Ольга Володарская - Красавица-чудовище
– Нет, – соврала Виола. А сама вспомнила, как за обедом в «Невесомости» делилась с Матвеем своими ощущениями. Ей реально было не по себе. Сердце ныло. А потом ей позвонили и сказали, что Красотулю убили. – А почему вы спрашиваете?
Он остановился. И, чтобы Виола сделала то же, взял ее за руку. Его ладонь была ледяной…
Неприятной!
– Вы окружены тенями… – Кир обвел ее взглядом, будто очертил. – Они подступают и вот-вот поглотят вас.
– И что это значит?
– Вы скоро умрете!
Виола дернулась, как от удара… Да это он и был! Пусть и нанесен не физически…
Ухнуло сердце. И больно заныло.
Кир будто озвучил самые страшные сокровенные мысли.
Виола уже несколько дней боялась именно этого – смерти!
Она выдернула свою руку из ледяных тисков его пальцев.
– Не бойтесь этого! – Кир приблизил свое улыбающееся лицо и страстно зашептал: – В смерти нет ничего страшного. В ней покой. Вы, как и Олеся, обретете счастье в безмятежности. И я, возможно, увижу в облаках и вас…
Прочь!
Бежать прочь от этого странного человека! Не только его слова, но и улыбка эта… Она пугает и настораживает…
А что, если это Кир?..
Красотулю и других!
И все для их же блага. Потому что только в смерти можно обрести покой…
Виола сначала просто быстро пошла, затем побежала. Кир что-то выкрикивал ей вслед, но она не слушала. Включила белый шум. Да и ветер в ушах свистел – она мчалась на предельной для себя скорости. Главное, поскорее убраться.
Нырнула в метро. Скрылась от Кира под землей. Что может быть лучше? Пока ждала поезда, озиралась. Вдруг ее все еще преследуют? Но вроде бы оторвалась.
Виола усмехнулась. Вот ничего себе слово подобрала… Оторвалась! Будто она секретный агент, а Кир – шпион вражеской разведки. А он просто не совсем нормальный человек. Когда Виола отдалилась от Кира, то перестала его демонизировать. Нет, он не убийца…
Или?
Подъехал поезд, она вошла в вагон. Свободные места имелись, и Виола присела. Достала телефон, посмотрела на экран. Неотвеченных звонков от Матвея и непрочитанных эсэмэс не было. Набрать самой? Написать что-нибудь? Хотелось очень. Весь день. Но Виола сдерживалась. Пусть сам проявится…
Доехав до нужной станции, Виола вышла. Поднялась на поверхность. Квартира, в которой жили тетка с сыном, находилась в десяти минутах ходьбы от метро. Виола обычно топала ножками, но тут решила проехать две остановки на маршрутке.
Брат встретил ее радостно. Впустив в дом, тут же усадил за стол, чтобы накормить маминым супом. Римма не могла оставить сыночка на сутки без горячего, вот и наварила рассольник. Для этого встала пораньше. Удивительная женщина, что говорить!
– Рассказывай, – скомандовал Рома, усевшись напротив сестры.
Виола сморщилась. Опять вспоминать?.. Так не хотелось.
– Систер, я, можно сказать, участник драмы, – пробухтел Рома, насупившись. – Ты обязана меня посвятить в ее аспекты.
– Принимается, – хмыкнула Виола. И стала посвящать Ромку в эти самые аспекты.
– Ты как думаешь, он и есть маньяк? – спросил брат, когда она закончила.
– Нет. Это кто-то другой.
– Почему?
– Вот знаешь… Как бы ужасно это ни звучало… Но у Аросева кишка тонка. Не тянет он на серийного убийцу. Да еще такого, которого поймать не могут. Он слабак. Наркоша.
– А Кир тянет? – О нем Виола тоже брату поведала.
– Да. Если выбирать между ними, я бы поставила на этого Гуимплена.
– Кого?
– Это главный герой романа Гюго «Человек, который смеется». Он ходил с вечной улыбкой из-за того, что ему в детстве разрезали рот.
– Страсти какие, – передернулся Рома. – Надо почитать. Я люблю ужастики.
– Это драма.
Она доела суп и отставила тарелку. Было очень вкусно и хотелось добавки, но Виола никогда не докладывала себе. Даже если не наступило чувство сытости. Выпей пустой чай, сытость придет.
– Я в душ сгоняю, ладно? – Ромка почесал лысину. – Никак не могу к ней привыкнуть.
В детстве и юношестве у него были роскошные рыжие кудри.
– Что-то вспотнул от твоих рассказов…
– Давай. – Виола бросила в чашку пакет чая и залила кипятком. – А я полежу, телик посмотрю. – И, взяв чашку, направилась в комнату.
Там диванчик и плазма на стене. Виола приняла удобное положение, включила канал «Наше кино», шел «Жестокий романс». Этот фильм она смотрела много раз, но чтоб от начала до конца – такого не бывало. И теперь, когда Карандышев, напившись, стал предлагать гостям сигары, зазвонил городской телефон, что стоял на столике возле дивана, Виола сняла трубку.
