Том Смит - Колыма
Председательствующий повернулся к тройке лидеров:
– Хотим ли мы изменить систему?
Рабочий с квадратным подбородком оглянулся на своих товарищей.
– Начальник лагеря просит дать ему еще один шанс. Согласны?
Ответом ему послужил нестройный ропот, который становился громче по мере того, как к нему присоединялись все новые голоса.
– Никакого второго шанса! Никакого второго шанса! Никакого второго шанса!
У Синявского вытянулось лицо. Он искренне считал, что сделал достаточно, чтобы ему сохранили жизнь. Адвокат повернулся к осужденному. Было видно, что процесс судебного разбирательства не был продуман им до конца. Никого не назначили на роль палача. Начальник лагеря вынул из кармана один из засохших фиолетовых цветков и сжал его в кулаке. Он вскарабкался на самую верхнюю ступеньку и запрокинул голову, глядя в ночное небо. Адвокат заговорил, и голос его задрожал от сдерживаемых эмоций:
– Мы выносим коллективный приговор. Значит, наказание тоже должно быть коллективным.
Заключенные обнажили оружие. Адвокат отошел в сторону. Начальник лагеря воскликнул:
– Мое последнее желание…
Пистолеты, винтовки и пулемет заговорили одновременно – и Синявский опрокинулся навзничь, словно подхваченный порывом ветра. Гнусный злодей при жизни, перед лицом смерти он обрел даже некоторое достоинство. И зэки возненавидели его за это. Они больше не хотели его слушать.
Настроение участников импровизированного трибунала изменилось с восторженного на мрачное. Прочистив горло, адвокат поинтересовался:
– Как поступим с телом?
Кто-то предложил:
– Пусть лежит, в назидание остальным.
На том и порешили. Труп останется лежать на месте.
– Кто следующий?
Лев напрягся. Георгий провозгласил:
– Лев Степанович Демидов.
Адвокат обвел охранников внимательным взглядом.
– Кто это такой? Кто из вас Лев?
Лев не пошевелился. Адвокат повысил голос:
– Встаньте и покажитесь! Иначе вы лишитесь права на справедливый суд и мы казним вас на месте!
Медленно, не до конца уверенный в том, что ноги не подведут его, Лев встал. Адвокат подвел его к нижней ступеньке, где он и повернулся лицом к собравшимся. Адвокат начал допрос:
– Вы – охранник?
– Нет.
– Кто вы такой?
– Я – сотрудник московской милиции. Меня прислали сюда для проведения негласной операции.
Георгий не выдержал и крикнул:
– Он – чекист!
Толпа, его судья и палач, разразилась негодующими криками. Лев взглянул на обвинителя. Георгий действовал на свой страх и риск. Лазарь читал какой-то листок бумаги, на котором, возможно, перечислялись преступления Льва. Адвокат спросил:
– Это правда? Вы действительно чекист?
– В прошлом я служил в МГБ.
Адвокат крикнул:
– Примеры его преступлений?
Ему ответил Георгий:
– Он выдал Лазаря!
Заключенные заулюлюкали. Лев поднялся на одну ступеньку. Георгий продолжал:
– Он избил Лазаря! Сломал ему челюсть!
Льва заставили подняться еще на одну ступеньку.
– Он арестовывал прихожан Лазаря!
Лев стоял на пятой ступеньке, когда Георгий выдохся. Больше сказать ему было нечего. Никто из остальных заключенных Льва не знал. Никто не мог назвать ни одного из его преступлений. Адвокат провозгласил:
– Нам нужны примеры! Еще семь примеров!
Георгий недовольно выкрикнул:
– Он – чекист! Разве этого мало?
Но адвокат лишь покачал головой.
– Это не пример.
Никто из заключенных не знал его настолько хорошо, чтобы осудить, никто, за исключением самого Льва. Узники выглядели разочарованными. Они справедливо полагали, что, раз он был чекистом, его прошлое скрывает множество преступлений, которые попросту неизвестны им. Лев чувствовал, что непродуманная процедура не защитит его. Не будь он свидетелем гибели начальника лагеря, то сам поднялся бы на верхнюю ступеньку и признался в своих прегрешениях. Но едва ли он окажется красноречивее и удачливее Синявского. Его жизнь зависела от правил их системы. Зэкам нужны еще семь примеров. Но их-то как раз и не было.
Георгий, не желая сдаваться, выкрикнул:
– Сколько лет ты был чекистом?
После службы в армии Льва направили на работу в органы госбезопасности.
– Пять лет.
Обращаясь к заключенным, Георгий поинтересовался:
– Разве трудно поверить в то, что каждый год он причинял зло по меньшей мере двоим? Неужели этого нельзя ожидать от чекиста?
