Алан Глинн - Корпорации «Винтерленд»
— Да, — отвечает Нортон, — звери, животные чистой воды.
Лед между ними начал таять только вчера вечером, поэтому сейчас он ни делом, ни словом не хочет ставить под угрозу наметившееся сближение. Не хочет перечить ей разговорами типа: «Милая, вообще-то, один из убитых бывал на этой кухне, сидел на стуле, на котором сидишь сейчас ты, и, возможно даже, пил из чашки, которую ты сейчас держишь».
Нортон смотрит на чашку.
С тех пор как он впервые услышал новости — утром по радио, как все, хотя, пожалуй, раньше, чем многие, — он пытается представить, как все было, воссоздать картину во всем ее неоспоримом ужасе. Пытается, но не может. Попытки постоянно прерываются мыслями более насущного характера.
Он поднимает чашку, отпивает кофе. Мириам увлеченно чистит апельсин.
Взять хотя бы этих двоих в реанимации. Один из них, чья личность не установлена, вполне может оказаться Марком Гриффином… В таком случае остается только надеяться, что засранец не выкарабкается.
Плюсы от этой ситуации тоже имеются. И немалые. Например, смерть Терри Стэка. Данное обстоятельство вдохнуло новую жизнь в первичную стратегию Нортона, по которой вся история должна была смахивать на околобандитские разборки. Да и то, что с Фитцем покончено, тоже неплохо. Он, конечно, оказался напрочь безмозглым типом и сам по себе угрозы не представлял, но оставался единственным звеном, напрямую связывавшим Нортона со всем, что приключилось.
Конечно, имеются и переменные значения. Известные и неизвестные. Что, если Марк Гриффин все-таки выкарабкается? Какой след оставил Фитц после себя в «Хай кинге»? Документы? Записи? Расшифровки? Возможно. Но Нортон не слишком беспокоится. Вряд ли «Хай кинг» пойдет на разглашение конфиденциальной информации, касающейся своего главного клиента.
Нет, самая переменная из переменных, наименее предсказуемая неизвестная среди известных — это Джина Рафферти. Ее нигде не упоминают, значит… где она? С грузом на шее на дне реки? В багажнике автомобиля? Не слишком ли оптимистично?
Мириам кладет ему в тарелку несколько долек апельсина.
— Вот, — произносит она, — витамин С.
— Спасибо, дорогая.
Толчком к вчерашнему сближению стало письмо их дочери из Чикаго. В конце письма она упомянула, как будто это было что-то второстепенное, что приедет на Рождество домой. Такого потрясающего известия хватило, чтобы настроение Мириам повернулось на сто восемьдесят градусов. За каких-нибудь несколько секунд она из прохладной стала теплой, а от односложных изречений, произносимых сквозь стиснутые зубы, перешла к потоку болтовни. Последний раз Патрисия приезжала больше двух лет назад, и тогда у них совсем не заладилось. Сейчас матери и дочке выпадает новая возможность возвратить утраченные позиции.
Что же до Нортона, он испытал — и до сих пор испытывает — облегчение. Хотя по опыту он знает: теперь у Мириам появится идефикс. Она начнет переделывать комнаты, не требующие переделки; займется подготовкой ланчей, коктейлей, погрязнет в бесконечном шопинге. Он знает ее способность зацикливаться на чем-то. Он также по опыту знает, что, спустившись с трапа самолета, Патрисия сразу же начнет задыхаться от чрезмерного внимания. А оказавшись дома, сразу же сядет на телефон, выясняя, нельзя ли перенести обратный билет на пораньше.
Ну и пусть. Зато Мириам перестанет пилить его и его предполагаемую зависимость от болеутоляющих.
Витамин С?
Благодарствую.
Через полчаса он выруливает с Пемброук-роуд, но, вместо того чтобы ехать прямо в офис на Бэггот-стрит, поворачивает у канала направо и едет вниз — на набережную.
Звонит секретарю, предупреждает, что задержится.
— Но, пожалуйста, не слишком, — говорит она, — у вас встреча в…
— Я помню, помню…
В одиннадцать у него встреча с «Амканом». Нужно довести до ума последние мелочи арендного контракта.
Вчера вечером он уступил Рэю Салливану в отношении дополнительных мер безопасности. Так что сделку можно скоро закрывать: в начале следующей недели или даже завтра.
— Я успею, — добавляет он, глядя на часы. — У меня еще море времени.
