Леони Суонн - Гленнкилл

В этот момент Зора в последний раз дрыгнула ногами и затихла.

В этот же момент Том О’Мэйли оторвался от своего пива и увидел что-то продолговатое и какой-то металлический предмет… Увидел овцу — мертвую? А это не та, черноголовая, что была у обрыва? А рядом — черный баран с четырьмя рогами… Овцы Джорджа! А потом его нога наступила на что-то мягкое…

— Джордж! — взвыл Том. Под столом зарычал Кухулин[16], старая овчарка Джоша, которому Том случайно наступил на хвост.

Имя убитого пастуха еще долго висело в воздухе. Все другие звуки затихли. Что-то изменилось в атмосфере зала. Казалось, что в «Бешеном кабане» повеяло холодом.

— Сядь, Том, — в тишине сказал Джош. Голос у него был строгий. — Ты напился. Сядь на место.

Но Том и не подумал. Он показал на сцену:

— Эти овцы! Это же… Они хотят нам что-то сказать про убийство!

— Это не смешно, — пробормотал другой голос.

— Сядь, — повторил Джош.

Том с бледным лицом и красным пылающим носом оглядел зал.

— Сядь, — приказал Джош в третий раз. — Ты просто напился.

Это было правдой. Том напился. Он плюхнулся на скамейку и ласково погладил Кухулина. Зал поплыл у него перед глазами. А ведь несколько секунд назад он все видел совершенно ясно. Овцы… это что-то должно означать. А, может быть, это означает только то, что он напился. Снова. Безнадежно.

На сцене тем временем появилась Смерть в образе черного барана. Собственно говоря, выход Отелло был не так уж и нужен. Никто, видевший, как умирала Зора, не усомнился бы в ее смерти. Но Моппл, Мапл и Зора настояли на том, чтобы в паб с ними пошел и Отелло. Отелло знал мир и зоопарк. Без него они бы идти не рискнули.

Отелло и Мапл караулили труп, чтобы заполучить маленькую человеческую душу Джорджа. В какой-то момент Бесс надоело ждать. Мисс Мапл откатила Зору к «лугу», в другой угол сцены. Чтобы Бесс смогла сдвинуть труп, Зоре приходилось помогать ей, отталкиваясь от сцены ногами.

Оказавшись на «лугу», Зора замерла, лежа на спине. Мапл ударила ее в грудь копытом (у Зоры после репетиций осталось даже несколько синяков). Смерть в облике черного барана с демонически сверкающими глазами продолжала кружить вокруг трупа.

Моппл Уэльский уже отказался от мечты заполучить кусок пирога и поспешил к подиуму. У Моппла была важная роль. Начиналась третья и самая трудная часть их представления — Бесс. Моппл снова ухватил зубами вонючую тряпку и встал рядом с Мапл. Как раз вовремя.

Они долго думали, как точнее показать убийцу, чтобы было похоже. Наконец Моппла Уэльского осенило: запах!

— У них все же есть носы, — сказал он. — Большие, посередине лица. Что-то они должны чуять. А Бесс должен учуять всякий!

И они принялись за работу. У тряпки, которую они нашли в чулане для инструментов, Мод обнаружила очень слабый кисловатый запах, похожий на запах Бесс. Чтобы усилить его, тряпку на ночь закопали в прелую землю, а с утра присыпали жеваным щавелем (Сэр Ричфилд, как старый вожак, пережевывание щавеля взял на себя), а потом в нее на некоторое время сунули недавно сдохшую землеройку. Эффект был поразительным. Разумеется, тряпка пахла не совсем, как Бесс, но людям, с их неразвитым обонянием, этого запаха должно было хватить.

Моппл выразительно помахал тряпкой, и по залу поплыли облака остро-кислого запаха убийцы. А еще у них была вещь. Цепочка с блестящей висюлькой, похожая на ту, что носила Бесс. Лучше всего было бы повесить эту цепочку на шею Мисс Мапл. Они пробовали, но цепочка тут же исчезла в густой шерсти Мапл. Поэтому Мисс Мапл взяла цепочку в зубы и вышла на край сцены. Моппл со своей вонючей тряпкой встал рядом с ней.

Внизу в публике произошло какое-то шевеление. Кто-то бормотал проклятия. Что-то упало, бокал покатился по полу.

Мясник загрохотал по доскам. Колеса кресла-каталки блестели в свете прожекторов.

Оказавшись на сцене, он заколебался на какое-то мгновение. Его глаза метались от Моппла к цепочке в зубах Мисс Мапл. Наконец он остановился на Моппле Уэльском. Моппл не стал терять ни секунды. Он развернулся и слетел со сцены по вторым сходням, крепко сжимая тряпку зубами. Мясник гнался за ним по пятам. Поражало, как быстро он мог передвигаться на кресле-каталке. Остальные овцы наблюдали с подиума, как Мясник гоняется за Мопплом по залу и широким проходам.

