Фарфоровый детектив - Зоя Орлова
– Всё-таки жаль, что убийца не упырь!
– Ты что, – поинтересовалась Ия, – поверила Орешкину, что он принёс аиста матери Айгуль, чтобы мальчик в него играл или для красоты?
– Врёт Орешкин, чувствую, что изворачивается, – горячо ответила Надя.
– Да, он решил сотворить легенду про упыря, а орудие преступления держать не у себя, но в доступном месте.
– Точно, но мы ничего не докажем.
– Зато мы будем знать, что под маской таинственного кровопийцы всегда скрывается какой-нибудь …Ну, в общем, ты понимаешь, – улыбнулась Ия.
Евгений Пичугин.
Агашкин жених
Поднос упал со стола. Упал вместе со стоящими на нём чашками, блюдцами и другими фарфоровыми предметами. Нестройный грохот бьющейся посуды сменился тишиной.
Молодой человек стоял над осколками. Целой оставалась только фигурка девушки в цветном платье с золотой росписью, которая, видимо, украшала одну из деталей сервиза. Он поднял её с пола и посмотрел на стоящих в комнате людей.
– Иван Никитич, господа, извините…
Текстильный фабрикант Зимин смотрел на своего воспитанника, который так неловко снёс со стола поднос. Сервиз только что подарил ему фарфоровый заводчик Кузнецов, приехавший в гости вместе со своей дочерью.
– Ну вот, собственно, и он, Никита Никитич, прошу любить и жаловать. Прости, Терентий Яковлевич, за разгром этот, но видишь, как у молодёжи – степенно ходить не могут, всё бегом.
Терентий Яковлевич молча кивнул.
– Мария Терентьевна, – продолжил Зимин, указывая на стоящую рядом с отцом девушку.
Та с интересом смотрела на покрасневшего Никиту. Роста она была высокого, статная фигура и чёрные волосы, выбивающиеся из модной причёски, выдавали отцовскую породу.
– Никита, я гостям рассказал уже про увлечения твои, про расследования загадок и преступлений по современной науке. Терентий Яковлевич очень заинтересовался. Помнишь, в газетах писали про душегубства в Дулёвской пустоши? Девушки убитые на его заводе работали. До сих пор не нашли убийцу.
Терентий Кузнецов спросил:
– Никита Никитич, неужели есть способ лиходея отыскать? Все деревни окрестные в страхе. Агашки, художницы, что на заводе фарфор расписывают, на работу приходить отказываются. За прошлый год троих задушил и этой весной одну.
Никита на секунду задумался и ответил:
– Ну так допросите всех людей. Завод большой, наверное, свидетели были. Места преступлений полиция осмотрела? Улики собрали? Всё же видно по уликам обычно.
– Приезжала полиция. Да какие улики… Там ведь бесовщина какая-то. Каждый раз находили рядом с удушенной девушкой фигурку фарфоровую, вот примерно, как вы сейчас в руках держите, только мужскую. Народ на заводе эти фигурки женихами окрестил. Говорят, забрал жених к себе невесту.
– Нашли, кто фигурки на заводе сделал?
– Да в том то и дело, что не нашли. Весь завод обыскали. Никто не видел. Форм для отлива на заводе много, но именно такой не нашли. Загадка.
– Действительно, загадка, – Никита покрутил в руках отколотую фигурку.
– По деревням уже сказку сложили про Агашкиного жениха. И все боятся, никак он снова за невестой придёт. Я и то, грешным делом, за Машу волнуюсь.
На лице Марии Терентьевны появился румянец.
– Батюшка, ну что же вы Никиту Никитича страхами нашими пугаете. Полиция разберётся.
Голос её был низкий и приятный. Никита на секунду забыл, что стоит над упавшим подносом с фарфоровыми осколками и слушает историю про загадочные убийства. Очнувшись, он сказал:
– Терентий Яковлевич, покажете мне завод свой и места, где жертв находили?
– Да, конечно, приезжайте, людей соберём, всё покажем.
Никита посмотрел на Машу, которая ещё больше раскраснелась.
– Не беспокойтесь, Мария Терентьевна. Найдём убийцу.
– Ну а сейчас давайте за стол, – хозяин жестом пригласил гостей. – Прикажу, чтобы убрали и новую посуду принесли. Тебе, Никита, китайского чая отдельно заварили.
