Ольга Тарасевич - Оберег Святого Лазаря
В доме сам убирался, в огороде все полол-поливал…
Рожала Евсения в больнице. Но Алексей договорился с врачами, что будет присутствовать на родах. Может, благодаря этому Машенька пришла в этот мир быстро, легко, без особой боли?..
Едва малышке исполнилось полгода – Евсения стала отчаянно мечтать о сыне.
Муж смеялся:
– Тебе нравится сам процесс или результат?
В ответ она краснела. «Результат», конечно, радовал: Машенька получилась красивой, здоровой и энергичной девочкой. Но и «процесс» вместе с мужем всегда доставлял огромное удовольствие. У него такие нежные губы, крепкие сильные руки… Оказаться в их плену – это наслаждение.
Вообще, рядом с Алексеем невероятно сильно хотелось жить. Жить, работать, творить. Чтобы если дети – то полный дом малышни, если цветы – то повсюду, и чтобы виноград красиво оплел беседку, и чтобы маленькие рыбки, которых муж запустит в декоративный пруд, скорее выросли…
Казалось, жизнь будет долгой счастливой сказкой.
Но потом начался ад…
Начало онкологических проблем у Машеньки они с мужем бездарно прохлопали.
Как так случилось – совершенно не понятно.
Целители, прекрасные диагносты! Народ валом валит, запись на полгода вперед. А сколько без записи людей привозили – в очень тяжелом состоянии.
Бывает, что человек только рот откроет, чтобы о болезни своей рассказать, – а в голове у Евсении уже все его печенки, как рентгеном, просвечены. Поврежденные органы на фоне остальных выделяются яркой окраской – от оранжевой до насыщенно-пурпурной.
Чужих – диагностировали, лечили.
А вот болезнь Машеньки заметили поздно.
Не чувствовали, что в дочке уже вовсю крутит разрушительный смерч.
Да Маша и не жаловалась ни на что – ела с аппетитом, носилась по двору как угорелая.
Разговаривать девочка начала рано, а вот пошла ножками позже сверстников. Или даже скорее не пошла – побежала сразу, помчалась. Большинство девочек-трехлеток чинно играют в куклы, в песочнице куличики лепят. Маша, скорее, как мальчишка себя вела – любила двигаться, колотить палкой по лужам, кататься на трехколесном велосипеде…
Она никогда не жаловалась на здоровье. Ни аллергии, ни простуды – совершенно здоровый ребенок.
Но как-то однажды она горько вздохнула, совсем как взрослая:
– Мамочка, животик болит.
– Сейчас, милая, – Евсения приложила руку к животу малышки и попыталась настроиться на внутренние органы, но так ничего и не поняла об их состоянии.
И муж тоже не сказал ничего определенного.
– Мне кажется, у нее все в порядке. Я и боли в ней никакой не вижу.
Но дочь продолжала жаловаться на больной животик.
Пришлось ехать в больницу. Педиатр нахмурилась, выписала направления на кучу анализов, послала на УЗИ.
А потом не стала ходить вокруг да около:
– У вашей девочки опухоль в желудке. Заболевание выявлено слишком поздно. Часто такие опухоли операбельны, но в вашем случае смысла в операции уже нет, пошли метастазы. Конечно, мы будем давать химию и облучать. Это позволит продлить жизнь ребенка, на какой-то период избавиться от боли.
Когда Евсения услышала про метастазы – в глазах потемнело.
«Почему мы? Почему Машенька? За что этот ужас – именно нашей девочке? Как лечить?» – это были первые мысли, появившиеся после того, когда у нее стало получаться думать.
Муж тоже был в отчаянии.
Ему приходилось работать с детками, страдающими лимфогранулематозом, лейкозом, лимфосаркомой – и в сочетании с медикаментозной помощью, предлагаемой официальной медициной, результат лечения, как правило, всегда был благоприятный. Но у детей редко возникает онкология на органах. Редко возникает, тяжелее лечится. Если вообще лечится…
Они прекратили прием людей.
И всю свою силу, всю энергию концентрировали на помощи дочери.
Ездили в святые места, поклонялись исцеляющим мощам и иконам, молились – и с отчаянием видели, как угасает Машенька.
После химиотерапии у дочери выпали ее красивые шелковистые темные волосики. В огромных карих глазах уже отражались такие глубины страдания и страха, что сердце заходилось.
– Леша, Леша, сделай что-нибудь, – изнемогая от слез, умоляла Евсения. – Ведь ты же столько людей спас! Леша, ты жил, как святой. Ты только то и делал, что людям помогал! Ладно, хорошо – пусть я жизнь неправедную вела, хотя я и раскаялась, ты очистил меня. Но пускай – мой крест тяжел. Но ведь это же и твой крест, а тебе за что?.. Леша, Леша, попроси еще раз Бога, пусть Машенька поправится. Бог услышит тебя.
