Дарья Калинина - Мираж в обручальном кольце
— Да, да, — озабоченно сказал врач. — И при этом совершенно не представляет, как ему в этом амплуа следует себя вести. Кроме того, у него наблюдается раздвоение личности, когда он одновременно считает себя богом и его антиподом.
Это было что-то новенькое. Должно быть, Прапор постарался и придумал эту фишку специально для медицинской комиссии. Нам он ничего подобного до сей поры не преподносил. Но в это время вернулся наш Федор Иванович.
— Ничего не нужно! — закричал он, увидев своего коллегу. — Дама забирает своего мужа домой.
— Это невозможно! — решительно восстал молодой врач. — Ее муж опасно болен. И его пребывание среди нормальных людей исключено вплоть до локализации его болезни.
— Говорю тебе, она его не оставляет, — злобно набросился на него Федор Иванович. — Иди, я тебе после все объясню.
— Я не могу, — уперся врач. — Не могу позволить этой женщине забрать его. Тем более что по документам он не женат. В крайнем случае, если у нее нет денег на оплату пребывания ее мужа у нас в стационаре, то мы должны выделить ей транспорт и проводить ее мужа в государственную клинику. Говорю тебе, он опасен для окружающих.
— Хорошо, хорошо, — сделал вид, что сдается, Федор Иванович. — Так мы и сделаем. Иди, я обо все позабочусь сам.
И с трудом выставив не в меру сознательного коллегу, он повернулся к нам.
— Татьяну сейчас приведут, — сообщил он. — Она собирает свои вещи. Вы, надеюсь, не передумали насчет нее?
— Нет, — покачала я головой.
Катька же пребывала в каком-то ступоре.
— Скажите, — наконец спросила она. — А насчет моего мужа — это правда?
— Что — правда? — раздраженно спросил у нее Федор Иванович.
— Ну что он действительно серьезно болен, это правда?
— Конечно! — удивленно кивнул врач. — А у вас были на этот счет сомнения?
Катька молча кивнула.
— Уверяю вас, что чем скорей вы откажетесь от мысли содержать его дома, тем лучше, — сказал врач. — Вот Татьяна совсем другое дело. Она — существо тихое и безмятежное. Только не давайте ей слишком много сладкого. Оно ей вредно для печени. И вообще избыточный вес — это еще одна ее проблема.
Катька снова кивнула. Рта она больше не открывала. В конце концов через десять-пятнадцать минут в кабинете появилась Татьяна с сияющим лицом ребенка, предвкушающего интересную прогулку. И очень довольный Прапор, которого привели двое санитаров.
— Ну как я их? — шепнул нам Прапор. — Кажется, они поверили, что я действительно болен. Они тут чудаки. Поверили всему, что я им наплел. Только все удивлялись, что рефлексы у меня какие-то не такие.
— Еще и рефлексы! — простонала Катька. — Ты хоть знаешь, что мне настоятельно рекомендовали немедленно сдать тебя в дурку, как социально опасного типа.
— В каком смысле? — удивился Прапор.
Но на выяснение отношений у них времени не оказалось. Федору Ивановичу не терпелось от нас избавиться, а нам в равной степени не терпелось покинуть территорию больницы. Катька поставила несколько подписей под бумагами, которые протянул ей Федор Иванович, и Татьяна-Тамара могла отправляться с нами. Мы выскочили из здания больницы и заспешили по дорожке к воротам. Двое санитаров едва поспевали за нами.
И возле выхода нос к носу столкнулись с Максимом, который приближался к этим воротам другой дорогой. Увидев нас с Катькой в обществе Татьяны, трусившей за нами словно дрессированный слоненок, парень побледнел и попытался уцепиться за кирпичную стену забора.
— Человеку плохо! — воскликнула Катька. — Прапор, помоги же ему!
Привыкший к военной дисциплине, Прапор подхватил обмякшего психоаналитика, и мы с нашим трофеем выскочили за ограду, где и запихнули потерявшего дар речи Максима в преданно дожидавшуюся нас «Ниву». Потом мы запрыгнули туда же на заднее сиденье, Прапор опустил переднее сиденье и с большим трудом усадил на него мадам Слониху.
То есть усадить ее было не так уж трудно. Кроткое создание, Татьяна совсем не сопротивлялась. Гораздо трудней оказалось потом закрыть дверь. Татьянино заднее место никак не желало помещаться в маленьком пространстве «Нивы».
Кое-как, но дверь все-таки удалось закрыть. И затем на глазах опешивших санитаров и охранника недавний кандидат в пациенты психиатрической клиники бодро уселся на водительское место, включил зажигание, и мы покатили прочь. Максим продолжал безмятежно сидеть на заднем сиденье, не делая попыток освободиться или хотя бы выяснить, куда его везут. При этом сидел он, прикрыв глаза, словно дремал. Такое поведение всегда нервного психоаналитика, мягко говоря, настораживало.