Толпа согласилась: две ступеньки за каждый год. Лев повернулся к адвокату, надеясь, что тот отменит эту поправку. Но адвокат лишь пожал плечами, и предложение Георгия обрело силу закона. Он попросил Льва подняться на самую верхнюю ступеньку. Он был приговорен к смерти.
Не в силах осознать, что это конец, Лев не двинулся с места. Из толпы прозвучал чей-то голос:
– Иди наверх, или мы застрелим тебя там, где стоишь!
Испытывая во всем теле необыкновенную легкость, Лев медленно поднялся наверх и остановился над трупом начальника лагеря, глядя в нацеленные на него стволы.
И тут раздался голос человека, который ненавидел его, голос Георгия:
– Подождите!
Лев смотрел, как Лазарь шепчет что-то на ухо Георгию. А тот, что было ему совсем не свойственно, почему-то не спешил переводить слова своего наставника. Когда Лазарь умолк, Георгий вопросительно взглянул на него, и Лазарь жестом показал, чтобы он повторил его слова. Георгий повернулся ко Льву и спросил:
– Моя жена жива?
Георгий взял листок из рук Лазаря, подошел ко Льву и протянул бумагу ему. Лев наклонился и узнал письмо, написанное Фраершей в доказательство того, что она жива, и содержащее сведения, известные только ей одной. Оно находилось у Тимура. Должно быть, перед тем как убить его, охранники отобрали у него все вещи.
– Оно было найдено в кармане у охранника. Ты не лгал.
– Нет.
– Она жива?
– Да.
Лазарь жестом подозвал к себе Георгия и вновь что-то настойчиво зашептал ему на ухо. С явной неохотой Георгий провозгласил:
– Я прошу, чтобы его пощадили.
Москва
Тот же день
Словно две бродячие кошки, Зоя и Малыш сидели рядышком на крыше дома № 424. Зоя старалась держаться поближе к мальчишке, дабы показать ему, что не собирается убегать. Проделав утомительный путь по канализационным коллекторам, где им пришлось пройти несколько километров, взбираться по лестницам, идти по бортику вдоль заросших слизью и плесенью стен, оба вспотели и запыхались и сейчас с наслаждением подставляли лица прохладному ночному ветерку. А Зоя вдобавок вдруг ощутила воодушевление. Отчасти это объяснялось тем, что после многих дней и ночей, проведенных в заточении, она наконец-то получила возможность размяться. Но главная причина заключалась в том, что она была с ним. Девочке казалось, что к ней вернулось украденное детство и ее ждет захватывающее приключение с родственной душой.
Зоя бросила взгляд на фото, которое держал в руке Малыш.
– Как ее зовут?
– Марина Нюрина.
Зоя взяла у него фотографию. На вид Нюриной было лет тридцать, может, чуть больше, и женщина выглядела строгой и чопорной. Зоя вернула снимок мальчишке.
– Ты собираешься убить ее?
Малыш коротко кивнул, словно кто-то попросил у него закурить. Зоя не знала, верить ему или нет. Она видела, как он напал на вора, который хотел изнасиловать ее. Она знала, что он умеет обращаться с ножом. Мрачный и неразговорчивый, он ничуть не походил на хвастуна.
– За что?
– Она работала в МГБ.
– Что она сделала?
Малыш удивленно воззрился на нее, явно не поняв вопроса. Зоя пояснила:
– Она арестовывала людей? Допрашивала их?
– Не знаю.
– Ты собираешься убить ее, но при этом не знаешь, что она сделала?
– Я же сказал тебе. Она работала в МГБ.
Зоя спросила себя, что ему известно об органах госбезопасности, а потом осторожно заметила:
– Ты ведь мало о них знаешь? О чекистах, я имею в виду?
– Я знаю, чем они занимаются. – Малыш задумался, а потом добавил: – Они сажают людей в тюрьмы.
– Разве не нужно узнать о человек больше, прежде чем убивать его?
– Фраерша приказала мне сделать это. Мне не нужны другие причины.
– Но то же самое говорят и чекисты: они лишь выполняют приказы.
Малыш явно начал злиться.
– Фраерша сказала, что ты можешь помочь. Ну так помогай. Она ничего не говорила о том, что ты будешь задавать кучу дурацких вопросов. Если тебе так хочется, я могу отвести тебя обратно в камеру.
– Не злись. Я всего лишь спросила почему, вот и все. За что мы должны убить эту женщину?
Малыш сложил фото пополам и сунул его в карман.
Зоя поняла, что перегнула палку. Она переусердствовала и зашла слишком далеко, поддавшись минутному порыву. Девочка надолго замолчала, надеясь, что ничего непоправимого не случилось. Ожидая натолкнуться на сварливое раздражение, она удивилась, когда Малыш заговорил почти извиняющимся тоном:
