Ирина Градова - Рецепт от Фрейда
– Ну, хорошо, что сами рассказали.
– Это почему же?
– Избежим неприятных объяснений впоследствии. Дело в том, что моя опергруппа изъяла из вашего кабинета скрытую видеокамеру…
– Что?!
– Что слышали: Ракитин поставил ее в ваш кабинет – вы ведь в нем э-э… предавались разврату с Рощиным?
– Прекратите! – взмолилась Неля. Так вот откуда Ракитин узнал – а она-то голову ломала!
– Ладно-ладно, простите меня, – примирительно отозвался майор. – В других кабинетах камеры отсутствовали: именно вам Ракитин имел основания не доверять. Полагаю, по этой причине он искал возможность избавиться от вас.
– Неужели он с самого начала меня подозревал? – изумилась Неля.
– Вы – новый человек, а дело в «Горке» было поставлено Ракитиным так, что ему чужаки, со своими понятиями, не нужны и даже опасны. Видать, камеру он поставил после того, как вы вмешались в лечение Рощина.
– А не проще было меня вовсе выгнать, как только он что-то заподозрил?
– Если он догадался о том, что вы – «засланный казачок», делать этого как раз и не следовало: необходимо было уличить вас в чем-то постыдном, таком, что убедило бы всех в непредвзятости Ракитина. Кроме того, он получал на вас отличный компромат, характеризующий ваш, так сказать, моральный облик. Это скомпрометировало бы вас как свидетеля во время возможного расследования, и ваши слова поставили бы под сомнение!
Неля похолодела: она и не думала о том, что из-за проявленной ею слабости дело против Ракитина может развалиться!
– Не волнуйтесь, – дав ей пару минут помучиться, успокоил Паратов. – Записи в дело не попадут: нам это не выгодно. Ракитин виновен, как смертный грех, и я ни за что не позволю ему вывернуться – слишком долго он водил всех за нос, пора уже и ответить за свои выкрутасы! Кстати, вам известно о месте захоронения трупов?
– Каких трупов? – не поняла Неля.
– Ну, вы же передавали мне пробы золы.
– Так значит, Древлин говорил правду?! – прошептала она.
– В золе обнаружены человеческие костные останки. Так известно или нет?
– Н-нет, – покачала она головой.
– А этот странный парень…
– Древлин.
– Да, Древлин – насколько он не в своем уме?
– Это неверная постановка вопроса!
– Разумеется, извините. Он адекватен?
– Для чего?
– Сможет показать, куда садовник закапывал останки?
– Он будет в восторге оттого, что может оказаться полезным!
– Отлично!
– Чьи тела… сжигали в печи? – дрогнувшим голосом задала вопрос Неля.
– Помните, нас удивила разница между количеством пациентов на бумаге и на деле? Создавалось впечатление, что за пятнадцать лет ракитинского руководства «Синей Горкой» в ней не приказал долго жить ни один пациент. Не знаю, почему этот факт не привлек внимания проверяющих из Комитета! Так вот, пациенты, конечно же, умирали. Не те, которые находились в «свободном полете», и уж никак не те, кто платил деньги, а только те несчастные, что содержались в больнице принудительно. Когда они умирали по каким-то причинам – покончили с собой, в результате неправильного лечения или от естественных причин (были, кстати, и такие, кто просто сбегал, как те трое во время бури), требовалось две вещи. Во-первых, избавиться от тел – для этого отлично подходила печь в оранжерее вашего дяди Бори. Он сам был до мозга костей предан Ракитину, да и острым умом не отличался, а потому беспрекословно выполнял все распоряжения. Во-вторых, нужно было как-то компенсировать отсутствие народа в палатах, и особенно важно это становилось во время проверок, коих за долгие годы Ракитин пережил немало.
– И как же ему удавалось компенсировать?
– Вы сами рассказывали Любавину, что видели, как ваш главный расплачивается с мужиками у ворот больницы, помните?
– Ну, помню…
– Так вот эти самые мужики являлись «липовыми» пациентами. В поселках по соседству нет работы, народ беспробудно пьянствует и рад любой возможности зашибить деньгу. Вот Ракитин и нашел хитроумный выход: узнав о грядущей проверке (а нам еще предстоит выяснить, кто в Комитете «сливал» ему информацию), он вызывал людей из поселка, они облачались в больничную одежду и занимали пустые палаты. Никому из проверяющих не приходило в голову по-настоящему инспектировать эти палаты и проверять поставленные диагнозы – они просто ставили галочки, а селяне получали свои бабки и после проверки разбредались по домам.
– Откуда вам все это стало известно?! – недоумевала Неля.
