Enter - Карл Ольсберг
На странице одного новостного портала Йаапу бросился в глаза комментарий к сообщению о пресс-конференции: «SusyH1974: Почему они так уверены, что к делу причастен Ангессер, чей портрет сейчас висит повсюду? Читаешь тут комментарии, и такое впечатление складывается, что вина его уже доказана, а сам он осужден. По мне так решать должен суд, виновен кто-то в преступлении или нет, а не полицейские и уж тем более не интернет-юзеры». Дело было не столько в содержании комментария, а в том обстоятельстве, что это было единственное мнение, ставившее под сомнение виновность Ангессера. Авторы остальных комментариев исходили из несомненности его связи с АТР, независимо от того, осуждали они акции группировки или поддерживали.
По запросу “SusyH1974” Google обнаружил несколько профилей в социальных сетях. Их обладательницей была юрист по имени Вера Шмитт из города Детмольд. На своем сайте она указала, что решает типичные вопросы гражданско-правового характера: разводы, наследство, договоры купли-продажи, тяжбы с квартиросъемщиками. Там не было ни отсылки к ее критической позиции по отношению к современным технологиям, ни упоминания о знакомстве с Томасом Ангессером. Однако Йаап переслал ее комментарий Айзенбергу.
— Мне позвонить этой Вере Шмитт?
— И поздравить с тем, что она единственная, кто задается здравым вопросом, а в курсе ли своих действий полиция?
Сарказм шефа обескуражил Йаапа, поскольку прозвучал от него совершенно неожиданно.
— Извините, но вы сказали…
— Ладно, простите. Вы все правильно делаете, господин Клаузен. Дело лишь в… Эта Вера Шмитт, к сожалению, права. Почему мы уверены, что Ангессер имеет отношение к делу? Нам ведь это доподлинно не известно. Мы скормили его прессе, не имея реальных зацепок, я уже не говорю об уликах.
— Может быть, у нас и нет улик, но Ангессер вел себя однозначно подозрительно. Он что-то утаивал. Затем он бежал. Ему принадлежат тексты, очень похожие на тексты АТР, к тому же он работал под началом жертвы. Зацепок полно, если хотите знать мое мнение. Может быть, он и не убийца, но он явно знает преступника.
Айзенберг горестно вздохнул (это тоже было для него нетипично). Обычно он держался стоически, и ничто не могло нарушить его самообладания.
— Может быть, вы правы. Однако мы не в силах что-либо изменить. Завтра продолжите информационный поиск. А на сегодня закругляемся.
— Хорошо, господин Айзенберг.
* * *
Протискиваясь по вечерним берлинским пробкам на своем трехдверном БМВ, Йаап размышлял о причинах кислого настроения своего шефа. Неужели проступок Бена так сильно его огорчил? Или дело было куда серьезнее? Точно. Несмотря на строптивый и дерзкий нрав, Бен был ценным кадром для ОСГИ, возможно, одной из ее опор. Но незаменимых не бывает. В недрах IT-службы нашелся еще один умник, который вывел его на чистую воду. Этот кто-то прекрасно впишется в Особую следственную группу, возможно, даже лучше, чем Бен. Не исключено, что с его приходом и атмосфера в коллективе улучшится. Вот бы это был человек, знающий и даже соблюдающий служебный устав и в то же время разбирающийся в информационных технологиях! Разумеется, среднестатистический полицейский не обязан уметь то, что умеет хакер, но он мог взять на вооружение некоторые приемы и методы без цели их корыстного применения.
Однако стоило немного развить эту мысль, и становилось ясно, что человек, обладавший такими компетенциями, ни за что не захочет работать в ОСГИ, тем более теперь, когда их репутация запятнана. Скорее всего, руководство БУУП объявит эксперимент провалившимся и распустит группу. Наверное, поэтому Айзенберг был не в духе: шеф знал, что с ними все кончено. Не прошло даже года с момента, когда он прибыл из Гамбурга и принял руководство ОСГИ, как потерпел фиаско. Бесспорно, это его сильно задело.
Вопреки этой неудаче Айзенберг зарекомендовал себя как хороший полицейский, поэтому ему наверняка найдется достойное занятие в БУУП. Но что будет с остальными? Эксцентричный Сим никуда не впишется. Насчет собственного будущего Йаап особых иллюзий не питал: он ничем не успел прославиться до прихода в ОСГИ. Ему повезет, если его оставят в БУУП на какой-нибудь исполнительской работенке, а не заставят подыскивать себе вакансию где-нибудь в провинции или — что еще хуже — в частном охранном агентстве, куда уходят все полицейские-неудачники и заканчивают свой век охранниками в супермаркетах.
Больше других ему было жаль Клаудию. Она была психологом от Бога, однако вряд ли кто-то из руководства заметил ее талант, кроме, пожалуй, Кайзера. Она хорошо вписалась бы в первый отдел по расследованию уголовных преступлений, однако было сомнительно, что ее туда переведут. Наверное, ей придется начать работать ассистентом практикующего частного психиатра. Или же она воспользуется шансом и начнет работать на себя. А может быть — эта мысль его терзала — она выйдет замуж за состоявшегося человека, родит от него детей и зароет в землю свой талант. Так или иначе, Йаап ее больше не увидит.
И все это — из-за дурака Бена! Ну как тут оставаться спокойным!
Йаап заехал в супермаркет. Дома, вытащив из пакета и положив в холодильник скоропортящиеся продукты, он отломил верхние увядшие листья салата и вырвал несколько сочных ярко-зеленых листиков из самой середины кочана. Они особенно нравились Момо.
Он пошел в гостиную и присел на корточки рядом с большим открытым сверху террариумом, в котором жила сухопутная черепаха. Наследство от деда, который умер пять лет назад. Никто не знал, сколько ей было лет и сколько из них она провела питомицей старика. Никто из наследников, кроме Йаапа, не изъявил желания забрать черепаху себе.
— Посмотри-ка, что у меня для тебя есть!
Он давно перестал задаваться вопросом, о чем свидетельствовал тот факт, что он разговаривает с черепахой. Скорее всего, лишь о том, что ему не хватало общения.
Почуяв свежий салат, Момо вытянула свою морщинистую шею из панциря, который каждый раз вызывал у Йаапа ассоциации со шлемом солдата вермахта, и медленно поползла к Йаапу. В этот момент в дверь позвонили.
Он посмотрел на дверь с изумлением. Кто бы это мог быть в такой час? Соседи? Он бросил листья салата Момо, подошел к двери и посмотрел в глазок. За дверью стояла молодая женщина с темными короткими волосами. Она была одета
