Галина Романова - Длинная тень греха
— Что-то не так?! Ты чего такой дерганый сегодня?
Они стояли совсем недалеко. Прятались за углом ветхого строения, и поэтому им все отлично было слышно. Даже то, как он вздохнул, отвечая:
— Что-то не пойму! Вроде бы все нормально, и смотрел все время за спину, и по городу мотался почти час. Все вроде бы чисто, а что-то не то!
— Это нервы, милок! Пошли, ночь-то, она не резиновая…
Они вошли во флигель, загремели щеколдой запираясь и минут пять потом еще чем-то громыхали там, внутри. Ощущение складывалось такое, будто они там передвигали мебель. Потом все стихло, и Хальченков пробормотал:
— Ну, а теперь и нам пора.
— Как пора? Как мы туда войдем, если они заперлись? — громким шепотом возмутился Дэн.
Хальченков не ответил, а, развернувшись, двинулся к торцевой стене флигеля. Там он остановился и минут пять колдовал с досками. Сначала легонько оторвал одну, поставил ее в стороне, потом вторую, отправив ее к первой, и произнес:
— А теперь давай, на полусогнутых. Тихо и предельно осторожно! Чтобы даже мыши не разбежались.
Пробирались они, как показалось Дэну, целую вечность. Обо что-то спотыкались, замирали на минуту-другую, затихнув, снова потом шли. Дэн трижды споткнулся, нарываясь на недовольное шипение своего напарника. Это он так Хальченкова про себя именовал, все еще играя в детектива. Наконец добрались, о чем сообщил ему Виктор Георгиевич все так же шепотом. И тут Хальченков включил фонарь.
Комната, в которой они теперь находились, когда-то была гостиной.
Два больших заколоченных фанерными листами окна. Шкаф, стоявший как-то странно — полубоком к стене. Диван с вылезшими наружу пружинами и колченогий стол. Везде пыль, земля какая-то под ногами. И странный лаз, задекорированный дверью, в том месте, где был отодвинут шкаф.
— Давай-ка, Дениска, мы с тобой шкаф на место придвинем, а потом уже…
Они быстро, почти без лишнего шума, пододвинули шкаф, поставив его прямиком на дверцу. Отдышались, и Хальченков тут же полез в карман за телефоном.
— Ну вот, а теперь можно и ребят вызывать. И пока они приедут к нам на помощь, я расскажу тебе одну интересную историю, Дениска.
— Историю о чем? — тот пристроился на краешке старого дивана и потирал ушибленный в блужданиях по темноте локоток.
— Историю о том, как я вышел на этих копателей и догадался: кто есть кто на самом деле.
Рассказ Хальченкова много времени не занял. Куда как больше им пришлось ждать ОМОН.
Собирались, добирались почти час!..
— Началось все с того, что мне не понравилось то, как стоит вот этот вот флигель, — начал Виктор Георгиевич.
Еще в первый их приезд с Олесей ему не понравился этот флигель, но ей он говорить ничего не стал. Просто сделал себе пометку в мозгу и начал сверяться потихонечку по документам, по своим каналам, разумеется, без огласки совершенно. Сверился и удивился. По документам-то давным-давно флигелек значился под сносом.
То есть не было его! Давно был отдан приказ: убрать его. С какой стати до сих пор торчит нелепой бородавкой на великолепном ухоженном теле санаторной территории?
Еще не понравилось то, что одна боковая стена почти примыкала к боковой стене местного банка. Ну, вот не понравилось Хальченкову подобное соседство, хоть убей!
И пустил он тогда в разработку собственную версию, правда, на которую его слегка подтолкнула Олеся.
Для начала запросил список всех сотрудников санатория. Всех, включая погибшую. Он на это имел полное право, следствие как-никак еще было не закрыто.
Список был им получен, и там обнаружилась одна интересная деталь.
Одна из сотрудниц санатория, дама весьма преклонного возраста, имела прежде две судимости. Но и это было бы ничего, не работай она по совместительству еще и в банке.
— Кем работала?! — вытаращился Дэн от изумления.
— Уборщицей, Дениска! Простой уборщицей, представляешь?!
Да, та самая уборщица, что приходила в дом Дугова, что работала на территории санатория старшей, куда пошлют, числилась также и в штате местного банка. И доступ имела и в хранилище, там ведь мыть тоже кому-то нужно. И к сейфам депозитным, и там ведь пыль, случается, осядет. Планом, одним словом, владела. Могла, как говорится, сориентироваться прямо на местности, без всяких домыслов и фантазий.
И вот с этого момента Хальченков уже твердо знал, где копать.
Вернее, знал, где копают.