Была ли это растерянность или гениальное решение, но Моппл вдруг метнулся в узкий коридор между двумя рядами столов. Как и следовало ожидать, мясник ринулся за ним. И тут оказалось, что, хотя Моппл Уэльский и очень жирный баран, он все же заметно тоньше мясника с его креслом. В то время как Моппл беспрепятственно преодолел узкое пространство, мясник застрял. Овцы уже приготовились услышать его громкие проклятия, но он только посмотрел Мопплу вслед и молча сложил руки замком.

Моппл Уэльский с дрожащими коленками вернулся на подиум, где отдышался и рядом с остальными овцами почувствовал себя увереннее. Тряпку он во время погони потерял.

Моппл бросил на Отелло сердитый взгляд.

— Зрители, они спокойные, они ничего не делают, — передразнил он.

Отелло смутился.

Люди и овцы смотрели друг на друга. Никто не аплодировал. Моппл, к которому постепенно возвращалось мужество, был несколько разочарован. В глубине души он ждал аплодисментов. Даже больше того. Во время представления он стал подумывать о том, каков «Гиннесс» на вкус.

Овцы щурились от табачного дыма. В зале была зловещая тишина. Зора беспокойно поглядывала по сторонам. Дым заполнил зал, как коварный туман. И где-то в этом дыму приготовился к прыжку хищник.

Но он не прыгнул. Тишина понемногу растворялась в звуках. Сначала стали слышны голоса из задних рядов, где сидели туристы. Вопросы и тихий смех. Кто-то встал и отвез Хэма на его место. Вскоре весь зал загудел как пчелиный улей. Минута внимания к овцам прошла, а справедливость так и не показалась.

Очкастый, назвавший Отелло Сатаной, снова вышел на сцену. Овцы проскользнули за его спиной к задним сходням. Они хотели посмотреть, не произойдет ли что-нибудь важное.

— Аплодисменты для Пегги, Полли, Самсона и Черного Сатаны, которые доказали нам сегодня, что и овцы кое-что понимают в современном театре, — произнес мужчина.

Аплодисменты были, мягко говоря, не слишком убедительные, и у овец было такое чувство, что предназначались они скорее Очкастому, чем им.

— Глубокоуважаемые дамы и господа! На ваших глазах только что самые талантливые и умные овцы Гленнкилла боролись за вашу благосклонность. От вас зависит… — Он внезапно остановился.

Сзади, в другом конце зала, произошло какое-то движение. По главному проходу медленно шла Бесс. В руках она нежно, как маточная овца, держала тряпку, потерянную Мопплом. Бесс сложила ее, и овцы смогли узнать ее только по двум красным точкам на белом фоне, которые просвечивали сквозь грязь.

Бесс шла прямо к сцене, как по ниточке, очень уверенно, спокойно и прямо, и смотреть на нее было одно удовольствие.

Перед подиумом она остановилась.

Очкастый с удивлением посмотрел на нее.

— Простите меня, — сказала Бесс, — я хотела бы кое-что сказать.

— Именно сейчас? — зашептал тот, наклоняясь к ней.

— Да, — ответила Бесс.

— Дамы и господа! — сказал он снова в полный голос. — Мы прерываем ненадолго нашу программу, поскольку разговор пойдет о благотворительности.

Он сделал приглашающий жест, но Бесс не стала подниматься на подиум. Она просто присела на край сцены и пальцами пригладила юбку.

— Джордж… — сказала она. — Я хочу вам рассказать о Джордже.

С этой минуты в зале стало так тихо, что слышно было, как летит муха. Внимание присутствующих Бесс привлекла без труда. При этом она не показывала никаких номеров, а просто сидела на краю сцены и говорила. Иногда слегка болтала ногами, иногда осторожно гладила тряпку.

Тряпка, по-видимому, значила для нее очень много, несмотря на ту вонь, которая от нее исходила. И начала она разговор именно с тряпки.

— Это я ему подарила, — сказала она. — На вечную память. Вечную. Это было так легко. Я вышивала всю ночь. Я уже заранее знала, как это должно выглядеть. А утром мне показалось, что я могу все. Могу летать, могу все сказать, все сделать. Это было…

Бесс помолчала немного, может быть, для того, чтобы удержать свой голос, который становился все неуловимее, так что ему угрожала опасность раствориться совсем.

— …хорошо.

Люди зашептались.

— И вот, когда время пришло, я ничего не смогла ему сказать, просто молча сунула ему платок в руки. Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, а я не могла ничего ни сказать, ни сделать. И когда я снова увидела этот платок, мне стало ясно, что это самая большая вина в моей жизни.

Свет прожекторов, который был направлен на Бесс, стал очень холодным.