Дэвид Ливайн - Город солнца
Пол почувствовал, что Бер смотрит на него, но детектив ничего не сказал и вновь стал вглядываться вниз. Пол чувствовал себя чужим в этой пустыне. Вся его жизнь была далека от того, над чем он сейчас размышлял, к чему готовился. Когда-то он представлял свое существование в виде аккуратной коробочки. Затем эта коробочка взорвалась. Теперь он знал, что жизнь никогда не бывает такой чистой, как ему казалось, просто он видел ее исключительно такой. Он узнал, что в жизни полно ужасных вещей, причем, когда они происходят, оказывается, что есть и похуже. Но когда высшая сила, которая управляет мирозданием, в какой бы форме она ни была, решила перевернуть всю его жизнь, она простерлась и дотронулась до него, она избрала его, и он это понял. И еще: даже если теперь его существование покороблено и изуродовано, это все равно жизнь и надо жить дальше. Теперь он точно знал, что в жизни возможно все. Даже то, что он может спуститься вниз и остаться в живых.
— В ФБР обратиться нужно, тут ты прав… — сказал Пол в темноту. — Но после. Если там, в пустыне, гниют кости моего сына, я не могу уйти отсюда, пока не узнаю это наверняка. Я должен пойти туда. Я просто обязан. Но я не могу просить тебя пойти со мной. Не могу.
— Значит, пойдем вместе, — отреагировал сыщик не задумываясь. — Оставайся здесь и наблюдай. А я спущусь, постараюсь узнать пароль. — И он поднялся с земли.
Около трех ночи прожектора комплекса погасли, и вся низина погрузилась в темноту, густую и непроницаемую. Спустя несколько мгновений перестал работать генератор, и к темноте присоединилась тишина — жутковатый молчаливый дуэт. Пол на открытой всем ветрам вершине холма не имел ни малейшего представления о том, где находится. Он бы ни за что не нашел это место на карте. Его единственное связующее звено с цивилизаций — Бер, но нет никакой гарантии, что он вернется. Пол слышал, как бухает его сердце, признак того, что он еще жив. Страх, каким он привык его ощущать, отступил. Он уже ничего не боялся. Теперь он остался один на один с собой и своим горем. И лишь логика подсказывала ему, что утро все-таки наступит.
Бер смотрел через покрытое грязью ветровое стекло на девушек, которые небольшими группками выходили из строения-трейлера. Часть из них сели в разбитый пикап, который тут же уехал. Несколько девушек пошли по дороге в темноту; наверное, к автобусной остановке, подумал сыщик. Постепенно в здании погасли огни, свет остался лишь в одном окне. Там кухня, решил Бер, зная примерное расположение помещений в таких строениях. Открылась проволочная дверь, и на улицу с сигаретой вышла невысокая худая женщина. В этот момент Бер вышел из машины.
Марта. Та самая, которая ляпнула тогда что-то о ранчо с «жеребятами». Когда сыщик вышел из темноты в круг слабого света от трейлера, она испуганно дернулась, но профессионально быстро овладела собой.
— Привет, — поздоровался он.
— Мы уже закрылись. Девушки ушли домой.
Если она и вспомнила его, то не подала виду. Но Бер был проницателен. В ее черных глазах читался твердый ум — он заметил это во время визита сюда, и это вселило в него надежду. Вот он и решил вернуться.
— Я пришел не за этим, Марта.
— Говорить не…
— Будешь.
— Уже поздно. Я ложусь спать.
— Подожди. Докури сначала.
Она посмотрела на него со злобой.
Сыщик подумал, что сейчас для нее он просто мужчина, для которого она в молодые годы была товаром, как и девушки, работающие теперь на нее.
— Что тебе надо?
— Мне нужен пароль, чтобы попасть на ранчо.
Теперь она смотрела на него уже с неприкрытой ненавистью. Но Бер видел, что за злостью она пытается спрятать страх.
— Они вас ищут, — сообщила женщина. — Собираются убить.
— Кто «они»?
Женщина цокнула языком, ясно дав понять, что она скорее умрет, чем что-то скажет.
— Тогда скажи пароль.
— Нет.
Они немного помолчали.
— Заходи, — предложила Марта.
— Нет, спасибо, — отклонил приглашение Бер.
Фрэнк не хотел заходить с ней в помещение, где наверняка имелось оружие.
— Они не узнают, что это ты. Другие ведь тоже знают пароль. И таких много.
— Ну и спроси у них.
— А я спрашиваю у тебя.
— Здесь даром ничего не делают. Ты знаешь об этом?
— Да, знаю. — Сыщик начал ковырять землю носком ботинка. — Денег у меня совсем немного, а кредитные карты ты, наверное, не принимаешь.
