Данил Корецкий - Освобождение шпиона
Но Бруно Аллегро, как известно каждому, никогда ни от кого еще не убегал. Сам он тоже об этом вспомнил. Может, вспомнил о чем-нибудь еще. Во всяком случае, он притормозил у самого Разлома и крикнул Лешему:
— Эй, там! Леший! Мы тут с Башмаком толковище ведем, слышь! У нас тут пулемет охуенный есть! И гранаты!.. И два танка еще! Да! Так что ты не рыпайся, понял?
На той стороне тоже зажглись фонари. Бруно увидел «тоннельщиков», занявших боевые позиции.
— Кто такой Башмак? — крикнул Леший.
— Да часовой он! Башмакин фамилия, по-нашему — Башмак. Караулит тут чего-то! Нормальный пацан! Ты его, это, Леший… Не трогай! А то он вас в капусту покрошит! Он на танке приехал, слышь!.. На двух танках!
— Он тебе коксу там случайно не отсыпал? — спросил Леший. — Какой еще танк?
— Не базарь по-пустому! — заорал Бруно, окончательно войдя в роль. — Щас он покажет тебе, какой танк! Я его еле успокоил, понятно? У него пулемет выше меня ростом! И тебя, кстати, тоже… И гранат гора! И автоматов старых штук двадцать! А сам он как этот… Призрак! Свет в глаза заходит, а там темные дыры — ни зрачков, ни белков, ничего!
Леший замолк — ему надо было переварить полученную информацию. И даже фонари погасил — на всякий случай.
— Что он охраняет там, твой Башмакин? — спросил он через минуту.
— Не знаю! Я только начал это самое, ну… Терки тереть… Переговоры, короче!
Из темноты за Разломом донеслась чья-то вполголоса произнесенная фраза:
— Да врет он все, товарищ майор!.. Он сам с собой там разговаривает, похоже!
На что Леший очень внятно ответил:
— Цыц, Рудин! Без тебя разберусь.
— Хорошо, Бруно! — крикнул Леший. — Сколько тебе времени нужно?
— Не знаю! Он какой-то долбанутый! Час, может два…
— Даю тридцать минут, — сказал Леший. — Так ему и передай. Через полчаса мы наводим переправу и форсируем щель. И скажи ему — ни танки, ни пулеметы тогда не помогут!
— Да ты не ссы, это!.. Все будет в лучшем виде! Я Башмака уговорю! Он пацан свойский, вас не тронет!
Бруно постоял еще, почесал бороду, махнул рукой и пошел обратно. Больше идти ему было некуда — или сюда, или к Лешему, который, того и гляди, опять забьет его в наручники.
Башмакин ждал на прежнем месте, автомат наизготовку, и был по-прежнему страшен — особенно черные дыры вместо глаз. И поза у него была какая-то не совсем человеческая, словно он в любую минуту готов был встать на четвереньки.
Бруно перевел дух и сказал:
— Ну, ты слышал все, да? Все нормально. Леший тебя не тронет, я ему приказал. Но ты тоже того…
Он исподлобья глянул на караульного, перехватил его черно-дырчатый взгляд, отвернулся. Но мысль свою докончил:
— Не выкобенивайся тут особо…
Башмакин опустил автомат.
— А ты не похож на остальных, товарищ Бруно, — сказал он, имея в виду, конечно, подземных обитателей, «папуасов». — Выглядишь цивилизованно, опрятно. И ты гораздо умнее их. Это странно. Откуда ты пришел?
— Да я в четырнадцать раз умнее! — уточнил Бруно. — И ничего тут странного! Это я еще с бодуна, на расслабоне… А пришел я с Лубянки, откуда ж еще! С площади Дзержинского, прямиком оттудова и пришел!.. Да, я умнее их всех в двадцать два раза — когда трезвый!
— С Лубянки? Ты что, работаешь в МГБ? — удивился Башмакин.
— Да! Точно! Где же еще! — Бруно важно кивнул.
Он готов был сейчас работать где угодно и с кем угодно, готов был верить хоть в Сталина, хоть в черта лысого, лишь бы выпутаться из этой передряги. Но он понимал, что слова надо чем-то подтверждать.
— На мне все МГБ держится! Видишь, побриться даже некогда!
Он энергично потеребил свою бороду. В конце концов, борода — это не пустые слова, это вещественное доказательство.
— И те, что с тобой — они тоже из МГБ? — уточнил Башмакин.
— Леший-то? Так он, блядь, законченный эмгэбист! То есть… В положительном смысле, конечно! Ну да! Он тоже с Лубянки! Настоящий майор, мать его!
Башмакин не понимал. Слишком много информации, слишком быстро, слишком громко, слишком грозно и непонятно кричит этот странный Бруно Аллегро.
— Так зачем вы пришли сюда с оружием? — спросил часовой. — Почему ведете себя так, будто вы враги?
— Да ни хуя мы не враги, ты чего! — Бруно искренне возмутился. — Я — Бруно Аллегро! Народный артист СССР, тайный агент КГБ или как его там… Я террористам не дал Кремль взорвать!.. Блядь, ты ж посмотри! Какой же я враг?..
Башнабаш поджал безгубый, как у ящерицы, рот. Посмотрел на часы, отстегнул от пояса флягу, протянул ее Бруно.
— Это коньяк. Старый, французский.