– Алло.
– Здравствуйте, Римма Геннадьевна.
– Добрый вечер. Только это не она.
– А кто? – Голос был женский. И в нем засквозили ревнивые нотки.
– Ее племянница.
– Виола?
– Она самая. А с кем я имею честь?..
– Надя.
– Невеста Ромки? Или вас можно назвать бывшей?
– Супербывшей, – невесело усмехнулась девушка. – Как он?
– Нормально.
– Я звоню ему на сотовый, но он, видимо, занес меня в черный список.
– Я думала, это сделаете вы.
– В смысле?
– Вы же его выгнали позавчера.
– Я? Выгнала? – Ее изумление было неподдельным. – Да мы не виделись уже месяц.
– Как это? Рома говорил мне, что… – И донесла до ее сведения всю ту информацию, которой поделился с ней брат.
– Он обманывает вас! Как, впрочем, и всех. Включая меня. Рома не тот, за кого себя выдает. У него есть какая-то тайная жизнь. Опасная, между прочим…
– Почему вы так говорите?
– Он носит в сумке скальпель. Не знаю зачем, не спрашивала, я даже не сказала ему, что видела. Его мать косметолог. Она же не только маски делает и массаж, но и фурункулы вскрывает. Или еще дрянь какую-нибудь. Он взял этот инструмент у Риммы Геннадьевны, я думаю. Чтобы защититься!
– От кого? – Виола задала вопрос по инерции. В ее голове роились мысли, которые сбивали с толку.
– Мне кажется, он играет. И проигрывает. И те, кому должен, его преследуют.
– Рома не игрок.
– Тогда не знаю, что и думать. Он так странно себя вел в последнее время. Мог ни с того ни с сего сорваться куда-то. Постоянно кого-то отслеживал – у него куча программ стоит на телефоне и планшете. Думала, прячется.
– Или преследует? – Виола встала с дивана, прошла в прихожую (телефон был радиоуправляемый). На трюмо лежала сумка брата, она взяла ее. – Вы смотрите криминальную хронику?
– Нет, никогда.
– Ничего… просто…
– А Рома дома?
– Он в душе.
– Тогда я перезвоню попозже? Очень хочется поговорить с ним и все выяснить.
Виола ничего отвечать не стала, сбросила вызов и вернулась в кухню.
Открыла сумку.
В ней, кроме документов и кошелька, обнаружился скальпель. Лежал в чехольчике из синего бархата, а в одном из отделений сумки медицинские перчатки.
Виола узнала оба этих предмета… и скальпель, и чехольчик. Последний она шила сама когда-то очень давно. Сколько ей тогда было? Лет двенадцать, наверное. Ромка готовил подарок маме на день рождения – в те годы она отмечала даты. Решил преподнести скальпель. Купил у одноклассника, отец которого был хирургом. Пацан украл инструмент, чтобы заработать денежку на новый картридж для «Дэнди». Но подарку нужна красивая обертка как минимум. Ромка пытался завернуть его в бумагу, да только скальпель прорывал ее. И тогда Виола (Вера, конечно же) предложила чехол. Из бархата. На золотой тесемке! И сшила. Рома пришел в восторг и тут же сунул скальпель в него…
Ему казалось, что подарок вышел бесподобный.
Но Римме он не понравился. Сказала, что скальпель ей без надобности. И вообще… Колюще-режущее дарить нельзя. Это плохая примета. Можно рассориться. И закинула презент сына в ящик с остальными неодобренными подарками.
И вот теперь Виола держит его в руках…
Достает скальпель из чехла, смотрит на него. Лезвие чистое. Но все равно замаранное…
Виола чувствует это.
Когда-то с тем же Ромкой они нашли в кустах нож. Красивый, с причудливой ручкой. Брат хотел забрать его. А Виола отговорила. От ножа веяло чем-то нехорошим… Когда она взяла нож в руку, ее ладонь будто обожгло. Неприятное ощущение…
Потом оказалось, что этим ножом зарезали человека!
– Зачем ты полезла туда? – услышала Виола голос брата и вздрогнула. Она не заметила, что вода шуметь перестала.
– Это тебе… для чего? – прошептала она.
– Ты ведь уже догадалась…
Рома стоял в дверях, закутанный в большое полотенце. Оно закрывало все туловище – брат обмотал полотенце вокруг тела – и бедра. Влажные рыжие волосы над ушами стояли дыбом. Вид у Ромы был бы комичным, если бы не опустившиеся уголки губ и глаза, в которых застыл ужас.
Шрам от содранной татуировки так и остался. Римма предлагала сыну свести его лазером. Или, черт с ним, закрыть другим нательным рисунком. Но Рома отказывался и от того, и от другого. И носил эти шрамы с гордостью. Будто получил их в битве…
