Анна Малышева - Кто-то должен умереть
– Знаете, да.
– Нарывалась уже?
– Бывало…
– У тебя стали такие глаза, будто я – Серый Волк, а ты – Красная Шапочка. Ну, и покончим с этим. Я доверяю тебе, ты – мне. О Лукине – забудь.
– О… – Настя успела забыть фамилию своего протеже, – а, о муже Маши…
Валерьян Тимофевич кивнул:
– Ну, можно и так на него посмотреть. Ты работаешь у меня, и дело с концом.
* * *И вот уже второй день Настя занимала пост личного секретаря Валерьяна Тимофеевича. Она аккуратно являлась на работу, включала компьютер, возилась с кофеваркой, пару раз поднимала телефонную трубку, а затем понимала, что делать ей совершенно нечего. Начальник на работе практически не появлялся. Дни тянулись бесконечно. Крохотный офис, расположенный неподалеку от дома Марии, от ресторана, где она сидела с нею и Борисом, и, соответственно, от кафе «Сирень», всегда был пуст. Порой, попивая жидкий кофейный отвар, Настя задумывалась – разве не удивительно, что ее жизнь странным образом оказалась связанной с этим районом, где она прежде никогда не бывала? И ведь началось все случайно – ей хотелось узнать, по какой причине покончила с собой в кафе «Сирень» жена ее любовника. Тогда она зажимала лицо ладонями и впадала в некое подобие транса. Все обернулось так удивительно… И работа была тоже какая-то удивительная. Впервые в жизни ей предложили подобную ставку с тем, чтобы практически ничего за это не делать.
Она часто не знала, за что взяться, и поэтому звонила кому попало. Антону на мобильный. Он говорил, что Насте крупно повезло – ему бы получать деньги даром в такое жаркое время. Родителям – те время от времени пропадали на даче, но если оказывались дома, были очень рады слышать новости.
– Наконец-то у тебя все утряслось, – говорила мать. – И работа, и парень… Алло? Ты слушаешь меня?
Настя слушала и отвечала, но никак не могла пояснить, что работа вовсе не кажется ей идеальной – ведь она ничего не делает. Чудес не бывает. Во всяком случае они не длятся долго. А насчет парня – тут уж она и подавно устала разубеждать родителей.
Чаще всего она говорила с Марией, которая тоже томилась от тоски.
– Неужели ты нормально общаешься с этим колобком? – так подруга называла Валерьяна Тимофеевича. – Я видеть его не могу.
– Да он ничего.
– Конечно, – слегка сдавалась та, – он же тебе платит. Но все равно противный.
– Главное, не пристает, – это было единственным, что Настя могла сообщить об особенностях своего начальника. В сущности, она больше ничего о нем не знала.
– Еще бы эта рожа посмела к тебе лезть! – возмущалась Мария.
– Ух! Еще и не такие осмеливались! А как ты с твоим? Он все еще…
Вопрос даже не нужно было доканчивать – Мария сразу понимала, о чем зашла речь. Она начинала жаловаться прежде, чем Настя успевала спросить. Да, ее муж все еще… Все еще неведомо где и с кем пропадал вечерами. Правда, ее с собой брать перестал, и Мария впервые подумала, что, возможно, это не самый лучший выход.
– Лучше бы тратил деньги на меня, а не на каких-то там…
– Ты думаешь, он тебе изменяет?
– Нет, но… – голос у той был спокойный, паники не слышалось, но было ясно – женщина расстроена всерьез. – Если бы изменял, я бы ничего не знала. Как пропадал прежде – так и сейчас. Вернется сытый, подпивший, посмотрит телевизор, зевнет, уснет… А я… Как пустое место.
Настя слегка щурилась – ее подозрения начинали оправдываться. Эти двое совершенно друг другу не подходят.
– Может быть, слишком на него нажимаешь? – осторожно спрашивала она.
– Ты о чем? О квартире?
– О даче. Я поняла, что дача ему особенно дорога.
Мария начинала сердиться и резко заявляла, что не нуждается в посторонних оценках. Она и так поняла, что муж уцепился всеми конечностями за этот жалкий, мерзкий, тошнотворно пахнущий дом и клочок земли и ни за что не отдаст владений.
– Как будто родину от врагов защищает! А ведь эта дача с каждым днем теряет в цене. Видела бы ты…
– Но зачем ты беспокоишься? Может, лучше сохранить мир в семье, чем заботиться об имуществе? И потом… – Настя колебалась, прежде чем высказать суждение. – Ведь оно не твое.
Мария вновь начинала кипятиться:
– Не мое, ну и что? Я обязана заботиться о нашем будущем! Живем у меня, я не имею понятия, какие у него доходы, где он пропадает, о чем думает!
«А кто может иметь понятие о таких вещах? – философствовала Настя, невольно подстраиваясь под делано-серьезный тон Антона. – Размечталась!»
