Спецотдел-3 - Андрей Волковский
Между фонарей неподвижно лежал человек в тёмной одежде, а над ним стояли двое: Радковский и крепыш в чёрном костюме. Чуть в стороне прижимался к стене испуганный светловолосый мужчина среднего роста и телосложения.
Эд узнал Зыкова — и оскалился, намереваясь кинуться к подлой твари, не обращая внимания ни на кого другого. Выскочил из-за поворота, но тут Радковский вырвал из рук крепыша неправильно длинный пистолет и выстрелил. Крепыш мешком повалился на пол, рядом с неподвижным телом. Выстрела Эд не услышал и понял, что «длинность» — это глушитель.
Шофёр присел, прикрывая голову руками, а Радковский расхохотался, разворачиваясь и направляя пистолет на Эда.
Пистолет в руках Германа дёрнулся, и в ту же секунду с потолка на него прыгнул «хамелеон», вновь ставший тёмным.
За спиной вскрикнул Азамат, и Эд развернулся на ходу, предчувствуя страшное.
Аз прижимал руку к плечу и ошеломлённо мотал головой.
— Кажется, меня задело, — удивлённо сказал он. — Не очень-то и больно.
Вопреки своим словам, спец по редким существам медленно осел на пол, продолжая сжимать плечо. Видимо, всё-таки больно было, но он ещё не осознал этого. Ладно, пока «хамелеон» разбирается с Радковским, надо проверить рану.
«Хамелеон» неслышно проскользнул мимо Эда и уселся рядом с новым хозяином.
— Иди обратно!
Существо не послушалось. Вместо того, чтоб вернуться к преступнику, оно обвилось вокруг Аза и оскалилось, глядя Эду в глаза. Видимо, Аз сейчас не может ему приказывать, и «хамелеон» перешёл в режим пассивной защиты.
«Опять отвлекаешься! А у врага там пистолет», — напомнил знакомый голос в голове.
Эд развернулся, ринулся к тому месту, куда отлетело оружие.
Но Радковский не спешил вернуть себе пистолет. Он стоял посреди круга, стягивая с себя пиджак, галстук и рубашку.
К Герману кинулся перепуганный шофер, но полуголый псих с нечеловеческой силой толкнул его в грудь — и Зыкова впечатало в стену. Он сполз на пол и замер рядом с телами парней в чёрном.
Радковский снова расхохотался, затем чужим холодным голосом произнёс несколько отрывистых слов на незнакомым Эду языке.
В коридоре вдруг стало холодно, как на улице.
Радковский взмахнул руками как дирижёр. Эд с удивлением осознал, что от Германа исходит слабое свечение.
Не веря своим глазам, Эд присмотрелся внимательнее: так и есть — тело Радковского покрывали мелкие знаки. И они светились, разгораясь всё ярче и ярче.
Как круги и связки на месте ритуала.
Он вызывает кого-то на себя? Или в себя?
Он сумасшедший⁈
Радковский перестал махать руками и замер, вытянувшись всем телом. Полуголый и странный, он не казался смешным. Было в светящейся подтянутой фигуре что-то от киношных спартанцев и ацтеков.
Но здесь не кино.
Эд тряхнул головой и двинулся к врагу, сжимая исчерченный знаками нож в правой руке. Пора заканчивать это шоу.
Кожа Радковского зашевелилась, забугрилась, пошла волнами — и сквозь тело человека проросло существо. Четыре руки — две внутри человеческих, две чуть ниже. Две ноги-лапищи. Хвост, покрытый шипами. Раздувшаяся голова. Пылающие глаза, клыкастая пасть и узкая щель вместо носа.
Герман, ставший в почти в полтора раза выше и раза в два шире, снова захохотал и прорычал:
— Давай сразимся! Давай!
Эд перестал пытаться понять, что не так с этим Радковским.
Неважно, что он с собой сделал и чего хочет. Важно остановить эту тварь.
Он кинулся к монстру, метя ножом в сердце. Тварь встретила его взрывом хохота и ударом «двойной» руки в грудь. Эду на миг показалось, что монстр пробил грудную клетку. Боль ослепила и парализовала. Он не мог дышать. Однако тело помимо воли продолжало двигаться на одних рефлексах: откатиться от удара ногой, прикрыть от шипов на хвосте глаза, всадить лезвие в призрачную плоть.
Тварь отдёрнула хвост и прорычала:
— И это всё⁈ Ну же, дай мне битву!
Эд прижался к стене, наконец вдохнул и раскашлялся. Стёр выступившие от кашля слёзы и пот. Поднялся, тяжело опираясь на стену. Сильная тварь. Она может его убить. Может. Но он её остановит.
Прыжок. Блок. Уклонение. Ещё прыжок. Ножом в шею. Не вышло.
Короткая, но яростная нагрузка отозвалась диким сердебиением. Эд взмок весь и насквозь.
А тварь лишь смеялась:
— Хватит бегать! Давай драться! Ты скучный. Я убью тебя. Убью твоих приятелей, а потом пойду наверх. Может, там мне дадут битву⁈ Пули мне не страшны, а человеческие смерти сделают меня ещё сильнее!
Смех твари превращался в рёв.
Откат. Прыжок. Блок. Уворот.
Нет, монстр прав: надо драться. Долго он в таком темпе не продержится, а монстру-Радковскому хоть бы что.
Надо добраться до тела твари.
Кем бы она ни была, у неё человеческое сердце.
Снова прыжок.
Принять удар. Схватить тварь за руку. Не блокировать удар руками с другой стороны. Не уклоняться. Не думать о боли.
Всадить нож в грудную клетку, целясь в сердце.
Вцепиться в монстра как в давно потерянного и вновь обретённого друга.
Тварь заревела, нечеловечески раззявив огромную пасть. И в эту пасть Эд сунул левую руку: кулак и запястье, оплетённое браслетом с неуставным артефактом.
Руку обожгло, и в следующий миг Эд увидел и почувствовал всем телом белый взрыв. Повалился на пол вместе с тем, что осталось от Радковского. И потерял сознание.
…Эд пришёл в себя от того, что кто-то дёргал его за плечо и звал по имени. Потребовалось невыносимо много времени, чтобы узнать Максима.
— Он открыл глаза! — обрадовался Кошкин. — Эд, ты меня слышишь?
— Да.
— Какое сегодня число?
— Десятое… или уже одиннадцатое…
— Отлично! Радковский мёртв, Зыкова мы взяли. Спецназ уже тут.
Крепкие ребята в броне окружили Эда, и знакомый Макса — Костя, вроде — спросил:
— Встать сможешь?
Эд попытался, и его подхватили и подняли.
— Давай медиков сюда пришлём? — предложил кто-то.
— Не, я сам…
— Ладно, — кивнул Костя. — Обопрись хоть.
Эд навалился на крепкое плечо.
Вели его долго-долго: холодные тёмные коридоры всё не кончались и не кончались, и до Эда не сразу дошло, что это потому, что он идёт слишком медленно.
— Где… — он хотел спросить, где остальные, но язык еле-еле ворочался во рту.
— Твои тут, всех ведём наружу, к медикам, — прогудел Костя.
Эд слабо обрадовался, а потом сосредоточился на ходьбе: переставлять ноги было почему-то очень тяжело, и процесс требовал полного сосредоточения.
Наверху в тёмной морозной январской ночи врачи долго осматривали Эда, ощупывали, светили в глаза,
