Ирина Градова - Танец над пропастью
В ванной Рита убедилась в том, что выглядит примерно так же, как себя чувствует: вокруг рта красные пятна, под глазами синяки, кожа бледная – красотка, одним словом! Она, покряхтывая, залезла под душ и включила холодную воду. Взвыла от ощущения ледяных струй на теле, прибавила горячей. Потом вновь повернула холодный кран. Несмотря на мучительность процедуры, растираясь полотенцем, девушка чувствовала себя гораздо лучше.
Женька сидел на кухне и уплетал блины за обе щеки.
– Присаживайся, хозяйка, – с набитым ртом предложил он, косясь на соседний стул. – Здесь на роту хватит!
И правда, на глиняном блюде, некогда привезенном из Болгарии, высилась солидная горка тоненьких, поджаристых и аппетитно пахнущих блинчиков.
– А где мама?
– Ушла в магазин. Налетай!
Впервые избавленная от критики, Рита получила возможность насладиться домашней трапезой. Как и Женька, она сворачивала блин и смачно окунала его в блюдце со сметаной, а потом – в розетку с малиновым вареньем, и отправляла в рот без малейшего чувства вины. Женька с удовольствием глядел на нее поверх своей чашки, явно одобряя энтузиазм подруги.
Когда первый голод был утолен, девушка откинулась на спинку стула. Конечно, такую трапезу можно себе позволить не каждый день, но время от времени она просто необходима – как лекарство от стресса!
– Ну, хорошо ли тебе, девица? – спросил Фисуненко, с удовлетворением глядя на ее счастливое лицо. – Мы можем поболтать?
Рита оценила его прозорливость. Вчера Женька не стал пытаться тянуть из нее жилы, так как она едва держалась на ногах. Он пришел на следующий день, позволив ей отдохнуть и наесться, и только после этого приступил к допросу.
– Валяй! – вздохнула девушка. – Что ты хочешь знать?
– Я хочу знать, как тебе удалось завалить двух мужиков?
– Я не обязана отвечать на этот вопрос, верно?
– Ну, тебе виднее, ты же у нас адвокат, – пожал плечами Фисуненко. – Только ведь очевидно, что ты пришла в дом Строганова не по собственной воле – иначе откуда следы на твоих руках и ожоги?
Рита ничего не ответила, изучая свои ногти, изрядно пострадавшие во время вчерашнего происшествия. Надо будет сделать маникюр!
– Точно так же очевидно, – продолжал Женя, видя, что собеседница не желает включаться в обсуждение скользкого момента, – что ты не могла освободиться самостоятельно и, воспользовавшись знаниями, полученными в школе ниндзя, уложить и спеленать Квасницкого и Строганова! Скажи, имеет ли господин Горенштейн отношение к тому, что случилось?
– С чего ты взял?
– Я просто предположил. Из всех твоих знакомых только у него и у меня имеются соответствующие возможности. Я в деле не участвовал, хотя если бы ты сняла трубку…
– О чем ты хотел меня предупредить? – перебила Рита.
– О Горенштейне.
– Почему?
– Ну, я сразу заволновался, как только навел справки об этом кадре, но по-настоящему все началось с твоего визита в салон «Версаль», где работает Марина Субботина. Кстати, неужели ты думала, что мы ее не допрашивали? Правда, она не раскололась – все твердила, что не поддерживала с матерью отношения и ничего не слыхала ни про какую запись. Я ей, конечно же, не поверил, но что поделаешь? Проводить допрос с пристрастием мы не имеем права, к тому же Марина не подозревалась ни в чем противозаконном, а в худшем случае лишь препятствовала следствию сокрытием важных улик, причем доказать это было невозможно! Зато твоего приятеля Горенштейна ничто не сдерживало: он проследил за тобой и получил и информацию, и запись. Он и его громилы до смерти напугали Субботину. Как только бравые ребятишки Горенштейна ушли, она позвонила мне, в слезах и соплях, рассказала, что ей угрожали, чуть не избили и силой вырвали злополучную кассету. Только вот я никак не мог взять в толк, зачем ему записи Чернецова, поэтому, грешным делом, предположил, что убийца танцовщика – он. Но кое-что не вязалось. Во-первых, я знал, что Горенштейн давно отошел от криминала, и то, что он ввязался в историю с убийством, меня удивило. Кроме того, он почему-то принимал участие в твоей судьбе, и вот это вообще было непонятно! Да, ты говорила, что они с твоим отцом вроде бы приятельствовали, но, честно тебе признаюсь, Марго, я с трудом представляю себе дружбу двух столь разных людей! Ну и, наконец, в-третьих, Горенштейн никогда не занимался мокрухой – не его стиль. Его даже не подозревали ни в чем таком – так, отвезти в лесок, припугнуть, и только! Да, еще и четвертая неувязочка: если предположить, что преступник – Горенштейн, это полностью сводило на нет мою версию об убийце из труппы, а я, хоть убей, свято верил, что прав! Но я также понимал, что если пресловутая запись существует, пока мы не найдем ее и не прослушаем, у нас нет шансов выяснить личность убийцы. Но вышло, что запись попала к Горенштейну раньше, чем к нам.
