Антон Леонтьев - Ночь всех святых
Примерно около шести вечера раздался скрежещущий звук – появились несколько типов в кожаных крутках, притащивших каталку, на которой лежало женское тело – оно требовалось для дьявольской церемонии. Труп положили на большой каменный алтарь, стоявший у стены, и накрыли алым покрывалом с колдовскими символами. Когда типы удалились, я, выбравшись из убежища, подошла к алтарю и приподняла покрывало – моему взору предстала молодая девица, которой кто-то отрезал голову. Я знала, что версипли не ведают жалости, но от вида этого тела мне стало плохо.
Оскар, подхватив меня, сказал, что мне лучше отправиться обратно, благо карта данного участка подземелья у нас имелась. Но я категорически отказалась. Надо было довести начатое до конца.
Тело девушки мы унесли в подземелье, я же заняла ее место. Оскар прикрыл меня алым покрывалом. Оставалось только терпеливо ждать.
Зала начала заполняться после десяти вечера. Я, возлежа на каменном алтаре, на который было постелено тонкое шерстяное одеяло, слышала гомон красных комиссаров. Главным было не пошевелиться и не привлечь к себе внимания – ведь я играла роль обезглавленного трупа!
Время тянулось бесконечно долго, тело у меня затекло, несколько раз я едва не чихнула. Однако я понимала – если меня обнаружат, то растерзают на месте. И не только меня, но и Оскара, и его отважных друзей. Поэтому терпела изо всех сил.
Наконец раздались гулкие удары – пробило полночь. И сразу же гомон стих, а в зале вспыхнул яркий свет, который пробивался даже сквозь покрывало. Затем свет медленно погас, и большевистская черная месса началась.
Кто руководил ею, я не знала, ибо не различала по голосу красных комиссаров. Но мне запомнилось, что предводитель говорил с тяжелым грузинским акцентом. Хронология церемонии мне была известна из демонических книг, поэтому, когда в помещение внесли две черные библии (под сводами зала немедленно прошелестел восторженный шепот собравшихся), мне стало ясно: наступила кульминация.
Сердце мое билось быстро-быстро, и я все боялась, что его услышат версипли, что стояли в непосредственной близости от алтаря. Тут чья-то рука сорвала с меня покрывало – и я увидела человека в белом плаще с капюшоном, протягивавшего ко мне руку.
Он ожидал увидеть обнаженное обезглавленное тело, а разглядел меня. Но еще до того, как предводитель успел что-то сделать, я выстрелила ему в грудь из револьвера, заряженного серебряными пулями. Версипль взвыл, капюшон с его головы свалился, и я узрела смуглое, побитое оспой усатое лицо.
Две библии стояли на золотых подставках по обе стороны от алтаря. Я схватила одну из них, потом другую – и бросилась к выходу.
Но меня окружили версипли. Это были красные комиссары, вожди нового пролетарского государства, однако их глаза пылали красным, а лица стали трансформироваться в морды монстров. Тут был и знакомый мне «железный Феликс», и тот, лысый и картавый, которого многие почитали вождем мирового пролетариата. Но они потеряли человеческий облик! Они на моих глазах превращались в упырей, оборотней, вурдалаков и желали одного – отобрать у меня черные библии.
И частично им удалось! Чьи-то жадные лапы вырвали у меня одну из книг! Но вторую я прижала к груди и была готова защищать до последней капли крови. Не сомневаюсь, что меня растерзали бы на месте, но тут подоспел Оскар со своими друзьями. Мои соратники стали поливать версиплей градом серебряных пуль, и те, корчась и дымясь, отступили.
Я кинулась к решетке, нырнула за нее. За мной последовали Оскар и один из его товарищей. Второго версипли все же успели схватить и на наших глазах принялись пожирать прямо живьем. Мы ничем не могли помочь несчастному: чудовищ было несколько десятков, а нас всего трое, со всеми мы бы ни за что не справились.
Монстры приблизились к решетке – с воем и дрыганьем отскочили от нее. Еще бы, ведь та была покрыта особым серебряным раствором! Мы это сделали еще до начала сатанинского шабаша.
Версипли тянули к нам свои лапы, клацали зубами и выли. И вдруг разнесся мощный рык. Причем такой сильный, что с потолка подземелья посыпались камешки. Гомон версиплей тотчас стих.
Тут истерично закричал субъект, который сильно картавил:
– Товарищи, одна из черных библий осталась у нас! Не отвлекайтесь на этих мерзавцев, им все равно уйти не дадут! Потому что хозяин уже послал нам знак! Он готов вступить с нами в контакт, и сейчас нам хватит и одной книги! А как получим вторую, то немедленно повторим ритуал! Братья, это архиважно для успеха нашей революционной затеи! Хозяин весь в нетерпении!
