Фридрих Незнанский - Москва-Сити
– Слушай, – спрашивал шеф собеседника на том конце провода, жмурясь при этом, как блудливый котяра, – а кто у него баба? Ну да! Надо же, бизнесменша! Во жулье, а! И сам при кормушке, и бабу к делу приспособил… А не знаешь, какой конкретно бизнес-то? Торгашка? Нет? Пластмассы… Ну и что, и какие проблемы? Перекрыть ей кислород – и дело с концом! Ей же небось полиэтилены всякие там нужны, да? Как там у них – высокого давления, низкого давления, а раз так – поставка идет, скорей всего, из Башкирии, из Салавата. Ну я и говорю: перекрыть ей кислород, неужто у нас в Салавате или в Уфе своего человека не найдется? А тогда и посмотрим, какой у них у обоих веселый вид будет… Я тебе точно говорю, Володь, мы его достанем. Его, главное, из равновесия вывести, а дальше – только подтолкни. Согласен?…
Якимцев, воспринимая этот странноватый разговор вполуха, прошел к начальницкому столу, уселся было на стул для посетителей возле него – не всю же жизнь Калинченко будет трепаться неизвестно о чем, вернется же когда-то и к служебным делам. Но тот бросил на него такой удивленно-недовольный взгляд, что Якимцев тут же со стула и поднялся.
Значение шефова взгляда было яснее ясного: он хотел завершить свой разговор без каких бы то ни было помех со стороны, а главное – без свидетелей…
Насчет таких вот материй Якимцев соображал быстро, а потому он не стал ждать ни повторного взгляда шефа, ни тем более его выпроваживающих жестов.
«Не князья, – с усмешкой подумал он о себе в третьем лице, – можем и подождать». И вышел, хотя новость по-прежнему рвалась из него наружу.
– Ну что, не принял? – сочувственно спросила секретарша.
– Да нет… Я сам… не стал мешать Юрию Степановичу…
– Ну и правильно, – одобрила секретарша и показала пальцем на потолок: – Сверху звонок, по-моему, из Генеральной прокуратуры, кажется, замгенерального!… Да ты посиди, Евгений, я думаю, скоро освободится: давно уже… треплются. – И заговорщически подмигнула Якимцеву.
Он уселся, закинув ногу на ногу. В приемной было душновато, и это как-то давило на него. Хотелось куда-то бежать, что-то немедленно делать, развивать успех, а он тут… Дурацкое положение! Теперь вот вместо дела ломай голову, чем лучше заняться: вести светскую беседу с секретаршей или же, попросив у нее газету, молча посидеть тут, почитать, убивая время… Однако он не сделал ни того, ни другого. Он стал в который уже раз мысленно прокручивать итоги сегодняшнего допроса охранника Соколова.
Ведь он не просто опознал нападавшего – того, высокого, который отобрал у него пистолет, он его, что называется, сдал со всеми потрохами… Оказывается, некогда оба они служили чуть ли не вместе. Дело было в Афганистане – Соколов тянул лямку в своем БАО, а высокий – Степан Никонов, это имя Якимцеву теперь никогда не забыть, – в расквартированном здесь же, при аэродроме, батальоне ВДВ. Стало быть, десантник, десантура. И десантура та, нахлебавшаяся за пару месяцев крови по самые ноздри, клала на всех с прибором, кроме, естественно, собственного начальства. Ну а баошников – тех они превратили просто во что-то вроде своей прислуги, мордовали как хотели – как «старики» в армии мордуют «салаг». Продолжалось это недолго, вскоре десантников перевели, а запомнилось навсегда…
Поэтому когда Никонов приказал Соколову: «Стоять!» – тот безропотно послушался, а потом, как загипнотизированный, отдал ему свой пистолет. Потом, в процессе повторного допроса Соколова, выяснилось, что Никонов не просто протянул к нему руку. Как рассказал вконец раскисший охранник, он протянул руку и сказал: «Дай и молчи. Понял, чмо?» «Чмо» все понял. Особенно тогда, когда увидел, для чего у него взяли пистолет, – Степка Никонов, видя, что у того, который с автоматом, не то заклинило затвор, не то кончились патроны, принял решение из его, Соколова, пистолета, добить тех, в машине. Этот неожиданный ход был, наверно, самым с точки зрения Никонова разумным: нельзя не исключить то обстоятельство, что он поначалу и сам растерялся, увидев знакомого. Что ему с Соколовым было делать? Тоже убивать? Он и убил бы, если б был профессиональным, настоящим киллером. Но он, похоже, не был киллером, а потому решил дружка просто повязать соучастием в преступлении, не нарушив при этом мужских заповедей: какой Соколов ни чмошник, а все же они были боевыми товарищами…
– А вы не боялись, что Никонов и вас прикончит из вашего же пистолета? – задал ему несколько риторический вопрос Якимцев. Риторический, потому что яснее ясного понимал: и боялся этого Соколов, и сейчас боится. Но ответил Соколов не так, как ожидал Евгений Павлович.
– Я тогда подумал, – сказал он, – что меня Степан не тронет.
– Это почему же?
