Так?
- Да.
- Но ведь энергия - это же ничто?
- Наоборот, энергия - это все. Весь наш мир состоит из элементарных частиц. Движение этих частиц и есть жизнь в любых её проявлениях. Что такое, к примеру, свет?
- Это лучистая энергия.
- Правильно, это поток элементарных частиц. Проникая в растения они видоизменяются и дают новый вид энергии - химический. Происходит, так называемый, фотосинтез. Наша мысль - это также движение элементарных частиц, особый вид энергии. А наши бренные тела спеленуты энергетической оболочкой и не могут без неё существовать.
- Как это?
- Именно энергетическая оболочка сохраняет и поддерживает биологичекую жизнь. Исчезнет оболочка и наши тела тут же превратяться в мертвую плоть, трупы. Даже частичное повреждение оболочки приводит к очень серьезным для человека последствиям.
- Откуда ты это знаешь?
- Я не знаю, а лишь предполагаю, так сказать, гениальное предвидение.
- Ты от скромности не умрешь, - рассмеялась Таня.
- И не надейся.
- Но ведь энергия - она ж невидима? Значит, там все люди тоже невидимы.
- Для нашего примитивного четырехмерного мира, но не для других миров. И потом, ведь мы тоже состоим из элементарных частиц и их движение и составляет нашу жизнь, происходит тот же синтез белка, то-есть химическая энергия преобразуется в мышечную и умственную. Люди, в том числе и ученые, почему-то уверены, что живая материя существует лишь в форме биоклетки. Я считаю это вопиющим заблуждением. Биологическая жизнь - есть творение Космоса и существует лишь на очень ограниченном числе планет. На остальных планетах живая материя состоит полностью из элементарых частиц. На последующих уровнях, я думаю, человек сохраняет свой земной облик, но лишь в ином качестве. Ему не нужна пища, так как питается он исключительно энергией, атмосфера и прочее. Ему подвластны пространство и время и многое ещё чего... Однако, Танюша, не пора ли нам на боковую?
- Пора, - вздохнула она. - Но так не хочется.
Когда мы уже лежали в машине, Таня сказала:
- Мне показалось, что ты сегодня был чем-то озабочен. Что, неприятности на работе?
- Да не то, чтобы неприятности. Никак не могу найти одну свидетельницу, ту, бывшую стрептизершу из кафе, о которой я тебе говорил. Прописана у родителей, но уже два года у них не показывалась. Звонил в женские консультации, но не в одной она не состоит на учете. Как в воду канула.
- А почему ты звонил в женские консультации?
- Она была беременной. По моим подсчетам - либо уже родила, либо скоро родит.
- Так обзвони ещё родильные дома.
- Черт! Ведь точно! Как же я не додумался до столь простой мысли?
- Это потому, что слишком занят проблемами всего человечества.
- Наверное, - согласился я.
Вдоволь налюбовавшись изумительной картиной восхода, мы отправились по своим земным делам: Таня - отрабатывать студенческую практику, я, насколько хватит сил и возможностей, - бороться с жестоким и кровожадным врагом, имя которому легион.
Придя на работу, я тут же сел на телефон. Уже второй звонок привел меня к желаемому результату.
- А кто вы ей будете? - настороженно спросила старшая сестра приемного покоя.
Подобные вопросы всегда вызывают во мне агрессию и желание поставить на место спрашивающего.
- Я буду следователь прокуратуры, а она нужна мне как свидетель. Понятно?!
- К сожалению, она умерла при родах, - печально проговорила медсестра. - Это редко, но ещё случается.
- Извините! - сказал я и положил трубку.
Сердце мое упало. Наталья Шатрова была той самой ниточкой, благодаря которой я надеялся добраться до преступника. Но вот и она оборвалась. Что же делать? Поразмыслив, я решил ехать в роддом и поговорить с работниками роддома.
В приемном отделении я представился и сказал, что хотел бы переговорить с врачом, принимавшим роды у Натальи Шатровой.
- Сысоевым? - отчего-то спросила старшая медсестра, с которой я недавно разговаривал по телефону.
- Если его фамилия Сысоев, то с ним.
- Пойдемте. - Она провела меня в довольно просторный холл и, сказав: "Подождите здесь", ушла.
Я сел в старое кресло, обтянутое искусственной кожей. В некоторых местах она лопнула и из неё торчали куски ваты. Одно это говорило - в каким состоянии сейчас находится медицина. Ждать пришлось минут десять. Наконец, дверь напротив открылась и в холл вошел молодой блондин с симпатичным несколько простоватым лицом и принципиальным взглядом голубых глаз. Подошел ко мне.