Тот жадно схватил, отвинтил пробку, понюхал — точно коньяк. И вдруг засомневался. Пить из фляги этого подземного упыря ему почему-то расхотелось.
— Это… Нет, в общем. Не в падлу, просто на работе не бухаю, — буркнул Бруно, возвращая флягу.
Башмакин с уважением посмотрел на него, безбровое, безволосое лицо немного вытянулось.
— Я тоже не употребляю обычно, — сказал он.
Тем не менее отпил из горлышка, еще раз посмотрел на часы.
— Но теперь уже все равно. Осталось семнадцать минут. Рабочее время, или нерабочее, я свою работу закончил. И ты, видимо, тоже. И те, кто с тобой.
— Что ты гонишь? — не понял Бруно. — Слушай, у тебя тут дышать нечем!
— Ничего, семнадцать минут потерпишь.
— Да что ты заладил про семнадцать минут?! — разозлился карлик. — Что такого через твои семнадцать минут случится? Свежий воздух пойдет, что ли?
— Через семнадцать минут сработает заряд. Я активизировал систему ликвидации командного пункта. Объект рассекречен противником, по инструкции я должен взорвать его.
Бруно так и застыл с открытым ртом.
— Ты охуел, что ли?!! — заорал он так, что услышали, наверное, на том берегу Разлома. — Какого, блядь, командного пункта?!.. Какое нах… взорвать?! Семнадцать минут! На череповецкую зону захотел, козлиная рожа?!!
Он заметался из стороны в сторону, бросился было в сторону Разлома, но тут же вернулся. Спросил с надеждой:
— Ты что — фуфло прогнал?
— Я охраняю секретный стратегический объект, — спокойно пояснил Башмакин. — Совершено несанкционированное вооруженное вторжение, объект должен быть…
— Какой объект?! Ни хуя!!! Никаких «должен быть»! Чего удумал! — Бруно даже подскочил на месте. — Слушать мою команду! От имени товарища Сталина, товарища Берии и начальника МГБ приказываю — отставить, рядовой Башмак!! А-атставить взрывы!
— Это неправда. Товарищ Сталин умер в 1953 году. — В черных дырках-глазах Башнабаша что-то недобро сверкнуло. — За три года до того, как я заступил сюда в караул.
— Как — за три года? Ты что, с 56-го здесь топчешься?!
Пораженный Бруно на какое-то время даже забыл про заряд.
— Да. Больше полувека. Всю жизнь. И мне, честно говоря, все это здорово надоело… — Башмакин опять поджал рот. — И эта «Старая Ветка», все, что здесь… А еще хуже то, что творится у вас наверху. Я все это время слушал радио, следил за тем, во что превращается моя страна, и все время ждал момента, когда можно будет дернуть ручку тумблера…
У Бруно вытянулось лицо. Он перестал орать и подпрыгивать, и даже как-то успокоился вроде.
— И что будет?.. Если — дернуть?
— Ничего не будет, — сказал Башмакин. — Москвы не будет. Госдумы вашей не будет. Пробок не будет. Коррупции не будет.
— Нормально, — сказал Бруно вполне серьезно. — Я бы тогда тоже дернул… Наверное. Но вначале улетел на маленьком самолете!
— Пятнадцать минут, — проговорил Башмакин.
Он стоял перед Бруно, вытянув длинные руки по швам — безглазый призрак из далекого прошлого, которое осталось только в сентиментально-пафосных фильмах и величественных зданиях на проспекте Мира, на Кудринской и Лубянской площадях… Он не был похож ни на дылд, ни на маленьких людей, он вообще ни на кого не был похож из ныне живущих разумных существ. Крохотный осколок старого мира, застрявший где-то у самого сердца мира нового, мира сытого и пьяного, мира хитрого и жадного, глупого, жестокого и… Какого еще?
Да какая разница! Все равно Бруно не собирался умирать. Москва, коррупция, хрен с ними, их действительно можно взорвать. Но лично он — Бруно Аллегро, Человек-Ядро, — лично он должен жить. Притом что никакого самолета — ни маленького, ни большого — у него нет.
— Вот что, Башмак, — сказал Бруно, откашлявшись. — Вижу, ты пацан реальный! Тебя на пост поставили, ты полвека отстоял. Значит, не лох педальный, не дешевка. Ты почти как Филин. Пацан сказал — пацан сделал! Только ты — рядовой, твое дело маленькое — приказы выполнять. А со мной пришел Леший, он майор, и он отвечает за все эти, как их… Ракоходы там и прочее. За всю подземную хероту, короче. И твой объект, выходит, подпадает под его, эту самую…
— Юрисдикцию, — сказал Башмакин.
— Ну, ты понял. И у него есть большой спецприказ командования — сменить тебя, Башмак, на твоем трудном посту. Ты тут оттрубил порядочно, пусть другие теперь покараулят. Твое дело сейчас — награды получать да жизни радоваться. Тебя ждут ордена, премии, санаторий, квартира на Кутузовском… Бабы — ты представляешь, какие сейчас бабы в Москве, а, Башмак? У тебя ж в пятидесятых все в ватниках ходили да валенках, не разобрать, где баба, где мужик, где ноги, где жопа. А сейчас — чулочки тоненькие, юбка едва трусы закрывает, да многие их и не носят… А если и носят! Это тебе не рейтузы до колен, это два шнурочка и треугольник маленький… А под ним все выбрито начисто…
