Анна Данилова - Комната смеха
– Ну да… Не так давно.
– Расскажи, как все происходило.
– Я прихожу, показываю ключ, с которого мне нужно сделать дубликат, и мастер говорит, есть ли у него подходящая заготовка. Если есть, он забирает у меня ключ, зажимает его в специальных тисках, в то время как мой ключ зажат в других тисках… Специальное точило в точности повторяет профиль резьбы моего ключа, одновременно вытачивая копию…
– А у тебя не было такого, что мастер, сделав на твоих глазах ключ, вдруг вытаскивает его из тисков и откладывает в сторону, говоря, что это брак… Как правило, люди не обращают внимания на такое, ведь каждый может ошибиться. Но где доказательство того, что он отложил в сторону именно бракованный, выполненный недостаточно точно ключ, а не нормальный, являющийся копией ключа заказчика? Да такой мастер просто находка для домушников…
– И ты думаешь, что твой Герман подрабатывает на Павелецком вокзале, делая ключи?
– Нет, это исключено, потому что он плотно занят на работе. Но у него там кто-то есть. Может, родственник или просто друг. Я уже думала об этом. Представь себе, он приходит в мастерскую с твердым намерением заполучить ключ от квартиры какой-нибудь благообразной пенсионерки. Квартира ему нужна, как ты понимаешь, для вполне определенных целей. Как он поступит? Если предположить, что у него в мастерской работает друг или родственник, то ему не составит никакого труда попросить, чтобы его научили делать ключи. Сначала все происходит как бы смехом, несерьезно, но, когда у него начинает получаться, мастер поручает ему сделать уже настоящие копии. Потом Герман, освоив новую профессию, по дружбе может отпустить мастера, предположим, на обед или еще куда, чтобы вместо него встать у станка. Мастер уходит, и Герман ждет очередного заказчика. И вот наконец появляется женщина – божий одуванчик с просьбой сделать ей ключ. Он делает копию ключа (или даже комплект ключей!), но не в одном экземпляре, а в двух… Больше того, он может сказать женщине, чтобы она подождала с полчаса, пока он сделает, а сам в это время изготавливает копии ключей уже для себя. Затем он, спустя полчаса, отдает ключи заказчице, та уходит, расплатившись, а Герман следует за ней. Выслеживает дом и квартиру, куда вошла пенсионерка, чтобы знать, где она живет. Потом следит за ней еще пару дней, чтобы понять, как часто квартира остается без присмотра. Та пенсионерка, которая жила на улице Бахрушина, видимо, регулярно ходила на прием к гомеопату вечером, около восьми, раз Герман был так уверен, что его никто не потревожит часов до девяти-десяти…
– Валя, но ты же подтасовываешь факты. Вспомнила вот, что он открывает замки, имеет дело с ключами, заточками… Почему именно он? Почему? Он что, приснился тебе?
– Я устала отвечать тебе одно и то же: я вспомнила! Ко мне вернулась память!
– Тогда почему же он не идет? Почему? Мы ждем его почти целый час?!
– Откуда мне знать?! И не кричи на меня.
– Извини.
Я чувствовала, что и он нервничает. У него был вид человека, который не знает, как ему поступить. Нерешительность сквозила во взгляде, в жестах и даже в редких и тяжелых вздохах, которые были все же несвойственны такому сильному мужчине, как он. С одной стороны, он, быть может, и верил мне, но, с другой, его чувство ко мне было все же больше похоже на жалость, которую испытывают к больному человеку. Мы не знали, о чем говорить, потому что я злилась из-за его недоверия ко мне, а он, видимо, не желал играть со мной в неприличную игру бывших любовников, где ему приходилось бы делать вид, что он воспринимает меня всерьез.
Наступила пауза. Тягостная. Убивающая последние надежды. И вдруг я услышала:
– Я знаю, кто убил Эмму Майер.
Глава 33
«Следователю Гарманову.