* * *
В погожий майский день Никита Зимин приехал на фарфоровый завод в Дулёвскую пустошь. Не заезжая в усадьбу Кузнецовых, которая находилась тут же, он вместе с провожатыми, которых дал Терентий Яковлевич, осмотрел окрестные лесные тропинки, остановился и внимательно изучил места, где были найдены задушенные работницы.
Не найдя ничего примечательного, Никита, вернувшись, осмотрел завод, мастерские и людей, которые в них работали.
В отдельном помещении художницы занимались росписью фарфора. В основном это были молодые девушки-крестьянки, все невысокого роста, в простых платьях, похожие друг на друга.
После осмотра Никита зашёл в помещение заводской конторы, где его ждал Терентий Яковлевич.
– Ну что, Никита Никитич, придумал, как убийцу искать будем?
– Пока ещё нет. Места, где девушек находили, расположены на разных тропах в лесу. И все эти тропы к заводу выходят. Убийца их отсюда выслеживал.
– Мы после второго случая всех мужиков на заводе допросили. Может, кто из похоти лиходейства устроил. Никто, конечно, не сознался. Но и доктор уездный, который тела смотрел, сказал что не сильничали их.
– Но всё же в дни преступлений убийца здесь был. Терентий Яковлевич, можете мне рассказать немного про завод? Сейчас каждая деталь важна.
– А что тебе рассказать? Завод этот ещё отец мой начинал. Он сам из гжельских мастеров. Первый завод у него в Новохаритонове был. А здесь болота одни, пустошь. Вокруг старообрядцы в основном живут. Они много разговаривать не любят. Отец тоже двумя перстами крестился, хотя и не отсюда родом. Он с общинами деревенскими о работниках договорился, пустошь у помещика выкупил и завод построил. Мы с братом ему помогали.
– А брат ваш заводом занимается?
– Брат? Анисим? Занимается. Только своим заводом. Отец, когда уже старый стал и всю работу нам передал, по какому-то своему разумению решил, что дело нам с братом вместе вести нельзя. И разделил нас. Анисиму достался харитоновский завод, а мне дулёвский. Почти двадцать лет с тех пор прошло. Как раз в тот год супружница моя родами померла, Машу вот мне оставила.
– И что, совсем общих дел нет? Заказчики? Рецепты производственные?
– Что ты, какие рецепты. Анисим на своём заводе делает гжельский фарфор, с синей росписью. В Гжели таких заводов десяток. Но и спрос правда есть, про Гжель все знают. А у моих агашек роспись своя, розаны разноцветные, с позолоченным орнаментом. У нас с братом на заводах ничего общего нет. И в торговле мы не соперники. Вот посмотри сюда.
При этих словах Терентий Яковлевич показал на большой шкаф, стоящий за его спиной, в котором находилась фарфоровая посуда.
– Вот это всё наша, дулёвская роспись. А вот это блюдо ещё отец делал. Видишь разницу?
– Но с братом-то вы видитесь? Встречаетесь?
– Конечно, встречаемся. Он ко мне по праздникам в гости приезжает. Пьём чай. Но о делах ни слова.
Тут дверь в контору отворилась и вошла Мария Терентьевна.
– А вот и Маша. Не сидится ей дома. Нашла себе дела на заводе. Всё уже лучше меня знает.
Никита слегка поклонился, приветствуя девушку.
– Мария Терентьевна, подскажите, а на заводе, кроме посуды, ещё и скульптуры делают?
– Ну тоже скажете, скульптуры. Так, льют фигурки разные и расписывают. Мальчишкам деревенским по праздникам свистульки дарят, на ярмарки отвозят. Вон в шкафу несколько штук стоит. Я сама их сделала.
– А «женихов» могли на заводе сделать?
Мария Терентьевна задумалась.
– Сделать-то могли. Но у нас все работники на виду. Никто не видел, чтобы кто-то этих «женихов» делал.
– А вы работникам найденные фигурки показывали?
– Нет. На словах расспрашивали. Самих «женихов» полицейский пристав с собой забрал.
Никита смотрел на Марию Терентьевну, и его не покидало чувство, что все слова она говорит только для вида, а сама думает о чём-то другом. Чуть дрожащий низкий голос и едва вспыхивающий румянец подтверждали его мысли. Он сказал, обращаясь к Кузнецову:
– Терентий Яковлевич, придётся мне в уездный полицейский участок съездить. Хочу сам на «женихов» посмотреть. Уж больно всё странно получается.
– Так вам тогда в Покров ехать. Наши деревни к Владимирской губернии приписаны, не смотри, что Москва рядом.
– Съезжу. И ещё у меня
