Кэти Райх - Смертельные тайны
– Слушайте, если вы правы насчет Хорхе Серано…
– Я права, Галиано.
– Он – связь между Цукерман и «Параисо». Цукерман знала Патрисию Эдуардо. Возможно, наконец хоть что-то начинает складываться.
Мы сидели в машине Галиано в одном квартале к востоку от клиники Цукерман.
– Цукерман и Эдуардо ссорятся. Эдуардо находят мертвой в отеле, принадлежащем родителям одного из сотрудников Цукерман. – Я с трудом сдерживала волнение.
– Только, ради бога, не доводите дело до инфаркта.
– Я всего лишь демонстрирую энергию и целеустремленность.
– Восхищаюсь вами! Пошли поговорим с Серано.
Когда мы вернулись в клинику, Серано там не оказалось.
Как и Цукерман.
Как и ожидавших приема женщин.
Вот тебе и клятва Гиппократа.
Регистраторша подтвердила, что Хорхе Серано работает в клинике, личный ассистент доктора Цукерман. Но назвать смогла только адрес отеля его родителей.
Я предложила еще раз заглянуть в лабораторию Цукерман. Галиано предпочел подождать ордер.
Мы поехали в «Параисо».
Уровень интеллекта старших Серано с момента нашей первой встречи не возрос ни на йоту. Они уже несколько недель не видели сына, и ничего не знали о том, где он сейчас. Они понятия не имели, где был Хорхе двадцать девятого октября. Они ничего не слышали ни о Марии Цукерман, ни о ее клинике.
Галиано показал фотографию Патрисии Эдуардо. Они никогда ее не видели и не имели ни малейшего представления о том, как девушка оказалась в их канализационном отстойнике.
Сеньору Серано восхитила лошадь.
После Галиано высадил меня у штаб-квартиры ФСАГ и отправился на поиски Хорхе Серано. Я раскладывала части скелета из Чупан-Я, когда позвонил Райан.
– Я кое-что нашел у Нордстерна в трусах.
– Желтые следы?
– Смешно, Бреннан. Ты мне нужна как переводчик.
– Твой испанский получше моего.
– Я про другой перевод. Биологический.
– Может, все-таки объяснишь, в чем дело? Каждый раз, когда я соглашаюсь помочь Галиано, едва остается время взглянуть на кости из Чупан-Я. А это моя основная работа.
– Бэт сказал, что ты еще не обедала.
Когда заходила речь о регулярном питании, моя бабушка выглядела дилетантом по сравнению с Райаном.
– Я обещала Матео…
– Иди. – Матео материализовался рядом с моим компьютером. – Подождем, пока вы поймаете убийцу.
Я прижала телефон к груди:
– Уверен?
Он кивнул. Я сказала Райану, куда ехать, и положила трубку.
– Можно тебя кое о чем спросить, Матео?
– Конечно.
– Кто такой Алехандро Бастос?
Шрам на его губе стал тонким, как лезвие бритвы. Мужчина махнул рукой в сторону лежащего между нами скелета:
– Полковник. Подонок. Убийца, который ответственен за эти злодеяния, гореть ему в аду!
Рыхлая пережаренная рыба отнюдь не входит в число моих любимых блюд. Но именно ее приходилось есть, пока Райан листал ежедневник, найденный в чемодане Нордстерна.
Отыскав нужную запись, детектив повернул книжку ко мне.
Шестнадцатого мая у Олафа была запланирована встреча с Элиасом Хименесом. Я попыталась вспомнить.
– За два дня до интервью со мной.
Я прожевала и сглотнула. Последнее, впрочем, было лишь формальностью.
– Кто такой Элиас Хименес? – спросила я.
– Профессор цитологии в Университете Сан-Карлос.
– Интервью было записано на диктофон?
– Ни на одной из кассет, которые я прослушивал, его нет.
– Профессор не собирается составить нам компанию?
– Как только освободится детектив Галиано.
– Боишься научного сообщества?
– Я всего лишь полицейский из другой страны. Без полномочий, без оружия, без поддержки. С тем же успехом я мог бы быть журналистом.
– Таким, какими их описывают в книгах.
– Точно.
Я отодвинула рыбу как можно дальше.
– Во имя генома! Прокатимся еще раз на «Бэт-мобиле»!
По пути в университетский городок в Двенадцатой зоне Галиано рассказал нам с Райаном, что ему удалось выяснить в первой половине дня. За Хорхе Серано тянулся шлейф приводов в полицию, в основном за мелкие правонарушения: кражи из магазинов, вандализм, езду в пьяном виде. Но обсудить с Хорхе его прежние прегрешения не получилось – парень как сквозь землю провалился.
Напарник Галиано занимался историей Антонио Диаса.
Эрнандес выяснил, что окружной прокурор в начале восьмидесятых служил в армии в звании лейтенанта, в основном в окрестностях Сололы. Его командиром был Алехандро Бастос.