Стоит прохладное утро. Такие часто выдаются поздней осенью. Вчерашние ветры разметали непогоду: на улице тихо и ясно. Проезжая по Саут-Лоттс-роуд, Нортон поворачивает голову влево: на горизонте возвышается Ричмонд-Плаза. Она теперь определяет облик города. Потом он смотрит вправо. Прежде, где бы ты ни находился в Дублине, ты мог всегда рассчитывать, что трубы-близнецы электростанции Пулбег укажут путь. Для многих две красно-белые полосатые мачты, стоящие на берегу залива, служили сентиментальным ориентиром. Они задавали тон городу; они первыми бросались в глаза на подлете к дублинскому аэропорту. Теперь все изменилось. Теперь первым бросается в глаза здание, выросшее над доками. Здание, намного более высокое. Здание из стекла и металла. Как символ оно все равно больше подходит для города. Уж лучше офисы, торговля, гостиница и квартиры, чем пара уродливых индустриальных труб.
На Пиэрс-стрит он останавливается перед светофором и лезет в карман за налпроксом. Вчера что-то не разобрался. Новый препарат показался ему слабее наролета, но вместе с тем… сильнее, что ли. Возможно ли такое? Иная дозировка? Непонятно. Но ничего другого нет. Он достает две штуки, отправляет их в рот, секунду колеблется, отправляет в рот третью. Чтобы скорректировать дозировку.
Машины трогаются, и он сворачивает на Тара-стрит. Здесь пробка: до следующего светофора он тащится как черепаха. Протягивает левую руку и открывает бардачок. Чуток выжидает, потом заглядывает туда. Вон он — серый ствол: выглядывает из-под пакета с пенсионными документами. Перед выходом из дому он пошел в свою гардеробную, открыл сейф, забрал оттуда эту штуку. Он ее ни разу не использовал, лицензии у него, конечно, нет, но он как ребенок радуется тому, что у него есть пушка. Фитц приволок ее несколько лет назад после серии ограблений в их округе.
Фактически о ней никто не знает.
Включается зеленый. Нортон захлопывает бардачок. Переезжает реку, сворачивает направо к набережной Кастом-Хаус.
Джина Рафферти обитает где-то здесь. Она сама ему сказала. Наверное, в одном из этих новых жилых домов.
Фитц подсказал бы адрес.
Ну и что? Будь у него хоть расточный адрес и уверенность, что она жива, велика ли вероятность, что он увидел бы ее, заметил бы, как она спешит по тротуару или выходит из подъезда?
Прямо скажем, невелика.
Движение нежданно набирает обороты, и в считаные секунды он пролетает мимо цели. Он объезжает Ричмонд-Плазу. Сворачивает направо и заезжает на платный мост. Он крутанет на Рингсенд, вернется к противоположному концу набережной и начнет все сначала.
Нортон нервно барабанит по рулю.
А что еще прикажете делать?
Ларри Болджер заходит в душ и задумывается: не похерит ли эта задержка все к чертовой бабушке? Не упустят ли они момент?
Он берет себя в руки, пускает холодную воду.
План родился вчера вечером в душной нервотрепке, когда Болджер с коллегами сидел на телефоне, пытаясь получить поддержку. И вдруг на тебе — в последний момент появляется осложнение.
Хотя так всегда и бывает.
В начале третьего как гром среди ясного неба долбанули новости о жуткой бандитской расправе на западе города. Три трупа и раненые. Они сразу же решили подвесить план. Соседствовать с такой историей — безумие. Она как минимум на сутки станет лидером всех новостей, оставив позади любой сюжет, особенно политический.
Он регулирует температуру, начинает мыться.
Он в некотором смысле даже рад. Несмотря на то что он почти у цели, к которой шел все эти годы, душа Болджера находится в раздрае. Он так и не успел навести справки об обстоятельствах, сопутствовавших смерти брата, но он обязательно это исправит. Во всяком случае, съездит к отцу в дом престарелых в Уиклоу. Если получится, то сегодня. Потому что когда еще представится возможность? А сегодня она есть.
Надо проверить график на день.
Мочалкой он соскребает с себя тревоги и напряжение долгой ночи. И понимает, что не все так уж плохо: слава богу, он министр предпринимательства, торговли и занятости, а не, скажем, здравоохранения или юстиции. Конечно, при нынешнем экономическом подъеме его должность может восприниматься как пустячная. Во всяком случае, его новыми приятелями с верхнего этажа отеля «Уилсон». И он не ищет легких путей: он готов к сложностям. Просто когда вокруг творится столько всякой хрени, хорошо, что хотя бы его ведомство вызывает только положительную реакцию: тысяча новых рабочих мест там-то и там-то, прорва иностранных инвестиций тут-то и тут-то.
«Работенка что надо, если только найдешь такую»[64].
Он кладет мыло обратно в мыльницу, закрывает глаза и подставляет шею и спину под струи горячей воды.
