Эллери Куин - Кот со многими хвостами. Происхождение зла

Продолжая улыбаться, Эллери вернулся к передней обложке журнала и посмотрел на год выпуска.

Теперь Эллери не улыбался. Он сидел, уставясь на последнюю цифру года, и ему казалось, что либо она увеличилась в размерах, либо он сам съежился.

Эллери чувствовал себя так же, как Алиса[127], когда, выпив волшебного снадобья, она уменьшилась настолько, что проскользнула в кроличью нору.

Цюрихский журнал — это кроличья нора.

Но как же оттуда выбраться?

Наконец Эллери встал и подошел к столу справок снаружи читального зала.

Он начал просматривать выпуски «Кто есть кто» и последний ежегодный список членов Американской ассоциации психиатров.

И там и там значился только один Эдуард Казалис.

Эллери вернулся к цюрихскому журналу, медленно переворачивая страницы.

Вот оно!

Доктор Фульвио Касторидзо, Италия.

Доктор Джон Слауби Кейвелл, Великобритания.

Доктор Эдуард Казалис, США.

Конечно, он фигурировал в числе присутствующих.

А тот старик? Он тоже там был?

Эллери перевернул страницу.

Доктор Вальтер Шёнцвайг, Германия.

Доктор Андре Сельборан, Испания.

Доктор Бела Зелигман, Австрия.

Кто-то тронул Эллери за плечо:

— Мы закрываемся, сэр.

Комната была пуста.

«Почему же они этого не заметили?..»

Эллери вышел в холл. Сторож указал ему на лестницу, когда он повернул не туда.

«Окружной прокурор знает свое дело. У него первоклассные служащие».

Очевидно, они двигались по следу Кота в обратном направлении — от Доналда Каца к Стелле Петрукки, Ленор Ричардсон, Битрис Уилликинс и так далее, покуда след, становясь все слабее, не исчез вовсе на отметке пятимесячной давности. Но это не должно было их останавливать. Возможно, существовали еще одна-две жертвы, оставшиеся неустановленными. Впрочем, это не казалось необходимым в таком странном деле с большим числом убийств на протяжении длительного периода, в котором личность жертвы являлась незначительной деталью. Даже шести убийств было вполне достаточно для окружного прокурора. Плюс задержание в момент нападения на Селесту Филлипс, которую убийца принимал за Мэрилин Сомс, и доказательства его поминутной слежки за Мэрилин в дни, предшествующие нападению.

Эллери рассеянно шагал по Пятой авеню. Стало холоднее, и грязь покрылась ледяной коркой, испещренной трещинами и похожей на карту какой-то неведомой земли…

«Это нужно сделать дома… Я должен сесть и чувствовать себя в безопасности. Когда топор падает, казнь происходит так или иначе, без всяких дополнительных расходов…»

Эллери остановился у витрины магазина, сквозь которую пытался пролететь безликий ангел с тонким факелом, и посмотрел на часы.

«В Вене сейчас полночь. Значит, идти домой еще рано».

Он втянул голову в плечи при мысли о встрече с отцом, словно желая спрятаться, как черепаха, которой постучали по носу.

Эллери вернулся домой на цыпочках без четверти четыре утра.

В квартире было темно, если не считать ночника, горевшего на столике в гостиной.

Ему стало холодно. На улице было всего пять градусов, а в доме — немногим теплее.

Из спальни инспектора доносился храп. Эллери подошел к двери и воровато закрыл ее.

После этого он направился в свой кабинет, запер дверь на ключ, зажег настольную лампу, сел за стол, не снимая пальто, и придвинул к себе телефон.

Набрав номер оператора, он заказал разговор с Веной.

Было около шести утра — пар только начал поступать в радиаторы. Эллери не сводил глаз с двери, зная, что инспектор встает в шесть.

Ожидая, пока венская телефонистка справится с заказом, Эллери молился, чтобы его отец проспал.

Наконец его соединили.

— Можете говорить, сэр.

— Профессор Зелигман?

— Ja[128].

Его собеседник говорил слегка раздраженным надтреснутым басом очень старого человека.

— Меня зовут Эллери Квин, — продолжал по-немецки Эллери. — Вы не знаете меня, герр профессор…

— Ошибаетесь, — прервал старческий голос на оксфордском английском с венским акцентом. — Вы автор romans policiers[129] и, чувствуя за собой вину в совершении стольких преступлений на бумаге, преследуете злодеев в реальной жизни. Можете говорить по-английски, мистер Квин. Что вам угодно?

