Алекс Ровира - Последний ответ

— Получается, он был вольный стрелок вроде Лорелеи?

— Скажем так, он был наивным честолюбцем, гонявшимся за славой, но не способным на великое открытие. После долгих лет презрения в научных кругах он возжелал прославиться на ниве журналистики и встретил свою смерть. Вот и все.

Меня поразила холодная откровенность, с которой француженка ответила на мой вопрос, как будто бы покойный обратился для нее в малозначительную тень. В это время наш «боинг» уже выруливал на взлетную полосу в ожидании разрешения на вылет.

Я продолжил штурм и объявил:

— Ты была знакома с Йенсеном до Кадакеса.

На сей раз мои слова не встретили никакого сопротивления.

— Да, была.

— Почему? Что общего у университетской докторантки с редактором эзотерического журнала из Аликанте?

— Больше, чем тебе хотелось бы услышать, — коротко ответила она.

— Ты хочешь сказать?..

— Да, он был моим любовником, — резко перебила меня француженка. — Это был мужчина чистой души, его способность удивляться не знала пределов. Поначалу такая наивность мне нравилась, потом все меньше и меньше. Мы разошлись.

— Мне знакомо это ощущение.

Возможная параллель между моей собственной драмой и ее случаем — если это действительно была драма, — как видно, подогрела ситуацию, поскольку Сара ответила мне только красноречивым молчанием.

— Еще мне известно, что ты скрываешь свое подлинное имя, — с болью добавил я.

— Меня зовут Сара. — Она пыталась защититься, но губы ее предательски дрогнули.

— Допускаю, но твоя фамилия не Брюне.

Пока самолет набирал высоту, моя спутница прикрыла глаза, словно пытаясь заснуть.

«Молчание — знак согласия», — подумал я, вынимая немецкий путеводитель по Нью-Мексико, который прихватил из гостиницы.

Предположение о том, что он принадлежал руководителю «Братства», наполняло меня странным возбуждением.

После неудачной попытки уснуть я убивал время, разглядывая фотографии пустынь штата Нью-Мексико, потом потратил несколько минут на изучение предлагаемых экскурсионных маршрутов. Но самое интересное я обнаружил на последней странице. Это была квитанция об оплате по именной кредитной карточке: Хуанхо Боннин, автор книги «Относительно ясный Эйнштейн».

Круг замкнулся.

70

Тайник с золотым сечением

Дорогая подруга, я не советую Вам обучать Вашего сына физике.

Физика — это не самое важное. Самое важное — это любовь.

С наилучшими пожеланиями, Р. Ф.

Согласно самой знаменитой теории Эйнштейна, относительность проявляет себя всякий раз, когда мы приходим в движение. Подсчитано, что, пересекая Соединенные Штаты на самолете, пассажир становится на одну десятимиллионную долю секунды моложе, чем те американцы, которые остаются дома.

Переменив четыре самолета — ожидание, конечно, не в счет — и добравшись до Жироны, мы, вероятно, замедлили наше старение на несколько десятимиллионных.

Все-таки настоящим эликсиром молодости явилась для меня ночь любви с Сарой, несмотря на мрачность и холодность, ожидавшие меня вслед за тем.

Еще Леонард Коэн[61] говорил: «Нет лекарства от любви, зато любовь лечит все недуги».

Вот о чем я размышлял, когда наше такси покидало маленький аэропорт Жирона — Коста-Брава в направлении Кадакеса. Если бы мы прилетели сюда из Дублина, а не из Эль Прат[62], то сэкономили бы по меньшей мере полтора часа.

В последние дни нам почти не удавалось поспать. Все-таки адреналин перед последним испытанием обострял все наши чувства. Приближался момент истины.

Когда такси начало петлять, что означало приближение к Кадакесу, Сара неожиданно спросила:

— Что ты собираешься делать потом?

Я нежно сжал ее руку и ответил:

— Дополню рукопись Йосимуры всей информацией, которую мне удалось собрать, прибавлю недостающие документы. Если наша догадка насчет камня подтвердится, то биография Эйнштейна обогатится новыми сведениями. Потом я отошлю свою работу в несуществующий институт и буду ждать поступления второй суммы, как указано в контракте.

— Я говорю не о твоей работе. Как ты собираешься жить, когда получишь свои деньги? В чем твое будущее?

Я отвел взгляд, следя за полетом двух чаек — они как будто танцевали в воздухе над утесами мыса Кап-де-Креус[63].

— Мое будущие там, где ты, — признался я.