- Здравствуйте! Я - Сысоев Эдуард Валентинович. Вы хотели меня видеть?
Я представился, протянул ему удостоверение. Он его раскрывать не стал, лишь мельком взглянул. Сел в соседнее кресло.
- Я в курсе. Так что же вас интересует, Андрей Петрович?
- Вы принимали роды у Натальи Шатровой?
- Да, - кивнул он. - Мы сделали все возможное, чтобы спасти ей жизнь, но... В данном случае, мы оказались бессильны. А что, имеется жалоба на наши действия?
- Нет-нет, я по другому поводу. Скажите, её кто-нибудь сопровождал?
- Да. Мужчина лет тридцати, назвавшийся её другом, Он сидел вот в этом же кресле, что и вы.
- Как он выглядел?
- Как выглядел... Среднего роста. Лицо красивое, интеллигентное. Я, знаете ли, не очень его запомнил, так сильно переживал случившееся.
- Вы с ним разговаривали?
- Да. Именно я сообщил ему о случившемся.
- Как он реагировал?
- Очень бурно. Кричал, что этого не может быть. По всему, она была ему небезразлична.
- Что было дальше?
- Я ему предложил таблетку элениума, но от отказался. И я ушел. Вот и все.
- Он представлялся?
- Что, простите?
- Он называл свою фамилию, имя?
- Не помню. Впрочем, по-моему, не назыывал. Точно, не называл.
- Кто-нибудь ещё из ваших работников с ним общался?
- Наша акушерка Яновская Клара Иосифовна. Она мне сказала, что мужчина ведет себя довольно странно, разговаривает сам с собой и все такое. Спрашивала: что делать? Я был в то время занят и сказал ей, чтобы решала эту проблему сама, если потребуют обстоятельства, вызывала бригаду психиатров.
- И что же?
- Мы с ней на эту тему больше не разговаривали.
Я записал его показания и попросил пригласить Яновскую. Это была полная статная дама лет сорока с некрасивым, но значительным лицом.
- Клара Иосифовна, позавчера вы обратили внимание Сысоева на странное поведение мужчины, сидящего в этом кресле.
- Да, был такой факт, - величественно кивнула она.
- Что вам показалось странным?
- Он разговаривал сам с собой. Причем, делал это громко.
- И о чем же он говорил?
- Так, абсурд какой-то. Я плохо запомнила.
- И все же постарайтесь вспомнить.
Яновская надолго задумалась, всем своим видом давая понять, что силиться вспомнить. Наконец проговорила:
- Помню - смеялся над Богом, говорил, что его давно свиньи съели. Все упоминал какого-то зверя...
- Какого зверя?
- Просто зверя. Говорил, что тот давно всеми правит. Да, я запомнила фразу: "За что же ты меня наказываешь, зверь?"
- И что было потом?
- Я подошла к нему и спросила: нужна ли ему помощь? Он смутился, сказал: "нет-нет", и встал. Очевидно, у него закружилась голова и он пошатнулся. Я поддержала его за руку. Но он отстранил меня и вышел.
- Вы хорошо его запомнили?
- Да, очень хорошо.
- Не могли бы вы сейчас поехать со мной для составления фоторобота этого мужчины?
- Это мой гражданский долг, - сказала она и её лицо стало ещё более значительным.
Кажется, я вышел на след этого самого зверя. С чем себя тут же поздравил.
Глава седьмая: Ачимов. В Москве.
В жизни я боюсь всего двух вещей - уколов и летать самолетом. Черт знает что такое? Ведь трудно назвать меня трусом. Сколько раз прыгал с парашютом. Лазил вместе за знакомыми альпинистами по горам. Спускался по горным речкам. С парашютом прыгал, а самолетом летать боюсь! Смех и грех! Как-то слышал фразу: "Если человек чего боится, обязательно от этого умрет". Может быть и впрямь мне суждено погибнуть в авиакатострофе? Словом, как с начала полета я судорожно вцепился в подлокотники кресла, так до посадки их не отпускал, проклиная всех святых. Это единственное, что отравляло жизнь. А так настроение у меня было очень даже приличным. Вчера вечером объяснился со своей супругой. Поставил вопрос ребром: или она бросает все свои глупости с дурацкой ревностью, или развод по всей форме. Она поняла, что зашла слишком далеко, расплакалась, долго просила прощения, клялась и божилась, что этого больше никогда не будет. А потом принесла бутылку армянского коньяка, сказала, что специально купила, чтобы со мной замириться. Душевно посидели мы с ней за бутылочкой, вспомнили молодость и вообще... жизнь. Нет, она у меня славная. Настоящая верная подруга. Десять лет назад меня прямо на работе инфаркт свалил. Так она из больницы не вылазила.