Когда вы получите это письмо, Вадим, меня уже не будет в живых. Ни меня, ни Анны, которая вам так нравилась, ни Эммы, которую вы никогда не видели. Уверяю вас, если бы вы увидели мою жену, то поняли бы меня. Поняли и оправдали. Я любил Эмму, любил до потери памяти, до потери рассудка, так, как только мужчина может любить женщину. Она вышла за меня не по любви, нет. Вышла, просто чтобы выйти замуж, как делают многие. Уступила мне, поверила, что в замужестве ей будет лучше, чем одной. До меня у нее не было мужчин, не было любви, не было прошлого. Вам должно быть известно, как это важно для мужчины. И я был счастлив в этом браке…»
Алексей посмотрел на чистый белый лист и отложил в сторону ручку. Все эти слова почему-то не хотели ложиться на бумагу. И разве можно на бумаге выразить словами то, что он испытывал к Эмме, когда она находилась рядом. Нежность? Восторг? Желание? Только ему, по его мнению, принадлежала ее тонкая белая кожа, густые, с медным отливом, тяжелые волосы, молочно-розовые губы, ее чудесное нежное тело… Но, с другой стороны, он всегда чувствовал, что обладает Эммой не полностью, что, владея ее телом и находясь рядом с ней, он не может постичь всей глубины ее чувств и мыслей.
Определенность в их отношения вносила Анна. Непостижимое существо, способное своей иронией разрушить все иллюзии и свернуть глыбу самообмана, на котором строилась семья. Алексей не имел привычки подслушивать разговоры сестер, но тем не менее уже очень скоро пришел к выводу, что Анна всячески настраивает сестру против мужа. Он мог только догадываться, что именно раздражало Анну в нем и почему она так неприкрыто издевалась над ним. И пусть многие ее слова были сказаны со смехом, Алексей понимал, что они – истинная правда и что именно эти слова определяют характер ее отношения к нему как к зятю и мужчине. Но вместо того чтобы отказать своей свояченице от дома и занять твердую позицию в отношении ее присутствия в семье, он вдруг стал находить и положительные стороны ее тихого, но опасного вмешательства в его отношения с женой. Теперь в его доме находилась не одна, а две женщины, две прекрасные, похожие друг на друга женщины, которые, сами того не осознавая, наполняли его особым счастьем созерцания красоты. Двойной красоты. Что бы ни делали они, о чем бы ни говорили, все это было прекрасно. Но самым ценным оставалось то, что невидимая глазу психологическая обработка, которой подвергалась Эмма, не давала никаких результатов, и супруги по-прежнему жили вместе. Возможно, Анной двигала обычная женская зависть. Ведь она овдовела и потеряла интерес к жизни, в то время как ее сестра жила в полноценном, по мнению Алексея, браке, и каждый день, прожитый с мужем, делал ее в глазах сестры более благополучной, счастливой, обласканной.
Их день начинался с близости. Эмма, не отличавшаяся особым темпераментом, даже и не пыталась сымитировать оргазм. Она молча принимала мужчину, который являлся ее мужем, понимая, что это является особой платой за замужество, не более. Алексей понимал это, но был бессилен что-либо сделать, чтобы пробудить в жене страсть. Больше того, он внушил себе, что именно такая жена и является своего рода гарантией крепкого и длительного брака. Ведь, пробудись она, кто знает, как будут развиваться их отношения. Хорошо, если она обратит свои желания на мужа, а если нет? Главное, что он любил ее, хотел ее и получал ее.