Terrifico[81].
Еще Эрнандес сумел узнать, что под командованием Бастоса служило немало нынешних высокопоставленных сотрудников полиции.
Mucho terrifico[82].
Лаборатория профессора Хименеса находилась в строении М2, бело-голубом прямоугольном здании в центре кампуса. Следуя по указателям «Ciencias Biológias»[83], мы нашли его кабинет на втором этаже.
Больше всего в облике Хименеса мне запомнился зоб – размером с грецкий орех и цвета сливы. В остальном – просто дряхлый старик с пронзительными черными глазами.
Профессор не встал, когда мы вошли, лишь молча смотрел, как мы один за другим возникаем в дверях.
Размером кабинет примерно шесть на восемь ярдов. На стенах – сплошь цветные фотографии клеток на разных стадиях митоза – или мейоза. Точно не знаю.
Ученый не дал Галиано возможности даже раскрыть рот:
– Приходил один, спрашивал про стволовые клетки. Я кратко все изложил и ответил на его вопросы. Больше ничего не знаю.
– Олаф Нордстерн?
– Не помню. Сказал, что пишет статью.
– О чем спрашивал?
– Хотел узнать про линии зародышевых стволовых клеток, исследование которых одобрил президент Джордж Буш.
– И?
– Я рассказал.
– Что именно вы рассказали?
– По данным НИЗ…
– Национального института здравоохранения, – расшифровала я.
– …существует семьдесят восемь линий.
– Где?
Хименес вытащил из кипы бумаг распечатку и протянул мне. Пока я просматривала имена и цифры, Галиано прослушал краткий курс по исследованиям стволовых клеток.
«БресаГен инк.», Атенс, Джорджия, 4;
«СайТера инк.», Сан-Диего, Калифорния, 9;
«ЭС Селл интернэшнл» – институт Монаша, Мельбурн, Австралия, 6;
«Джерон корпорейшн», Менло-парк, Калифорния, 7;
Гетеборгский университет, Гетеборг, Швеция, 19;
Каролинский институт, Стокгольм, Швеция, 6;
«Мария биотек ко, лтд.» – медицинский институт при больнице по лечению бесплодия, Сеул, Корея, 3;
Больница «МизМеди» – Сеульский национальный университет, Сеул, Корея, 1;
Национальный центр биологических наук – Институт фундаментальных исследований Тата, Бангалор, Индия, 3;
Пхочхонский университет, Сеул, Корея, 2;
Институт наук о жизни «Релианс», Мумбаи, Индия, 2;
Университет Технион, Хайфа, Израиль, 4;
Калифорнийский университет, Сан-Франциско, Калифорния, 2;
Исследовательский фонд Висконсинского университета, Мэдисон, Висконсин, 5.
Снова посмотрев на третью строчку в списке, я молча показала ее Райану. Наши взгляды встретились.
– Семидесяти восьми достаточно? – спросил Галиано.
– Черт побери, нет.
У Хименеса имелась странная привычка при разговоре наклонять голову влево. Возможно, зоб давил на его голосовые связки и профессор пытался это скрыть.
– Некоторые из этих линий могут утратить свежесть, или потерять плюрипотентность, или просто разрушиться. Четыре из шести колоний, созданных в одной из биотехнологических компаний США – не скажу, в какой именно, – оказались неустойчивыми. – Хименес фыркнул. – Уже очередь запросов выстроилась.
Он ткнул костлявым пальцем в распечатку у меня в руках.
– Взгляните на этот список. Многие линии – в руках у частных фирм.
– А частные фирмы не любят делиться, – кивнул Райан.
– Совершенно верно, молодой человек.
– Американское правительство что-то делает для того, чтобы обеспечить к ним доступ? – спросил Галиано.
– НИЗ формирует реестр человеческих зародышевых стволовых клеток, но соглашается, чтобы распределением клеточных линий занимались те лаборатории, где они были созданы.
– Стволовые клетки могли бы стать ценным товаром, – заметил Райан.
Хименес издал похожий на кудахтанье смешок:
– После заявления Джорджа Буша акции стволовых клеток взлетели до небес.
В глубинах моего разума вдруг возникла тревожная догадка.
– Доктор Хименес, насколько сложна методика выращивания культур человеческих зародышевых стволовых клеток?
– Студенту-второкурснику это вряд ли удастся, но для специалиста не так уж и трудно.
– Как это делается?
– Берутся свежие или замороженные эмбрионы…
– Где?
– В лабораториях ЭКО[84].
– В клиниках, где пары проходят курс лечения от бесплодия, – перевела я для приятелей-полицейских.
– Клетки извлекаются из внутренней клеточной массы бластоцисты, помещаются в чашки с культурой роста, в которую добавлена сыворотка из коровьих зародышей…