Рык повторился, еще более грозный и мощный. Это был голос адского хозяина комиссаров!
Но мы уже неслись по коридору прочь от сатанинского сборища красных вождей. Нам не удалось сорвать заключение пакта с дьяволом, однако удалось ослабить силу черного влияния…»
«Россию мы покинули через Финляндию, откуда перебрались в Швецию. Но там нас ждала ужасная весть: родовой замок Оскара был спален дотла, а все его родственники – мать, тетки, младшие братья и сестра – жестоко убиты. Вне всяких сомнений, это было делом рук версиплей, жаждавших мести, но как водится в подобных случаях, вину за зверское преступление они спихнули на невинного: на самого Оскара. Нашлось несколько свидетелей, утверждавших, что видели, как тот учинил расправу над своими родственниками и поджег собственный замок. Оскара везде искали, и нам пришлось покинуть Швецию…»
СветланаУслышав последние слова Марины, Света решила, что та сошла с ума. Или, возможно, уже давно является буйнопомешанной. Надо же, странная мадам сообщила, будто приходится ей матерью! Вот ведь бред!
– Моя мама умерла, – отчеканила девушка, чувствуя, что в ней закипает злоба.
Марина, положив недокуренную сигарету на блюдце, поднесла чашку к губам, отхлебнула чаю и произнесла:
– Как видишь, нет! Хотя старая ведьма, твоя бабка и некогда моя свекровь, уверяет всех, будто я умерла. А Генка, мой муж, во всем ей поддакивает. Он всегда был таким – маменькиным сынком. Сама себе удивляюсь – как только я могла когда-то любить этого идиота?
Светлана подскочила к женщине и, захлебываясь гневом, выкрикнула:
– Не смейте говорить так о моей бабушке! И о моем отце! И о моей покойной маме! Вы, вы, вы…
Она расплакалась.
Снова взяв сигарету и затянувшись, Марина пожала плечами.
– Ну, если не хочешь, то и не верь. И вообще, иди-ка ты на все четыре стороны! Потому что мне все равно тебе нечего сказать, дочурка. Думала, ты умнее, а оказалось – дура дурой!
Светлана приказала себе успокоиться и потребовала:
– Немедленно возьмите свои слова обратно! Вы – не моя мама!
– Увы, дорогуша, я именно твоя мать, Марина Васильевна Старолепова. Вот, смотри…
Женщина вытряхнула из рюкзака потрепанный паспорт, и Света заглянула в него. И тут же упрямо сдвинула брови.
– Не верю! Да, мою маму звали так, но все равно не верю! И то, что у вас дата рождения, как у нее, тоже ничего не доказывает. И вы на нее совершенно, ну просто ни капельки не похожи.
Марина горько усмехнулась.
– Эх, дочурка, хлебнула бы ты с мое, тоже бы разительно переменилась. Хотя врать не буду, лицо мне пришлось перекроить. Но не чтобы морщины убрать, а потому что служители полиморфа меня изуродовали. Доказывать я тебе ничего не собираюсь, потому что понимаю теперь: глупая была затея тебя повидать. Раньше, скажу честно, хотела, но с годами желание сошло на нет. Правда, всегда знала, что наши пути пересекутся. Потому что полиморф не дремлет!
– Достали вы уже со своим полиморфом! Да кто он такой? Лоскутин? Это его тюремная кличка? – рявкнула Светлана.
Марина затушила сигарету, залпом осушила чашку и с благодарностью взглянула на супругу бородача:
– Как всегда, очень вкусно, спасибо. Что ж, кажется, настало время мне с дочуркой поговорить по душам…
Бородач и его жена удалились, затворив за собой дверь. Марина склонила голову, поцокала языком и произнесла:
– Ты все смешала в кучу, доченька.
– Не называйте меня так! – прервала ее Светлана. На что женщина ответила:
– Ладно, больше не буду. Но тогда стану тебя звать доченькой полиморфа. Нет, полиморф вовсе не Лоскутин. Кстати, Лев Романыч принимал у меня роды. И уже в те годы состоял в секте. Что же до полиморфа… Все очень просто. Это – дьявол.
Света ожидала всего, чего угодно, но только не подобного объяснения. И с изумлением взглянула на собеседницу.
– Вы серьезно?
– Конечно, серьезно! Потому что такими вещами лучше не шутить!
Девушка развернулась и направилась к двери. Она не намеревалась больше ни секунды находиться в обществе сумасшедшей. Но на пороге ее настиг голос Марины:
– Процесс Егора Верещагина тебе ни о чем не говорит? Тринадцать жертв с отрезанными головами ни о чем не говорят? То, что у твоего шефа в квартире находится морозильник, заполненный человечиной, тоже ни о чем не говорит? Сатанисты, приносящие младенцев в жертву книге… щупальце, выползшее из нее… Тебе мало?