— Надеюсь, я не застал вас в неподходящий момент…

— В моем возрасте, мистер Квин, все моменты неподходящие, кроме тех, когда размышляешь о Боге. Я вас слушаю.

— Профессор Зелигман, вы, кажется, знакомы с американским психиатром Эдуардом Казалисом?

— С Казалисом? Он был моим учеником. А в чем дело? — Голос звучал без каких-либо изменений.

Неужели он ничего не знает?

— Вы видели доктора Казалиса в последние годы?

— Я видел его в этом году в Цюрихе. А почему вы об этом спрашиваете?

— При каких обстоятельствах, герр профессор?

— На международном конгрессе психоаналитиков. Но вы не ответили на мой вопрос, mein Herr[130].

— Значит, вам неизвестно о том, что произошло с доктором Казалисом?

— Нет. А что с ним произошло?

— Сейчас я не могу объяснить, профессор Зелигман. Но крайне важно, чтобы вы сообщили мне точную информацию.

В трубке послышались гудки, и внутри у Эллери все похолодело. Но это оказался всего лишь таинственный дефект межконтинентальной связи. Старческий голос зазвучал снова:

— Вы друг Казалиса?

«Как на это ответить?»

— Да, я его друг.

— Вы колеблетесь. Мне это не нравится.

— Я колебался, профессор Зелигман, — осторожно отозвался Эллери, — так как задумался над значением слова «дружба».

Он уже решил, что все пропало, но старик усмехнулся и заговорил вновь:

— Я присутствовал на цюрихском конгрессе последние пять дней. Казалис все это время был там. Я слышал, как он делал доклад ночью на последнем заседании, и задержал его у себя в отеле до начала следующего дня, пытаясь объяснить, насколько мне его доклад кажется абсурдным. Вы удовлетворены, мистер Квин?

— У вас отличная память, герр профессор.

— Вы в этом сомневаетесь?

— Простите, но…

— Процесс старения идет у меня шиворот-навыворот. Память, очевидно, исчезнет в последнюю очередь. — Голос старика стал резким. — Можете положиться на точность моей информации.

— Профессор Зелигман…

Внезапно раздался такой взрыв помех, что Эллери оторвал трубку от уха.

— Герр профессор?

— Да-да. Вы… — Голос снова исчез.

Эллери выругался. Но внезапно связь наладилась.

— Я вас слушаю, герр Квин.

— Мне нужно повидать вас, профессор Зелигман.

— Насчет Казалиса?

— Вот именно. Если я сразу же вылечу в Вену, вы сможете меня принять?

— Вы только из-за этого собираетесь в Европу?

— Да.

— Приезжайте.

— Danke schon. Auf Wiedersehen![131]

Но старик уже положил трубку.

«Он так стар, — подумал Эллери. — Надеюсь, он доживет до моего прибытия».

Полет в Европу обернулся сплошным беспокойством от начала до конца. Затруднения с визой, долгие переговоры с Госдепартаментом, расспросы, качания головой и заполнение формуляров… К тому же достать билет оказалось невозможно: абсолютно все летели в Европу, и у каждого имелась причина чрезвычайной важности. Эллери осознал, что является лишь маленькой картофелиной в огромном поле мировых проблем.

В итоге ему пришлось провести Рождество в Нью-Йорке.

Инспектор был великолепен. За эти дни он ни разу не спросил Эллери о цели его поездки. Они просто обсуждали способы преодоления препятствий.

В день Рождества Эллери телеграфировал профессору Зелигману, что был вынужден задержаться из-за осложнений с транспортом, но ждет решения проблемы вылета в любой час.

Этот час наступил 28 декабря — как раз вовремя, чтобы спасти остатки рассудка Эллери.

Как это удалось его отцу, Эллери никогда не узнал, но на рассвете 29 декабря он уже сидел в специальном самолете в компании явно выдающихся личностей, каждая из которых выполняла миссию мирового значения. Эллери смутно представлял себе, куда летит и когда должен приземлиться самолет. Вместо звуков вальсов Штрауса он слышал бормотание о Лондоне и Париже, а судя по гробовому молчанию, которым встречали его бесконечные вопросы, Венский лес находился где-то в Москве.

За время перелета через Атлантический океан Эллери изгрыз все ногти, а его желудок с трудом выдержал это испытание.

Они приземлились среди британских туманов, где произошла таинственная задержка на три с половиной часа. Наконец самолет взлетел снова, и Эллери погрузился в дремоту, а когда проснулся, то не услышал шума моторов. Вокруг была мертвая тишина. Судя по виду из окна, они сели на арктическом ледяном поле. Чувствуя холод во всем теле, Эллери подтолкнул своего соседа, американского офицера.