После постели Эмма надолго запиралась в ванной, а Алексей прибирался в спальне, готовил завтрак. После завтрака он подвозил ее в институт, а сам ехал на работу. А вечером за ужином почему-то их было уже трое – приезжала Анна. Эмма всегда радовалась ее приезду и оживлялась, становилась другой. Анна словно связывала девичье прошлое Эммы с ее настоящим. Видимо, Анна являлась для сестры очень близким человеком, что не могло не раздражать Алексея, который ревновал жену к сестре. Но было, конечно, нечто важное, что сдерживало его и не позволяло ему раз и навсегда захлопнуть двери своего дома перед Анной. И это «нечто» было связано с вполне конкретным желанием Алексея приблизить к себе Анну и сделать ее тоже своей. Он мечтал о двойной жизни, о том, что, будучи любовником Анны, он тем самым возвысится над Эммой, и это положение позволит ему легче переносить нелюбовь жены. Сколько раз он рисовал себе сцены, в которых он предается любви с красивой и свободной Анной. Он почти видел, почти чувствовал ее в такие минуты и был счастлив этим своим новым положением. Фантазии подчас заводили его и дальше, и он видел себя уже в постели с двумя сестрами… Он даже делал попытки приблизиться к Анне, старался прикоснуться к ней как-то особенно нежно или сказать ей что-то такое, что натолкнет ее на мысль о возможности их связи. Ему даже казалось, что она почти готова упасть в его объятия. И тут вдруг все разом изменилось. Анна исчезла. Она перестала приезжать к ним. Теперь Эмма часто пропадала у нее с ночевками. Все чаще и чаще Алексей оставался дома один. И это без объяснений, как само собой разумеющееся. Казалось бы, что особенного в том, что жена время от времени навещает свою одинокую сестру? Сестра – не подруга, а потому никаких дурных мыслей здесь и быть не может. Но появилась еще одна женщина в жизни Эммы – Лиза Гусарова. Портниха, у которой Эмма пропадала часами. Спрашивается, что можно делать так долго у портнихи? Примерять? Часами? Начитавшись иллюстрированных женских журналов, которые регулярно покупала Эмма и которыми зачитывалась, как и любая женщина, Алексей с ужасом думал о том, что его жена, быть может, поменяла ориентацию и потому так холодна с ним. Или же она изначально была обращена к женщине. Он успел уже увидеть своих соперниц и в Анне, и в Лизе Гусаровой, но, к счастью, вовремя одумался и даже посмеялся над своими подозрениями. Он стал объяснять частые встречи сестер одиночеством Анны. Он знал от нее, что она по-прежнему живет одна, что мужчины, постоянного, на которого она могла бы положиться, у нее нет. Кроме того, она сильно нуждалась, а потому начала продавать свои вещи. Больше того, она стала подумывать уже и о том, чтобы поменять свою роскошную квартиру на квартиру меньшей площади, чтобы жить на разницу. Алексей боялся, что Эмма, войдя в положение сестры, предложит ей пожить у них, чтобы сдавать квартиру. Но этого, к счастью, не произошло. И тут в семье снова произошли некоторые изменения. Эмма стала хорошо зарабатывать. В доме появились деньги. Много денег. Они стали лучше питаться, одеваться и просто жить. Эмма объяснила, что теперь их институт работает над проблемой клонирования и государство выделяет для научной работы немалые средства. Она сказала также, что ей предложили участие в эксперименте, что это требует увеличения рабочего дня и утомительной работы. И Алексей, очень скоро привыкнув к деньгам и познав вкус новой жизни, не смог найти в себе силы даже сделать вид, что он заботится о жене. Фраза «Может, ты откажешься от участия в эксперименте, если это так тяжело… Черт с этими деньгами!» так и повисла в воздухе неозвученной. На вопрос его, чем именно ей придется заниматься в своей лаборатории, Эмма сказала, что это государственная тайна, что она подписала множество документов, не позволяющих ей разглашать секретную информацию. И это тоже оказалось удобным, позволяющим ему особо не вдаваться в подробности, касающиеся работы жены. Его удивляло только одно – он и не подозревал, что людям, занятым в исследованиях, связанных с клонированием, платят такие большие деньги. Тысячи и тысячи долларов!