— Не говори ерунды! Ты меня почти не знаешь.

— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы сознавать, что влюблен в тебя и хочу быть рядом с тобой. Больше знать мне ничего не нужно.

— Твоя любовь — это только Эрос, — устало поморщилась Сара. — Я тебе нравлюсь, ты мне тоже. Мы занимались сексом. Великолепная ночь! Но мы недостаточно близки, чтобы обрести дружбу, Филиа, и очень далеки от Агапе, любви, которая не ставит условий.

— Одно идет вслед за другим. — Я был раздражен отсутствием романтики в ее рассуждениях. — Давай наслаждаться сексом, пока мы не станем настолько дружны, что сможем любить друг друга без всяких условий, если ты хочешь рассуждать в этих терминах.

— Я не знаю, чего хочу. Мне нужно время. Как бы ни сложились дела с рукописью Йосимуры, я как можно быстрее собираюсь отправиться в Париж и, наверное, вернусь нескоро.

Мы приехали. Разговор в такси подействовал на меня хуже некуда. Я был настолько переполнен мыслями о расставании с Сарой, что позабыл задать важнейший вопрос по делу: как же мы проникнем в дом Йосимуры?

Если полицейское расследование еще не завершилось — а это было вероятнее всего, — то дом охранялся со всем пристрастием. Чтобы проникнуть внутрь даже с научными целями, следовало заявить о себе местным властям. В этом случае у меня имелось много шансов сразу же попасть под арест.

Ясно видя висящий надо мной дамоклов меч, я все же сказал Саре, что мне очень хочется проникнуть в этот дом.

— Не вижу никаких препятствий, — коротко отозвалась она.

— Как мы будем действовать?

— Просто позвоним и увидим, что из этого выйдет.

Я с недоверием наблюдал за тем, как Сара нажимала алюминиевую кнопку. К моему изумлению, дверь дома, покрытого плющом, тут же отворилась. Но главный сюрприз ждал меня внутри.

Лорелея.

— Ну и что ты тут делаешь? — спросила Сара, одновременно испуганно и яростно.

Волосы у непослушной сестрички были все так же собраны в голубые косицы, однако теперь она отлично загорела, на ней был пляжный костюмчик, который, надо признаться, очень ей шел.

— Я купила этот дом.

Мы с Сарой ошеломленно переглянулись.

— Если по правде, я снимаю его у хозяина. А разве не здесь все началось? Ты ведь знаешь, я немного фетишистка, но мне вроде как нравится эта конура. Я собираюсь убедить свою старуху приобрести ее насовсем.

— Ты что-нибудь делала в саду? — взволнованно спросила ее сестра.

— Конечно. Я поселила там двух котиков. Не хочешь на них взглянуть?

Грубая и жестокая Лорелея сейчас вела себя как богатенькая наследница, которой по карману устроить себе каникулы в лучшем месте на Коста-Брава.

Уютный домик Йосимуры превратился в свалку нижнего белья, раскиданного повсюду, вперемешку с компакт-дисками, детективными романами и баночками с витаминами.

Хотя бы в этом две сестры проявляли некое сходство.

Когда мы вошли в сад, то, к своей радости, увидели, что камень остался на прежнем месте. В тенечке под камнем, спасаясь от палящего солнца, спали два котенка тигровой окраски.

В этот момент Лорелея, набросившая на плечики полотенце, сообщила нам:

— Я иду на нудистский пляж. Не составите мне компанию?

— Нам надо бы немного вздремнуть, — ответила Сара. — Мы летели два дня.

— О'кей, только не вздумайте забраться в мою постельку.

— Не беспокойся.

Как только металлическая дверь захлопнулась, мы с Сарой заговорщически переглянулись.

Француженка ухватила меня за руку и прошептала:

— Прости за то, что вела себя так жестоко. Будем друзьями?

Наше рукопожатие принесло мне больше горечи, чем тот кувшин холодной воды, который Сара выплеснула на меня в такси. По счастью, все мое внимание сейчас поглощал камень в саду.

Естественно, когда мы попробовали сдвинуть его с места, перепуганные коты сбежали на другой конец сада. Однако тяжелый камень не подался ни на сантиметр. Он гордо, по-королевски возвышался властелином спирали золотого сечения.

— Придется нам его расколоть, — сказал я, утирая пот со лба.

Мы осмотрели весь дом и нашли старинную наковальню, украшавшую второй этаж. Она была невероятно тяжела, так что нам пришлось волочить ее в сад вдвоем. Пошатываясь, мы обрушили наковальню на камень.