Он не поленился, и в один из дней недели объездил все окрестности. Благо сейчас была зима и все дороги, словно вены у атлета, были как на ладони. Его усердие было вознаграждено. Примерно в километре от поселка он нашел земляную насыпь весьма странного происхождения. Почему странного? Да потому что по его предварительному запросу было известно, никто и нигде никаких земляных разработок не вел, никаких ям под фундаменты не рыл. Откуда, спрашивается, земля?..
Конечно, будь то лето, никогда бы ему этой земли не найти. Рассеяли бы ее эти землекопы где ни попадя. Но зима, как на грех, в России иногда случается. Как говорится, и на старуху бывает проруха.
— Значит, эта старуха и есть зачинщица?! — опешил Дэн, заслышал шум мотора и спросил: — Это они?
— Да, думаю, ребята прибыли. Сейчас представление и начнется!
Представление было бурным, но коротким по времени. Не особо-то побалуешь в сильных руках ребят в камуфляже и черных масках. Но Андрею Анохину все равно удалось выкрикнуть со слезой в голосе:
— Я ни в чем не виноват! Это все эта старая карга! Я и Маринку не хотел убивать! Она заставила!!! Говорит, она мужа своего на нас наведет, и тогда конец… Я не виноват…
Смотреть на него было отвратительно. Перепачканный в земле, с бешено сверкающими глазами, он все плакал и взывал. Взывал и плакал.
Вот Ивановна…
Та держалась молодцом. Даже пыталась кривить губы в ироничной ухмылке. Так себе получалось, но пыталась же. Не плакала и не каялась. Даже обронила напоследок с легкой досадой:
— Говорила же ему, что надо было мочить этого художника! Нет, пожалел…
Их увезли. Следом засобирались и Хальченков с Денисом.
— Тебя куда? Домой? — спросил Виктор Георгиевич, когда они уже въезжали в город. — Я ведь сейчас на работу. Нужно еще горы бумаг перелопатить. Все оформить. Да и девочку нашу, думаю, пора осчастливить. Как думаешь, Дениска?
— Заедем за ней? — Дэн заметно оживился, хотя почти задремал в дороге, утомившись за день.
— А не поздно? — Хальченков глянул на часы. — Времени-то сколько!
— Ничего! Она потом только спасибо скажет, вот увидите!..
Глава 22
Олеся не знала, плакать ей или смеяться. Когда Дэн позвонил ей с улицы и приказным тоном велел собираться и выходить немедленно, она растерялась. Но вот когда он объяснил ей причину…
Тут уж она переполошилась не на шутку.
Господи! Ехать?! Сейчас?! За Владом?! А она же…
Она же голову не помыла! И дома у нее бардак такой, что споткнуться можно. Ну, провалялась сегодня весь день в постели, себя, любимую, жалеючи, и что!
И ногти!.. Боже, у нее ногти в таком беспорядке. Она же на завтра запланировала и салон, и маникюршу.
За Владом, ехать! А вдруг!..
Вдруг он мимо нее пройдет и помчится домой к сыну, не останавливаясь?! Что тогда с ней будет?! Она же прямо там умрет от горя! Умрет вместе со своими надеждами на скорое его возвращение и надеждами на свое банальное бабское, как сказал бы Дэн, счастье…
Нет! Он не может, он не должен, уговаривала она себя, бегом спускаясь по лестнице к машине.
А почему, собственно, нет?! Кто она ему? Не жена, не подруга. Так, случайная знакомая.
Ну, поверила. Ну, что-то делала такое для того, чтобы ему помочь. Подумаешь! За это еще никто ни к кому особо пламенной любви не испытывал. Благодарность — да, любовь — вряд ли. Любят ведь за что-то другое! Она и сама не знает за что. Просто знает, что одной благодарности ей от него уж точно мало. Правильнее, она ей и вовсе не нужна — его благодарность.
Ей нужно, чтобы он просто вышел из этих мрачных тюремных застенков и сказал просто, без лишних затей и пафоса:
— Олесь, пойдем домой, а! Я так соскучился…
Ладно, она согласна и на то, что последней фразы может и не прозвучать. Лишь бы позвал с собой, не прошел мимо…
Боже! Она задремала, как последняя дура!
Задремала прямо на скамейке перед дежурной частью. Ждала все, ждала. Пока документально оформят и допросят доставленных преступников. Пока кто-то куда-то съездит за разрешением на освобождение или, наоборот, на заключение под стражу.
Заморочено все там было с этими процессуальными делами.
Она все зевала, зевала, буквально на мгновение прикрыла глаза и бессовестно уснула.
Проснулась, словно от толчка и странной тишины вокруг.
Когда засыпала, воздух вокруг колыхался от звуков.
Хлопали двери, кто-то на кого-то орал, кто-то кого-то отсылал куда-то, звонки, топот ног. И вдруг тишина почти гробовая. Лишь на приборной доске у дежурного что-то посвистывало и потрескивало, и только.
