Фридрих Незнанский - Бархатный губернатор

– На твоей даче? – уточнил Потапов. – Это мало похоже на неприятность. Скорее на событие приятное.

– Придушили-то в его управлении.

– И дело взял в свои руки Турецкий?

– Он. С Маркушей вообще какие-то нелады…

– Пьет?

– Пил он всегда, но пьяным его никогда не видели. А теперь он зарядил, и довольно серьезно.

– Богатый стал, – насмешливо проговорил Юрий Андреевич. – Но богатство – дело такое, сегодня оно есть, а завтра поминай как звали! Поучил бы по-отечески, по-губернаторски…

– В народе говорят: пей, да дело разумей. А дела у Маркуши идут хуже некуда. Вообще, должен сказать, во всех правоохранных структурах какая-то неразбериха. Власенко начисто скис. Надеялся на своего дружка, зонального прокурора из Генпрокуратуры, но тот полностью отключен от расследований.

– А что Макеев?

– Жалуется. Офицеры получают приказы, под козырек, а результатов не видать.

– Они на службе. Должны докладывать.

– Докладывают. Только то, что давным-давно известно.

– Умеет работать Турецкий, – задумчиво произнес Потапов.

– С такими правами, как у него, да не уметь?

– Правами тоже надо пользоваться с умом, – назидательно ответил Юрий Андреевич. – Супрун, говорят, митингует?

– По всему краю. Охраняют его казаки.

– Народу, слышал, на площадях тьма?

– Достаточно.

– Об истории своей, конечно, молчит?

– Пока молчит.

– Значит, чего-то ждет. А ждать он может лишь одного. Подходящего момента. Такой шанс набрать очки он не упустит.

– Печать? Телевидение?

– Он воспользуется тем и другим, когда наступит время. Но ты очень-то не переживай, – посмотрев на собеседника, успокоил его Потапов. – Историю вспять не повернешь.

На этом деловой разговор хозяин дачи закончил.

От встречи с секретарем Совета Безопасности Колесниченко ожидал худшего, но Потапов оказался прав. Хвостов был сдержан и спокоен, хотя неприятного наговорил достаточно.

– Я вызвал вас по поводу дел Краевой акционерной компании товаропроизводителей, – сразу после приветствия сказал секретарь.

– Слушаю вас, Василий Алексеевич, – вежливо произнес Колесниченко.

– Порядка восьмидесяти процентов доходов от деятельности вашей конторы уходит неизвестно куда.

– Во-первых, это не моя контора, как вы изволили выразиться, а во-вторых, я не имею данных о доходах КАКТа.

– Разве вы уже не хозяин края? – тяжело посмотрел на губернатора Хвостов.

– КАКТ – организация коммерческая…

– Частная и теневая, – перебил секретарь.

– С первым пунктом можно и согласиться, а что касается второго, не убежден. Да, предприятие крупнейшее в крае, зарегистрировано по всем законам, обязательства перед краем выполняет…

– Какие?

– Платит за аренду земель, водоемов, отчисляет процент, обусловленный нами, на счет края и, что немаловажно, дает работу тысячам и тысячам граждан.

– То, что КАКТ платит краю, – это мизер по сравнению со средствами, уходящими за рубеж.

– Подобными вопросами занимаются правовые органы.

– Что же тогда, повторяю, делает губернатор?

– Мне бы не хотелось вести разговор в таком тоне, – помолчав, ответил Колесниченко.

– Генеральный директор – вор в законе, подведомственными предприятиями КАКТа руководят Старики, Левитаны, бывшие партийные боссы – то же ворье, московским представительством – некий Асатрян, игрок и картежник! Это вам известно?!

– Известно.

– И вы молчали при их назначении?

– Назначение руководителей коммерческих предприятий не входит в мою компетенцию. И потом, Василий Алексеевич, разве в столице нет руководителей рангом выше каких-то директоров и имевших судимости?

– Вы можете назвать фамилии?

– Уверен, что они вам известны.

– Чувствую, вас неплохо настропалили, – помедлив, заметил Хвостов. – Не знаю, как насчет обязанностей, но права свои вы четко знаете. Считаю, что беседа наша не получилась. Материалы по КАКТу передаю генеральному прокурору. Все.

– До свидания, Василий Алексеевич, – откланялся Колесниченко.

В ответ секретарь Совбеза буркнул что-то невразумительное и закурил.

И теперь, сидя в кресле самолета, Николай Михайлович размышлял о собственной судьбе.