— Что это с ним? — удивилась Катька. — Обморок? Он как будто не в себе. Не дергается, не кричит.
— Не трогай его, — посоветовал ей Прапор. — Через полчаса отойдет.
— Так это ты его? — спросила Катька. — Что ты с ним сделал? Он не умрет?
— Нет, — покачал головой Прапор. — Прием такой. Временный паралич всех двигательных функций. Просто я решил, что так оно будет нам сподручней. Я так понимаю, что побеседовать вам с ним все равно придется. Так лучше это сделать в таком месте, где он не сможет особо выпендриваться.
— А куда мы едем? — спросила я.
— Вообще-то не знаю. Куда скажете, — ответил Прапор.
— В милицию, — подумав, сказала я. — К Голованову. Пусть порадуется вместе с нами.
— Но сначала мы пересадим вашу новую знакомую к Сереге, — сказал Прапор. — А то мне, кроме первой и второй передачи, ничего включить не удается. А вам, девочки, придется остаться со мной. Боюсь, наш пленник по дороге начнет приходить в себя. Так что свою «девятку» вы уж оставьте тут.
Мы так и сделали. На заднем сиденье джипа Татьяна вместе со своим багажом отлично поместилась, заняв его почти целиком. После этого она принялась болтать с Серегой, показывая ему свои игрушки одну за другой. Прапор не прогадал. Серега отлично умел ладить с детьми. И Татьяна в ее нынешнем состоянии ребенка младшего школьного возраста тоже быстро нашла с Серегой общий язык. Так что в отделение милиции, где работал Голованов, они прибыли большими друзьями.
К тому времени, как мы подкатили к милиции, Максим уже полностью пришел в себя. И даже больше того. Он просто выходил из себя, требуя, чтобы его немедленно выпустили, и угрожая в противном случае притянуть всю нашу компанию к уголовной ответственности. При этом психоаналитик делал активные попытки вырваться на волю. Попытки частично блокировались самой конструкцией «Нивы».
Чтобы вылезти из машины, Максиму нужно было либо добраться до переднего сиденья, либо придушить водителя. Что психоаналитик и пытался сделать. И довольно упорно.
— Слушай, а ты не мог бы второй раз применить к нему свой прием? — спросила я у Прапора, устав отбивать атаки Максима.
— Мог бы, но существует большая вероятность того, что после вторичного применения этого приема он больше никогда не сможет говорить и двигаться, — обстоятельно ответил Прапор. — И уж совершенно точно, что нормально он это делать никогда больше не будет.
Услышав такой прогноз, Максим утих. И больше попыток выковырить мне глаз и вообще вырваться из машины не делал, ограничиваясь лишь банальными оскорблениями в наш адрес. Но это как-то можно было пережить. И все же я вздохнула с облегчением, когда Прапор заявил:
— Доехали!
Мы вылезли из машины и потащили упирающегося Максима в гости к Голованову. Тот уже поджидал нас. Мы позвонили ему по сотовому с дороги. Максима мы оставили в коридоре под присмотром Сереги и Прапора. А сами вместе с Татьяной вошли в кабинет Голованова.
— Ну что? Кого вы там ко мне привезли? — сварливо поинтересовался у нас мент. — Я по телефону не очень разобрал. Какая еще бывшая жена?
— Минутку, — попросила Катька. — Все по порядку. В первую очередь хочу представить живую и невредимую Татьяну Рюрикову.
И Катька указала на нашу новую подругу.
— Это?.. Эта?.. — вытаращил глаза Голованов. — Это она? Жена моего подследственного?
— Ну да, — жизнерадостно кивнула Катька. — Как видишь, жива, здорова и очень упитанна.
— Не может этого быть, — отказался Голованов. — Это не она. Вы меня дурите. Вы можете это доказать? У этой женщины есть документы?
— Документы у нее есть, но на другое имя, — сказала Катька. — На имя Тамары Рогановой. Как видите, только инициалы совпадают.
— Только инициалы?! — заметно приободрился Голованов. — Знаете что, идите-ка вы отсюда, пока я вас сам не выгнал. Не хватало еще, чтобы вы таскали ко мне всех женщин, у которых с пропавшей женщиной совпадают инициалы.
— А это ты видел? — спросила у мента Катька и подсунула ему портрет Татьяны, полученный нами от Маши. — Похожа?
Голованов некоторое время пристально изучал портрет. Несмотря на время и полноту, в нынешней Татьяне, бесспорно, можно было увидеть черты прежней женщины, которая и смотрела на нас с портрета. Какими бы качествами Голованов ни отличался, но одного у него не отнимешь: человек он был беспристрастный. И поэтому совесть не позволила ему соврать.