– Нам надо смириться. Не посылает Господь таких испытаний, которые не под силу человеку. А тех, кого он любит, – он еще сильнее испытывает.
Уже тогда Евсения подумала, что ошиблась, доверившись свету.
Ей казалось: свет, любовь – это хорошо, естественно, правильно. Но что получается? Ты веришь этому свету, стремишься к нему – а маленький ребенок болеет, суть и плоть этого света, чистая невинная душа… Что же это за любовь, если так больно детям? Впрочем, это все глупые вопросы. Что сделал Бог со своим сыном?.. Смерть Иисуса – искупление грехов людских. Но в чем виновна Мария, мать его? Она же безгрешной была…
Впрочем, оба они с мужем тогда находились в таком состоянии – не до обсуждений и философствований…
Умирала Машенька тяжело.
Боли были настолько мучительные, что даже наркотиками не снимались.
И опять они оба, много раз облегчавшие аналогичные муки, оказались совершенно бессильными, с ума сходили у постели дочери.
– Не могу больше это видеть. Не могу больше думать: «Скорее бы она умерла». Эта агония может длиться еще неделю… – рыдала Евсения.
Напоминать Алексею о том, что можно легко и быстро лишить жизни человека, не было необходимости – он сам прекрасно знал о соответствующих техниках.
Но муж считал: нельзя ими пользоваться, обрывать жизнь человека, даже тяжело страдающего, – это грех.
– Это наш путь, родная. Мы должны по нему пройти. Почему именно по такому – я не понимаю. Но надо принимать все, что Бог дает нам, – говорил он.
Евсения не выдержала.
Через пару дней Машеньке стало так плохо, а сил кричать у нее не было. И невозможно представить ничего ужаснее этих родных любимых глазок, в которых кипит-плавится немая БОЛЬ…
Всего пара минут – и вот душа ребенка уже, наконец, покинула измученное тельце.
Когда все было кончено, Евсения вздохнула с облегчением.
Грех не грех – все равно.
Она не смогла уберечь от болезни – но все-таки муки Машеньки длились хотя бы немного меньше. Это единственное, что в тот момент можно было сделать для девочки…
Алексей все понял. И заплакал:
– Это, конечно, неправильно. Но так надо было сделать. Ты смелее меня, сильнее. А я – слабак и ничтожество!
Слова эти вырвались у мужа в порыве эмоций, в таком горе, страшнее которого нет ничего.
Конечно, никаким слабаком он не был.
Даже в те черные дни похорон и поминок помощь Алексея была огромной.
Если бы не муж – Евсения просто бы с ума сошла.
Решение прекратить мучения Машеньки она считала правильным. Она бы любого, кто стал бы на ее пути в те минуты мук дочери, убила бы, не задумываясь.
Но потом, после смерти дочери, в ее голове зазвучали голоса.
– А ведь дочь могла бы поправиться…
– Ты отступила в последний момент, ты должна была потерпеть еще немного – и сломалась…
– Прерывать жизнь человека – страшный грех, и тебя ждет кара…
На грех и кару Евсении было наплевать. Какая кара может быть после того, как положишь в гроб собственное дитя?
Но мысли о возможности чудесного исцеления не давали покоя.
Иногда так бывает – когда на самом дне безнадежного отчаяния, когда давно утрачена последняя надежда, вдруг все-таки случается чудо.
«У Маши не стало половины внутренних органов, их сожрала болезнь. Восстановление тканей требует времени – а его не было у нас, мы слишком поздно все узнали», – с утра до вечера убеждала Евсения неумолкающие голоса.
Алексей, почувствовав все эти тревоги, просто забрал их себе.
Он умел делать это – очищать, убирать, стирать невыносимо болезненные эмоции.
Во всей душе Евсении стало тихо и спокойно.
Присутствие мужа действовало сильнее любых транквилизаторов.
Алексей просто находился рядом, брал ее за руку – и в душе Евсении наступала тишина.
Никаких голосов, никакой боли…
А ведь казалось – ни дня не будет уже никогда без этого сдавленного дыхания, без спазм в каждой клеточке тела…
Через пару месяцев она даже смогла вспоминать дочь без слез. Вспоминала первый серьезный взгляд своей девочки – в роддоме Маша посмотрела на маму с такой проницательностью, что у той душа ушла в пятки. Еще вспоминались первые слова дочки – пока трудно угадываемые, но такие прекрасные; и как здорово было просто идти по улице и чувствовать маленькую ручонку в своей ладони.