В мире много людей, о которых говорят, что они мягко стелют, да жестко спать. К такой породе относился и Колесниченко, и, видимо, не зря прозвали его в народе «бархатным губернатором». Он не скупился на обещания, но справедливости ради надо сказать, что старался их выполнять, хотя многое из обещанного так и осталось на словах. И все-таки его край по сравнению с другими регионами выглядел по всем экономическим показателям намного лучше. Что ни говори, а в КАКТе платили, деньги выдавались без задержки и в принципе народ не бедствовал, опять же если сравнивать с другими областями. Иное дело, что разрыв между богатыми и бедными достиг таких размеров, что это уже всерьез начало волновать губернатора. Успокаивало лишь одно: во всей России еще хуже. От людей ничего не скроешь, ничего не утаишь, все прекрасно понимали, что работают на карман «новых русских», но, как выразился один изголодавшийся воркутинский шахтер по телевидению, мне, мол, на кого бы ни работать, хоть на негров, лишь бы платили.

Колесниченко отчетливо представлял последствия расследования дел о коррупции и хищениях в фирме КАКТ. Дело касается его лично, а если «важняк» Турецкий раскопает хотя бы один эпизод его участия в преступлениях, совершенных в этой фирме, ему вообще труба. Утешало лишь то, что Потапов, узнав о содержании его беседы с секретарем Совета Безопасности, весело хохотнул: «Ну а что я тебе говорил? Живи. Живи себе спокойно».

В аэропорту Ставрополя губернатора встретил начальник местной ФСБ Макеев. Он сообщил о приказе министра внутренних дел об отстранении Маркуши от занимаемой должности. «И кто же исполняет его обязанности?» – «Полковник Холмец». Колесниченко промолчал. «Того и гляди, до меня доберется», – сказал Макеев. И снова ничего не ответил Колесниченко.

Майор милиции Голованов, держа за руку сынишку, стоял на крыльце дома и смотрел на подходившего Глеба.

– Привет! Каким ветром? – улыбнулся он, пожимая парню руку.

– Попутным. Здравствуйте.

Глеб вытащил письменное поручение Турецкого и подал бумагу майору.

– Придется тебе с дедом посидеть, Максимка, – обратился к сыну Голованов. – Иди в машину, Глеб.

– Грязнов в Татарке?

– Уехал. Но мы и сами с усами!

– Один?

– С кем прибыл, с теми и убыл. Шагай. Я мигом.

Поехали на поиски подполковника Сизова на двух машинах. По пути к Татарскому лесу Глеб коротенько рассказал Голованову, для чего Турецкому так необходим подполковник.

– Не объясняй. Задание получено, будем выполнять. Возьмем, если он живой. Правильно едем, Алексей Иваныч?

– Метров через триста будет дорога направо. Надо будет тормознуть.

– И куда ведет эта дорожка? – подъехав к перекрестку и остановив машину, спросил Глеб.

– К дому лесничего.

– Ты его знаешь, Иваныч? – поинтересовался майор.

– Как не знать? Я всех знаю, и они меня знают… Пойду я, ребята.

– Я с вами, – вызвался Глеб.

– Михеич незнакомых не уважает. Один пойду.

– Иди, Алексей Иваныч, – разрешил Голованов, подмигивая Глебу.

Когда Богданов скрылся из виду, майор выразительно посмотрел на подошедших Демидыча и Филю, и те моментально исчезли в кустарнике.

– А мы с тобой, Глеб, посидим, покурим, – сказал майор. – Или ты не куришь?

– Не курю.

– Не пьешь, не куришь… Такие, как ты, женщинам нравятся. Я тоже лет до восемнадцати не пил и не курил. И никогда не думал, что не только табак, но и кое-что еще придется потягивать.

– Анашу?

– И анашу тоже… Много знает этот подполковник Сизов?

– Полагаю, немало. Он всюду сопровождал генерала Маркушу.

– Дали мы маху с Грищуком…

– Почему – мы?

– Его колоть надо было сразу, а мы повезли.

– Кто мог предположить такое?

– Собралась шайка-лейка в южном краю, – посокрушался майор, но, глянув на парня, перевел разговор. – Глаза у тебя красные, Глеб. Не высыпаешься?

– Сегодня часика два вздремнул.

– Тогда спи, – приказал Голованов.

А Богданов тем временем беседовал с лесничим Михеичем, мужчиной лет шестидесяти, приземистым и крепким, как пень.

– Что-то, Иваныч, ты не о том говоришь, – сказал лесничий. – Дичь, грибы, ягоды… Кого потерял-то, сказывай сразу.

– Подполковника Сизова, – не стал скрывать Богданов. – А больше сказать ничего не могу. Сам понимаешь.

– Видел, – ответил лесничий. – Сегодня и видел. С ружьишком по лесу бродит.

– В каком месте видел?

– У ручьев. Там сейчас куропатка копошится.

– В котором часу его встретил?

– Рано. Часов в шесть. Я у Захарова Семки ночевал, проснулся и пошел к себе напрямки.

– Поговорили?

– Как и с тобой. О дичи… Дела-то, Иваныч, какие, а?