Женщина приготовилась торговаться. Он посмотрел на нее. Марта отбросила сигарету и скрестила руки на груди. Ее блестящие глаза смотрели прямо на него — темные и холодные как ночь.
ГЛАВА 39
Когда темнота отступает и уходит вместе с холодом ночи, а воздух густеет от жары и тишины, как сейчас, ему снится, как он прикасается к маминому лицу. Он уже не знает точно, сколько ему лет. Прошло много времени. И его день рождения тоже. Один — это уж точно, но мамино лицо он помнит хорошо. Тонкую нежную кожу ее щек… круги под глазами… как он прикасался пальцами к ее полным губам… как они стукались лбами. Так он делал, когда был еще ребенком, чтобы выразить свою любовь, считая себя слишком взрослым, чтобы говорить об этом. Это сон о покое, которого у него больше нет. Он снится ему все время. Он преследует его, заставляет бежать. Он, правда, не знает, где находится, но, похоже, это место называется Куандо-Типмо, потому что он слышит эти слова очень часто. И хотя он не представляет, где именно, он понимает, что это где-то очень далеко от дома. Они забрали его обувь. Они всегда так делают. Долгое время он содержался один, но у него ощущение, что скоро все изменится. Охранники стали приходить к нему чаще и более тщательно проверять его состояние. Одно время ему стали давать больше еды, а иногда даже кока-колу, но это было давно. Он смотрит в окно и видит кактусы. Низкие шаровидные растения с пучками колючек, которые блестят на солнце как острые металлические иглы, окружают здание со всех сторон, куда ни кинь глаз. Время от времени он видел других мальчиков, да и то недолго, и знал, что их уже нет в живых. Как и того, кто лежал вместе с ним в нише фургона, в котором их везли с полотняными мешками на головах. Он сказал, что его зовут Крис, назвал и фамилию, но он ее уже забыл. Он только помнит, как этот Крис умер и тяжело давил на него сверху, а запах смерти заполнил все пространство ниши.
ГЛАВА 40
Наверное, Пол уснул, потому что, когда поднял голову, небо было уже розовым, а прямо перед его глазами торчали ботинки Фрэнка. Он посмотрел вверх и увидел, что сыщик сидит, прячась за линией хребта, и смотрит вниз на комплекс.
— Пароль добыл? — спросил Пол.
— Добыл.
Короткая свежая прохлада утра исчезала прямо на глазах, и к десяти часам солнце было уже высоко, обжигая их как раскаленная лава.
— Мы не знаем, как тут днем, — задумчиво сказал Бер. — Ночью у нас шансов больше, потому что ночной распорядок мы уже усекли. Но идти туда в темноте мне совсем не хочется. Продолжим наблюдение, а спустимся в сумерки?
Пол кивнул.
— Там нас прикрывать будет некому. Если придется стрелять, сможешь? — спросил Фрэнк.
— Да.
Они замолчали.
Они по очереди ходили к машине, чтобы спрятаться в тени и выпить воды. Заводить двигатель, чтобы можно было включить кондиционер, они опасались, поэтому в салоне было еще жарче, чем на воздухе. Вода была теплой, маслянистой и со вкусом пластмассы, но они все равно ее пили, потому что другой не было. К полудню они съели остатки вяленой говядины, которую купили по пути сюда. По их лицам катился пот, от которого щипало глаза, и хотя они закрывали лица и руки рубашками, все равно сильно обгорели. Глаза болели, головы буквально раскалывались. Рано утром из комплекса уехали несколько человек, и теперь внизу стоял только «форд-бронко». Днем на территорию заехал пикап с каким-то грузом в кузове, который был закрыт брезентом, но машину поставили за одним из зданий и ее не было видно.
Дон Рамон Понсетерра одевался очень тщательно, как всегда, хотя сегодня немного нервничал. Этот день был в высшей степени исключительным, но он не собирался даже из-за этого изменять своим привычкам. Ему позвонил Эстебан и сообщил, что Виктора Колона нашли и что через час-другой для него уже обязательно будет какая-то информация. Дон Рамон решил встретить их на ранчо. Он надел белую льняную рубашку, кремовые брюки, тонкие носки и светло-коричневые замшевые туфли. И наконец, под горло повязал короткий шелковый платок, потому что, хоть на нем и была саржевая охотничья куртка, Понсетерра всегда старался, чтобы его кожа ощущала хотя бы одну шелковую вещь. Как учил Платон, «все физические объекты являются лишь тенями их идеальных форм». Шелк — это исключение. Согласно твердому убеждению Понсетерры, шелк представляет собой апофеоз ткани.
