Лариса Соболева - Первая, вторая. третья
— Поразительное сходство, — послышался рядом голос Эндрю. — Невероятное, я бы на вашем месте…
— Что? — перешел на английский Всеволод Федорович.
— Я бы сделал генетический анализ, вдруг Светлана…
— Этого не может быть, — перебил Верховой. — У меня одна дочь, связей на стороне не было в период, когда родилась Лиза, а они ведь одногодки.
— Одногодки? — изумился Эндрю. — Тем более я бы сделал.
Наивно, но Всеволод Федорович и сам желал бы, чтоб Светлана, по иронии судьбы, оказалась его дочерью, только вся правда в том, что чудес не бывает.
Самолет прилетел за Эндрю, ему здесь было нечего делать, он и так набрался впечатлений, ему следовало вернуться в привычную среду. Однажды вечером в дом на Семигорке пришла гостья, о ней доложил Виталий.
— Кто такая? — Всеволоду Федоровичу не хотелось принимать гостей.
— Бабушка Светланы.
— Ну, давай ее сюда.
Вошла маленькая, ничем не примечательная старушка, остановилась и принялась рассматривать хозяина, как рассматривают льва в зоопарке — с любопытством и некоторым страхом.
— Мадам, может, вы присядете? — раздраженно предложил он.
— Спасибо, — сказала Валентина Петровна, села на край кресла и снова уставилась на него, мало того, корпусом подалась к нему.
— Я слушаю. У вас дело?
— Я приехала посмотреть на вас.
— Да ну! И что вы хотели увидеть во мне?
— Наверное, я пойду… — неожиданно встала Валентина Петровна.
— Сядьте, — бросил он приказным тоном. — Теперь я вас не пущу. Вы ведь что‑то хотели? Помимо изучения моей персоны?
— А можно воды?
— Виталий, скажи, чтоб принесли воду, чай… Ну‑с?
— Я поняла: с моей внучкой что‑то произошло… и допытывалась у Захара, а он врать не умеет. Ну и постепенно рассказал все… Тогда я решила посмотреть на вас.
— Уважаемая, как вас зовут?
— Валентина Петровна.
— Понимаю ваше состояние, но Светлане и Захару я уже обещал показать вашу внучку лучшим врачам мира и покажу…
— Нет‑нет, я не потому…
— Не потому? — хмыкнул он. Старуха явно в маразме. — А почему?
— Вы меня не узнали… Ну, да, правильно. Помните, вы приехали на рыбалку с друзьями и женой? Вы разбили палатки за деревней Пятаково… прямо у речки. Тогда можно было ночевать в палатках, а сейчас… Я не то говорю. У вашей жены начались срочные и преждевременные роды, вы привезли ее к нам в медпункт, мы с фельдшерицей роды принимали…
— