Елена Басманова - Тайна черной жемчужины
– Я думаю, надо предложить барышням сесть, – хрипло сказал ротмистр Золлоев, поднимаясь со своего стула и потухшим орлиным взором приглашая Брунгильду воспользоваться его любезностью. На лице его читалось явное сострадание.
– А как вы-то оказались в этой компании мошенников и подлецов, господин Апышко? – не вытерпела Мура.
– Да вдобавок там, где убили вашу содержанку? – гневно поддержал ее доктор Коровкин, упираясь взглядом в зардевшегося хлеботорговца, также вставшего со своего места.
– Прошу всех выбирать выражения, – гордо вскинул орлиный профиль ротмистр.
Господин Апышко шагнул к доктору и с оскорбленным видом возразил:
– Уверяю вас, здесь какая-то ошибка, я не был знаком с мадемуазель Ляшко... Впрочем, я предлагаю перейти от взаимных упреков к разрешению возникшей ситуации. Прошу вас присесть, Мария Николаевна, – обратился он к Муре, – у вас очень усталый вид.
После недолгого раздумья обе дочери профессора Муромцева опустились на предложенные им стулья. Мужчины остались стоять: доктор Коровкин и Иллионский против Шлегера, Апышко, Золлоева.
– Итак, господин Шлегер, я жду ваших объяснений, – упрямо повторил доктор Коровкин, отведя чуть в сторону и назад руку с саквояжем.
– А почему я должен давать объяснения неизвестному мне господину? – нагло улыбнулся обворожительный Раймонд. – Правила приличия требуют назвать свое имя.
– Я – доктор Коровкин, Клим Кириллович, – процедил сквозь зубы разъяренный спутник поникших девушек. – А вот кто вы? Действительно ли вы тот, за кого себя выдаете?
– Вы мне угрожаете? – улыбнулся Шлегер и, отступив чуть назад, рассматривал доктора, как какое-то мельтешащее перед глазами насекомое.
– Скажите спасибо, что пока еще здесь нет полиции, – язвительно охладил зарвавшегося коммерсанта доктор и, размахивая саквояжем, сделал шаг вперед.
– Нет, нет, – хрипло проговорил Иллионский-Третий, удерживая доктора за рукав пальто, – Раймонд, прошу вас, не зарывайтесь. Полиция нам не нужна. Попробуем уладить дело без нее. Мне моя репутация дорога.
– Надо было думать о репутации раньше, – с досадой заметил Арсений Апышко, – в прошлый раз, когда вы тут закладывали за воротник...
– Ничего не поздно исправить, – настаивал Иллионскии, – лучше повиниться и попросить прощения.
– Сначала деньги. – Губы Шлегера тронула холодная усмешка. – Вы проиграли пари. Барышня сбежала при первой же возможности. Она вас раскусила.
– Деньги, извольте. – Иллионскии порылся в кармане, достал портмоне и вынув несколько сторублевых ассигнаций, сунул их лощеному коммерсанту.
– Так-то лучше. – Президент благотворительного фонда «Хрустальный Петербург» аккуратно сложил купюры и запихнул их во внутренний карман фрака.
Доктор Коровкин перевел взгляд на Брунгильду – ее щеки медленно заливал болезненный румянец стыда. После бурной сцены в театре девушка явно ощущала упадок сил.
– Итак? – Клим Кириллович сделал еще шаг вперед. – Я жду?
– Шутка. Всего лишь шутка, – холодно вскинул глаза вновь отступивший Шлегер. – Максим вам наверняка все рассказал, а я готов подтвердить. И господа Апышко и Золлоев тоже.
– Но как вы посмели так дурно шутить? – возмутился Клим Кириллович. – Зачем?
– Если вы настаиваете, я объясню. Выйдя от Стасова, мы вчетвером отправились сюда поужинать. Были взволнованы встречей с профессором Муромцевым: фактически все остались с носом. А в таком состоянии Бахус сильней бьет по голове... Выпили немного лишнего. И получилось все само собой... Максим похвалялся своей гениальностью, а мы над ним посмеивались, задирали его... Его артистический талант способен пробуждать чувства у экзальтированных поклонниц: восторги, восхищение, любовь, страсть... А вот можно ли театральными средствами внушить настоящее чувство: сострадания, сочувствия?.. И не фанатичным обожательницам, не чокнутым театралкам, а девушке строгой, приличной, безупречной?.. Имя вашей прекрасной спутницы все время вертелось у нас на языке – она нас всех очаровала, пленила своей красотой. – Шлегер саркастически поклонился в сторону притихшей Брунгильды.
– Мы с господином Золлоевым ушли раньше. Я до сегодняшнего дня и не предполагал, что шутка зайдет так далеко. – Апышко виновато переводил глаза с Брунгильды на Муру.
– А мы с Максимом на ее персоне и остановились: очень уж надменная барышня, смотрела на нас у Стасова свысока, как на гадов каких...
– Она была права! – пискнула Мура со своего стула.
Шлегер не повел и ухом.
– Надменность даже очень состоятельным барышням не к лицу, не то что худородным консерваторкам в фильдеперсовых чулочках... – нагло закончил Шлегер. – Что вас интересует еще? Сценарий? Мы его сочинили вместе. Впрочем, готов принести извинения за эту нетрезвую шутку.
– Вы оскорбили порядочную девушку! Вы довели уважаемого профессора Муромцева до сердечного приступа! – Доктор с негодованием смотрел на Шлегера. – Вы и ваши сообщники!
– Ничего, поправится, – ухмыльнулся Шлегер. – И ему поделом досталось. Он, видите ли, не знает, как можно сделать сверхпрочное и сверхлегкое стекло! Даже мне известно, что в Петербургском университете его коллега Фаворский ведет работы в этом направлении.
– А мне так нравился «Хрустальный Петербург». Такой чудесный проект! Я вам так верила! – с горестным упреком воскликнула Мура.
– Что касается сообщников, то их не было. – Шлегер беспомощно оглянулся на юную барышню и пожал плечами.
– А Варвара, заманившая девушку в вашу ловушку? – с жаром воскликнул доктор, успевший многое узнать, пока вместе с барышнями и Иллионским мчался в коляске из театра в ресторан.
– Моя знакомая, которую попросил об услуге. Очень ей хотелось с аристократами пообщаться, – засмеялся Шлегер. – Она вам расскажет много интересного о князе Бельском, не сомневайтесь...
– А сторож аптеки? А госпожа Норфельдт? – не отступал доктор Коровкин, чувствуя необычный азарт.
– Дора Захаровна – моя хорошая приятельница, деловая женщина, эмансипэ, – с гордостью ответил Шлегер, – она глупостями не занимается. А сторожа своего попросила вечерком присмотреть за княжной по моей просьбе. Они в игре, по сути, не участвовали.
– А квартира, кто предоставил квартиру для вашего гнусного замысла?
И так как Шлегер молчал, заговорил Апышко:
– Как я понял, речь идет о доме Сукалевых, напротив дамской аптеки. После смерти владельца наследники второй год судятся, а дом пустует: ни сдать, ни продать... Наверняка у общительного господина Шлегера нашлись средства, чтобы подкупить дворника...
Шлегер злобно сверкнул глазками в сторону невозмутимого Апышко.
– Правильно папа говорил, – неожиданно заявила Мура, – вы, господин Шлегер, мошенник!
– Вот как? Он такое говорил? – холодно произнес Шлегер. – Ну и пусть. Вреда от нашей шутки особого нет... И заметьте, княжну Бельскую никто не удерживал взаперти и никто не мучил – она сама спокойно вышла из дома.
– Но вы требовали за нее выкуп! – гневно вскричал доктор. – Записка сохранилась, вашу руку определит графологическая экспертиза.
– Выкуп? – удивился Шлегер. – Я не так глуп, чтобы оставлять следы, по которым ищейки могут на меня выйти. Рука не моя.
Все перевели взгляд на засопевшего Иллионского.
– Простите, Христа ради, – опустился он на колени перед молчаливой Брунгильдой, – страсть к игре зашла слишком далеко. Ничего не могу с собой поделать. Вспомните о милосердии к творческой личности... Я увлекся... Я подумал, а вдруг удастся таким образом добыть денег на быстрорастворимые костюмы. Они такие дорогие... – проскулил актер. – А потом испугался. – Голова великого трагика поникла...
Шлегер, выразительно поглядев на пристыженного актера, постучал пальцем себе по виску.
Брунгильда безмолвствовала. Клим Кириллович слушал признания двух авантюристов с брезгливым выражением лица. Мура тихо всхлипывала.
– Вы – самая грациозная горная козочка, – неожиданно подал голос ротмистр и, налив шампанского в бокал, протянул утомленной блондинке. – Успокойтесь. Мы отомстим негодяю. Какую смерть для него вы выбираете? – хохотнул горный орел.
Брунгильда предложенный бокал не приняла.
– Нет-нет, только без мести, пожалуйста. – Арсений Апышко заходил из угла в угол. – Ситуация неприятная. Вы, господин Иллионский, поставили всех нас в дурацкое положение. Если дело получит огласку, я могу потерпеть убытки. Да и вы, господин Шлегер, тоже. Так что давайте все вместе встанем для начала на колени перед мадемуазель Муромцевой, потому что косвенно мы все виноваты перед ней.
– Господин Апышко, – растроганная Мура испытывала признательность к этому человеку, еще у Стасова показавшемуся ей весьма достойным, – присылайте ваш агрегат для блинов – я уговорю папу помочь вам.
