Патрик Грэхам - Евангелие от Сатаны
Ответ на вопрос нашелся чуть дальше: Ландегаард объяснил, что затворница находила убежище в монашеских общинах по другую сторону Альп – в укрепленном монастыре монахинь ордена Марии в Понте-Леоне, в монастыре монахов-траппистов в Верхнем Маканьо, стены которого возвышаются над холодными как лед водами Лаго-Маджоре, в монастыре Пресвятой Девы в Карванье над озером Комо. Потом она находила приют в кармелитском монастыре в Пиа-Сан-Джакомо, в монастырях на горе Чима ди Россо и в Матинсбрюкке на тирольской границе. Эти монастыри, и мужские и женские, по очереди становились жертвами нападения вскоре после ухода беглянки, которой дали защиту. Монахов или монахинь пытали, а затем распинали на крестах. Вот какие мрачные открытия сделал Ландегаард за эти бесконечные недели, когда он шел по следу затворницы. Это значит, что всадники-бродяги прошли по ее следу раньше инквизитора.
Нет! Когда читаешь его ужасные рассказы, становится понятно, что за шесть месяцев до него по следу старой монахини пошел некто другой. Убийца-одиночка, хищник, который тайком пробирался внутрь монастырских стен и ночь за ночью убивал обитателей или обитательниц монастыря. Монах – или, скорее, кто-то неназываемый по имени, кто прикрылся святой рясой. Паркс возвращается на несколько строк назад, чтобы убедиться, что слова, которые она только что прочла, – не плод ее воображения. Да, там сказано «монах».
98Последние абзацы доклада Ландегаарда стерлись так, что линии букв были почти не видны среди волокон бумаги. Из того, что Марии удалось прочесть, она поняла, что следы затворницы потерялись снова. На этот раз она исчезла в Доломитовых Альпах, посреди большого леса из черных сосен, окружавшего старый монастырь, где жили монахини ордена августинок. Туда Ландегаард и направлялся. Паркс откладывает пергамент в сторону и берется за следующий.
Это письмо от 3 сентября 1348 года – третий отчет инквизитора Томаса Ландегаарда. Почерк мелкий и выдает его тревогу. Паркс шепотом читает этот документ.
Увы, Ваше Святейшество, прошло так много дней с тех пор, как я выехал из Авиньона. Остается уже очень мало дней и еще меньше ночей до заката этого мучительного года.
Что я могу сказать Вам без слез об опустевших краях, через которые мы проезжаем? Повсюду великая черная чума окутала мраком наши города, и в них остались лишь камни и тишина. После себя она оставляет такой ужасный смрад, что моряки уверяют, будто чувствуют ее дыхание даже в Пирее.
Говорят, что теперь чума охватывает север Европы и опустошила Париж. Сейчас она, должно быть, движется к Гамбургу и к укреплениям Неймегена.
Боже всемогущий! Что же тогда стало с Авиньоном и Римом?! Они так близко к местам, где началась эта эпидемия. А еще накануне моего отъезда говорили, что болезнь отступит перед мазями старух и дымом сжигаемых пряностей!
Ваше Святейшество, освещает ли еще Ваша мудрость, подобно маяку, Священный Дворец? Или голуби, которые должны приносить Вам мои послания, летают теперь над одними развалинами?
Шуршит бумага. Паркс переходит к следующему пергаменту.
Что касается расследования, которое мы проводим от Вашего имени, я могу сообщить Вам, что след затворницы обрывается в монастыре августинок, о котором я писал в своем последнем докладе, присланном из Больцано.
Чтобы добраться до этих отдаленных мест, мы много часов подряд скакали в тишине по лесу. Чаща была такой густой, что копыта наших лошадей не производили никакого шума. Только по вою волков и звучавшему вдали карканью ворон мы в конце концов нашли дорогу и выехали на большую поляну, в центре которой поднимались стены монастыря.
Увидев стаи стервятников, которые, словно облака, кружили над зубцами этих укреплений, мы поняли, что за стенами монастыря поселилась смерть.
В тишине мы протрубили в рог, чтобы сообщить о своем приезде тем, кто мог выжить. Потом мы сломали балки и взломали ворота. После этого нам понадобилось вонзить шпоры в бока наших лошадей, которые били копытами о землю и фыркали, словно ощущали присутствие какой-то злой силы.
Как мы и опасались, никто не вышел нам навстречу среди этих безлюдных стен. Тогда мы обыскали монастырь.
Мы прошли темными коридорами, крича Ваше имя на латыни, и открыли двери всех келий. В кельях мы обнаружили старые лужи крови на полу и человеческие останки.