– Хорошо, что он оказался таким предприимчивым, – заметила Рита. – Но я не говорю, что именно Горенштейн передал мне запись! – тут же быстро добавила она.
– Конечно, не говоришь, – усмехнулся Фисуненко. – В любом случае к нему у меня претензий нет, но он правильно сделал, что вовремя свалил: другие мои коллеги, особенно вышестоящие, могут оказаться не столь толерантными. Если верить тому, о чем ты мне не говоришь, Горенштейн спас тебе жизнь, и хотя бы за одно это я готов считать его приличным человеком! Я как раз ехал в «Гелиос», когда Байрамов позвонил мне, не обнаружив твоей машины у театра. Он был в панике, и я, как ты понимаешь, разделял его опасения. Когда я тебе звонил, то действительно желал предупредить, но я не сомневался, что в день премьеры опасность тебе не грозит – в конце концов, вокруг столько народу, да и раз уж премьера все равно состоялась… Просто, так сказать, перестраховаться хотел. Да и мои ребята в театре дежурили.
– Я их отпустила после спектакля, – призналась Рита. – Тоже решила, что теперь ничего плохого произойти не может!
– Зря ты это сделала. Однако когда они уходили, то заметили во внутреннем дворе подозрительную зеленую «Ниву». Они выучили все машины артистов и жителей домов вашего «колодца», поэтому поняли, что эта машина – чужая, ведь зрители паркуются снаружи. Они находились не при исполнении, поэтому не имели права проверить водителя, но обратили внимание на тонированные стекла и позвонили мне. Вот почему я тебе звонил, ведь ты упоминала зеленую «Ниву», которая тебя преследовала, верно?
Рита кивнула.
– Потому-то я и решил, что надо тебя перехватить. Но опоздал.
– «Нива» тут ни при чем, – сказала Рита. – Видимо, это была паранойя! Но я так и не знаю, что произошло. То есть Митя рассказал, что папа погиб в результате несчастного случая… Не думаю, что он решился бы убить его, как бы папа ни унижал и ни оскорблял – это просто случайность!
– Да, но, как ни крути, а она стоила человеку жизни. Ты сама адвокат и понимаешь, что все это квалифицируется не как несчастный случай, а как «убийство по неосторожности».
– А как же остальные убийства? Неужели Митя…
– Да-да, твой Митя оказался темной лошадкой, – перебил Фисуненко. – В жизни бы не подумал, что он способен поднять на кого-то руку – человек столь мирной профессии!
– Кому ты говоришь? – фыркнула Рита. – Я же планировала выйти за него замуж!
– Ну, считай, что тебе повезло – бог уберег от крайне неудачного брака. Представь, сколько лет напролет тебе пришлось бы носить своему благоверному передачки в колонию. Каждые выходные!
Рита скривилась, представив безрадостную перспективу.
– Но я все равно не понимаю, – добавила она, – за что Митя расправился с Ромкой и Глафирой? Может, он ненормальный?
– Ты прямо в корень глядишь, подруга – наш малыш, видать по совету адвоката, косит под душевнобольного. Однако у меня хватит доказательств, чтобы опровергнуть диагноз любого, даже самого маститого психиатра, которого вздумается притащить адвокату!
– То есть он…
– Абсолютно в здравом уме! Твоего папу Строганов и впрямь убил в сердцах – в ответ на его жестокие слова он замахнулся, ударил, но силу удара не рассчитал. Григорий Сергеевич, возможно, выжил бы, не ударься он об угол стола. Действия Строганова повлекли за собой смерть жертвы. Я прослушал запись, которую не передавал тебе Горенштейн: окажись на месте твоего Митьки, не знаю, как бы я среагировал! Твой папаша в выражениях не стеснялся, он сравнял строгановское самолюбие с землей, просто камня на камне не оставил! Вот Митя и ударил – заметь, рукой. Григорий Сергеевич был «под газом» и не удержался на ногах. Потому-то первоначально следователь по делу и предположил, что имел место несчастный случай и что никого другого в кабинете на момент гибели твоего отца не было.
– У папы на скуле был большой синяк, – заметила Рита. – Я его сразу заметила.
– Да, но ведь следователь выяснил, что Григорий Сергеевич подрался с Байрамовым, и вполне логично было предположить, что это – последствие той драки. Однако запись не оставляет места сомнениям. Дмитрий надеялся, что, выгнав Игоря, твой отец вернет ему роль Ланселота, а на Артура поставит паренька из второго состава, ведь, насколько я понимаю, его партия не такая сложная?