– Что тебе известно о его фирме? – требовала отчета Мария.
Тут девушка становилась очень серьезной. Об этих подвохах она уже не раз была предупреждена – сперва Борисом, затем – своим непосредственным начальником. Ей сказали, что если она хотя бы попытается намекнуть кому-то, чем занимается на работе, – то немедленно ее потеряет. А утратить такое место, где ничего не приходилось делать, кроме как умирать от духоты, варить кофе и бродить по Интернету… Да еще получать за все это пятьсот долларов в месяц? Ну уж нет. И Настя спокойно отвечала, что ее дело – сторона. Она лишь перепечатывает бумажки.
– Но ты все равно должна кое-что знать! – настаивала подруга.
– Да что я понимаю? Это все какие-то накладные или деловые письма. Когда я печатаю, то в смысл не вникаю.
– Чем они хотя бы занимаются? Недвижимостью? Машинами? Продуктами? Аппаратурой? Что продают? Кому?
Настя теряла терпение:
– Да ничего я не знаю. Если тебе так интересно – нажми на мужа.
Мария отмалчивалась, и было ясно – как раз этого она и не решается сделать. После паузы она признавалась, что страшно соскучилась и, наверное, именно поэтому задает себе и другим слишком много вопросов.
– Мы же рядом, – вкрадчиво говорила она. – Может, сходим куда-нибудь вместе? Пообедаем?
Настя отказывалась.
– Ну почему? – Мария начинала говорить умоляющим тоном. – Тебе некогда? Или не хочется?
– Некогда. У меня собака. Ее нужно выгуливать. Иногда я посещаю родителей. И потом, я записалась на курсы английского.
Тут Настя лгала, но это было неважно. Главное – она вовсе не желала встречаться с прежней подругой. Впрочем, они так и не стали близки. Причиной была не разница в возрасте, а нечто иное – возможно, отношение к жизни.
– Некогда… – разочарованно говорила Мария. – Погулять с собакой у тебя находится время, а поговорить с подругой – нет?
– Точно, – Настю вдруг посетило вдохновение. – То есть время у меня нашлось бы, но лишь на одного из вас.
– И ты выбираешь пса?!
– Да. И знаешь, почему? Потому что сам он не может позаботиться о себе.
В трубке повисло молчание, потом Мария попросила повторить.
– Он зависит от меня, только от меня. А ты – нет. Это мне сказал человек, чья мать собралась забраться в какую-то норку в нагорной Лхассе. Там люди живут, питаясь святым духом.
– Господи, – тихо сказала Мария. – Ты рехнулась?
– Может быть, – ответила девушка. – Но собаку бросить не могу. Между прочим, этот человек пошутил. Его мать никуда не собиралась. Но этот пес когда-то принадлежал моему жениху. Того зарезали. И никто до сих пор не знает – почему. Так что я за него в ответе.
– За пса или за жениха? – уже зло вопросила подруга.
– За обоих.
* * *– Хоть бы иногда думала о семье, – мать явно была раздражена. – Даже не звонишь больше. Заработалась?
Настя упала на табурет и раскрыла сумку:
– Вот – первая получка.
– Ого, – та перелистала купюры и вопросительно подняла глаза. – За месяц? Многовато…
– Меня не обманули.
– Это официальная ставка?
– Да. Налог уже снят. Бери-бери, – девушка заметила недоверие на лице матери. – Это все вам.
– А ты на что будешь жить? – та, все еще сомневаясь, пересчитывала деньги. – Прежде ты никогда не отдавала все.
– Антон отказывается от моей зарплаты.
Тут мать обрадовалась. Она заявила, что всегда верила в порядочность этого парня. Сразу было видно – человек надежный. Настя вяло улыбнулась:
– Так-то оно так. Но я бы предпочла, чтобы он что-то взял. А то чувствую себя нахлебницей.
– Послушай, – мать присела рядом и робко погладила ее по плечу, обтянутому пестрой блузкой. – Я давно хотела с тобой поговорить. Что ты думаешь делать дальше?
– Жить.
– Ох, перестань, – она обиделась. – Неужели нельзя серьезней? Тебе уже двадцать три. Приключений было… Больше, чем нужно.
– Пошли нотации?
Настя хотела было снять руку с плеча, но вдруг остановилась. Это прикосновение было приятным. Она знала, что мать всегда закрывала глаза на ее жизнь, пыталась ничего не видеть, не слышать, чтобы не пугаться… И презирала ее за это. Думала, что та сознательно уходит от решения проблемы. Думала даже, что мать совсем ее не любит, раз так легко смотрит на ее незаладившиеся романы. А сейчас ей было приятно ощущать эту руку – как будто ей в самом деле могли оказать помощь.
– Какие там нотации, – горько сказала женщина. – Ты взрослая, даже слишком.