– Нелли Аркадьевна, ну вы как маленькая, честное слово! Благодаря вам, ведь это именно вы нашли Марию Лычко. Она многое нам рассказала. Но и Лычко не в курсе всего, что творилось в «Горке», однако мы непременно разговорим других работников, и в конечном итоге мозаика сложится в ясную картину, которая станет отличной надгробной плитой для карьеры Ракитина. Помимо вышесказанного, он виновен во многих злоупотреблениях, включая сфабрикованные заключения о психическом состоянии как минимум трех десятков людей. В список входят и те, ради которых ваш приятель Любавин отправил вас в «Горку». Кроме того, вполне возможно, Ракитин виновен в гибели трех пациентов во время пожара. Весьма вероятно, его обвинят в преднамеренном убийстве из корыстных побуждений. Для этого необходимо доказать его причастность к возникновению пожара, но, смею надеяться, за этим дело не станет: многие из работников «Горки» захотят сотрудничать со следствием, когда их дальнейшая карьера окажется под угрозой. Насколько я понимаю, здесь процветает пьянство, наркомания и прочие пороки, и люди согласятся помогать, лишь бы самим не загреметь на одну скамью с начальством.
– Я подозревала Татьяну, – вздохнула Неля. – С тех пор, как узнала, что она – любовница Гурзо. А она, выходит, ни при чем – наоборот, пыталась помочь!
– Гурзо – это зав «буйными», что ли? – уточнил Паратов. – Что ж, возможно, ваша подружка поведает нам кое-что интересное из жизни «шишек»!
– Вы обещали рассказать о Вале, – напомнила Неля. Они как раз выехали на главное шоссе, ведущее в город, и встали в пробке. После бурана дорогу расчистили, но по обе стороны высились гигантские сугробы, и проезжая часть представляла собой довольно узкое пространство. Насколько хватало глаз, впереди тянулась сплошная вереница машин.
– Часа на два, не меньше! – оценил обстановку Паратов. – Время у нас есть. Начну с Валентины. Жаль так говорить, но она умерла потому, что хотела защитить ваши интересы. Помните, Грозная пыталась связаться с вами накануне?
– Вы хотите сказать, если бы я ей перезвонила, Валя осталась бы жива?!
– Я думаю, что вам повезло: поговори вы тогда, Степнов мог попробовать убить вас гораздо раньше.
– Но я не понимаю…
– Конечно, не понимаете. Честно признаюсь, я тоже не могу взять в толк, как человека можно убить из-за диссертации, пусть даже и докторской…
– Из-за диссертации? – недоуменно переспросила Неля.
– Ну, вы же работаете над диссертацией?
– Я ее забросила!
– А Степнов подобрал.
– В смысле?
– У вас были с ним романтические отношения некоторое время назад, верно?
– Да, но это быстро закончилось.
– Вы рассказывали ему о теме диссертации?
– Естественно, но… Знаете, теперь, когда вы об этом заговорили, мне вспоминается, что Женя как-то уж слишком заинтересовался! Тогда мне это льстило: не каждый мужчина станет проявлять интерес к научной работе своей подруги.
– Несомненно! – согласился Паратов, и Неля подумала, что майор бы уж точно не стал этого делать.
– С другой стороны, – продолжала она задумчиво, – мы все-таки коллеги, одним делом занимаемся…
– Давайте-ка я расскажу вам о вашем приятеле – похоже, вам о нем мало что известно! Евгений Степнов, парень из провинции, попал в медицинский университет только потому, что рано остался сиротой. Сироты поступают по квотам, и он мог выбрать практически любой факультет. Вы учились с ним несколько лет и должны были видеть, что, несмотря на усердие, звезд с неба Степнов не хватал.
Неля подумала, что Паратов прав. Как ни лез вон из кожи Женя, даже четверка была для него достижением: он преуспевал лишь там, где залогом успеха являлась зубрежка. Поэтому латынь давалась ему легче, чем остальным, и на первом курсе это был единственный предмет, по которому парень имел «отлично».
– Закончив учебу, – продолжал между тем майор, – Евгений полагал, что перед ним откроются безграничные перспективы, однако этого не случилось. Он поработал в одном психдиспансере, потом в другом, понял, что там карьеры не сделаешь, и решил присмотреться к более престижным заведениям. Благодаря протекции бывшего преподавателя ему удалось устроиться в психоневрологический интернат, но там он не только не добился успехов, но и нажил немало врагов. Короче, карьера нашего юного Фрейда не складывалась, а он мечтал о мировой славе. Он с завистью наблюдал за бывшими сокурсниками, которые преуспевали, и спрашивал себя, почему же у него все идет с таким скрипом.