Таким путем мы вышли на монастырское кладбище, где обнаружили четырнадцать свежих могил, из которых тринадцать, видимо, были осквернены.
Мы открыли четырнадцатую могилу, которая оставалась нетронутой, и в этой могиле нашли наконец затворницу из Сервина. Но не нашли никаких следов проклятого евангелия, которое она унесла с собой. Ища его, мы обшарили все здание и перевернули все в библиотеке, но безуспешно.
Верх следующего документа, видимо, порыжел от огня: жар так высушил чернила, что две первые фразы было почти невозможно прочесть. Марии все же удалось разобрать слова горе и ужас. Дальше было продолжение рассказа.
Покинув кладбище, мы начали осматривать подвалы монастыря. В них мы нашли тринадцать трупов из тринадцати могил. Тринадцать тел августинок. Казалось, что они бродили в темноте, пока не обессилели, и тогда снова упали. Я пишу «снова упали» потому, что все монахини были в саванах, словно их сначала похоронили в тех тринадцати могилах на кладбище, а потом они воскресли, но стали призраками и начали блуждать в этих местах, где нет света. Меня беспокоит одна подробность: большинство этих трупов стояли на коленях, у стен фундамента, упираясь ладонями в неровности камня. Словно ожившие покойницы потратили свои последние силы, ощупывая стены в поисках чего-то.
Как велит обряд, мы вынесли эти останки за стены монастыря и похоронили в лесу, чтобы эти беспокойные души не тревожили покой тех, кто похоронен в освященной земле кладбища.
Увы, мы не имеем никаких новостей о настоятельнице этих несчастных монахинь, некоей матери Изольды де Трент. Следов ее смерти мы не нашли ни на кладбище, ни в записях общины. Возможно, она спешно покинула монастырь сразу после того, как были убиты ее монахини? Или убежала от убийц и тоже унесла с собой евангелие? В тот момент, когда я пишу эти строки, эта загадка не разгадана так же, как остальные.
В заключение, Ваше Святейшество, скажу вот что. Сейчас у меня нет ни одного ключа к этим загадкам, но тревога, овладевшая нашими душами, может привести лишь к одному заключению. Нельзя не признать, что эти таинственные события – дело Дьявола и что он до сих пор не совсем покинул эти места.
Ваше Святейшество, я доверяю эти строки одному из всадников. Если Ваш дворец спасся от бедствия, Вы скоро прочтете их. Другие письма – если мне еще придется посылать их Вам до моего возвращения в Авиньон – унесет под крылом мой последний почтовый голубь.
Мои люди слишком устали, чтобы продолжить путь при слабом свете уходящего дня. Поэтому мы переночуем в этих стенах, но зажжем костер и будем по очереди нести охрану возле него, чтобы прогнать из наших сердец поселившийся в них страх.
Мне это не по душе, ведь злая сила, убившая августинок, конечно, ждет только темноты, чтобы проснуться. Но так моя совесть будет спокойна. И я прикажу наблюдать за кладбищем, чтобы те его обитатели, которые умерли последними, не ушли с него при полной луне.
Целую Вам руки, Ваше Святейшество. И пусть рука Бога направляет нас – Вас в борьбе с тьмой, которая овладевает миром, а меня в поисках, которые происходят в еще более густой тьме и привели меня на это кладбище душ.
Мария переходит к последнему докладу. Почерк инквизитора до сих пор был аккуратным, но здесь буквы неровные и с сильным наклоном. Похоже, он был в сильнейшем ужасе, когда писал эти строки. Письмо было написано через несколько дней после предыдущего.
Ваше Святейшество!
Луна только что взошла над адом, в который превратилось это покинутое Богом место. Хотя мы зажгли костер на освященной земле кладбища, некое существо сумело зарезать последних людей моего отряда. Я помню, какие душераздирающие крики они издавали, когда оно распарывало им животы. Их убил монах – монах без лица и без души.
Теперь я укрываюсь в самом верхнем зале главной башни. Сейчас, когда я пишу эти последние строки, я слышу голоса моих мертвых собратьев, которые бродят вокруг и ищут меня.
Умоляю Вас, Ваше Святейшество, поверить, что эти слова не бред безумного, хотя и подсказаны ужасом. Сейчас я слышу шаги моих собратьев. Они поднимаются по лестницам и громко кричат мое имя. Должно быть, когда я глядел в окно, они увидели в нем мое лицо. Они зовут меня. Они идут сюда. Ваше Святейшество, в этих стенах живет Дьявол. Мой путь кончается здесь, и здесь я сейчас умру. Пока дверь еще держится, а доверяю эти последние слова почтовому голубю.