– Ну по тому, как он брал у меня пистолет… Потом, мы все же бывшие товарищи… можно сказать, вместе в Афгане кровь проливали…
И хотя Якимцев прекрасно знал, что никакую кровь Соколов там не проливал, он также знал и то, как иной раз крепко бывает армейское братство, а потому поверил Соколову, принял его ответ. Однако спросил еще раз, видел ли он, как его бывший товарищ добивал человека в машине. Соколов на этот раз согласно кивнул: видел. И повторил то же, что говорил раньше: – Он протянул туда, в окошко, руку и выстрелил…
– А не подходил вплотную, не склонялся к окошку?
– Да нет, что вы… – с какой-то не вполне понятной Якимцеву убежденностью сказал Соколов.
– Это почему же – нет?
Андрей Леонидович стыдливо опустил ресницы:
– Ну все-таки я охранник как-никак. Не хотел он оставлять меня за спиной без присмотра…
Вот те на! Перед ним снова был гордый защитник справедливости, а не жалкий пособник кровавого преступления, пусть и невольный…
Пора было возвращать его на землю.
– Я немного повторюсь, – сказал Якимцев, – но, знаете, в нашей следственной практике иной раз это просто неизбежно – для пользы дела. Хочу вам напомнить, что совсем недавно вы мне ответили по поводу разночтений в показаниях: ничего, мол, страшного, сначала неправильно отвечал, а теперь правильно. Помните, о чем я с вами перед этим говорил? Не помните – я напомню. Вы перед тем, на первом допросе, утверждали, что сначала вас ударили по затылку, а потом, когда вы были без сознания…
– Ну, – перебил его Соколов, – это я помню. Ну что ж делать, малость ошибся, я уже это говорил вам… Волновался тогда, в первый раз…
Ни хрена он не волновался. Уж что-что, а это Якимцев зафиксировал четко. Наоборот, скорее всего, потому, что находился слегка подшофе, был бесстрашен и нагловат, но уж никак не растерян…
– Пусть так, – кивнул он Соколову. – Но теперь я уточняю еще раз. И чтобы не говорили потом, что волновались, поняли?
Соколов кивнул, напряженно ожидая следующего вопроса, но сидя при этом с прежней армейской выправкой – выкатив грудь колесом.
– Значит, после того как Никонов выстрелил в салон машины – я говорю сейчас только о том, что вы, с ваших же слов, видели лично, – кто-то ударил вас по затылку, после чего вы потеряли сознание. Так?
– Так. – Соколов хмуро кивнул. Похоже, он уже жалел о том, что сказал следователю много больше того, чем собирался вначале…
– И снова, я чувствую, вы хотите ввести следствие в заблуждение, – сказал Якимцев тем суровым «прокурорским» тоном, который вверг в ужас не одного подследственного. – А ведь ни в какой обморок вы не падали, и пистолет у вас никто не отбирал, и по затылку вас никто не бил… Справочка из травмопункта у вас липовая, верно? А вот передо мной освидетельствование, проведенное судмедэкспертом.
«Прокурорский» тон подействовал. Тоскливый ужас от того, что его вот-вот могут записать в соучастники преступления, явственно отразился наконец на лице охранника.
– Клянусь, я уже рассказал вам все как есть, гражданин следователь! Почему вы мне не верите-то, Евгений Павлович?! У меня и шишка была – вы ведь даже сами ее щупали…
– Почем знать, может, вы сами стукнулись обо что… или жена вас приласкала… Ссорились с супругой?
– Да при чем тут жена-то! – чуть не взвыл Соколов. – Я ж вам все рассказал как на духу. Сам рассказал! И еще расскажу – вы только спрашивайте… – Он замолчал, исподлобья глядя на Якимцева. – Вы меня теперь посадите, да, гражданин следователь? Вы же говорили – если сотрудничество…
– А что это вы меня «гражданином»-то окрестили? – улыбнулся в ответ Якимцев. – Вы же еще даже не арестованный, не задержанный. Вы пока просто свидетель. Очевидец…
– А вы меня не посадите, нет? – снова задал свой жалкий вопрос бывший прапорщик. – Я вам все расскажу, Евгений Павлович, только не сажайте… Я ж не утаивал ничего, верно?…
Якимцев прислушался к тому, что происходило за дверью начальника. Как ни странно, но сейчас, когда он обвыкся здесь, в «предбаннике», он даже различал отдельные долетавшие из-за двери кабинета Калинченко слова. То ли шеф говорил слишком громко, то ли дверь была недостаточно плотно прикрыта… Но как бы то ни было, Калинченко все еще разговаривал, Якимцев подумал тоскливо, что раз уж столько прождал, то теперь просто должен досидеть до конца. И еще подумал, что после его доклада Калинченко точно распорядится взять Соколова под стражу – его и раньше-то подмывало сделать это, ну а теперь, что называется, сам Бог велел… Ладно, как бы то ни было, а он, следователь Якимцев, пока свое дело сделал профессионально и продвинулся в расследовании довольно далеко. Он фактически точно установил личность одного из нападавших на московского вице-премьера. Почему он уверен в том, что точно? А вот почему. Сегодня, допрашивая Соколова, выколачивая из него даже какие-то подробности, он вспомнил, что в показаниях девушки Маши у высокого, того, который стрелял из «нагана», была на руке татуировка – ей показалось, что это наколото имя «Вова». Между тем Никонова звали Степаном, так что если и вытатуировано было имя, то никак не его собственное… Подумав, он спросил Соколова, не помнит ли он наколки на кисти у Никонова, между большим и указательным пальцами правой руки.
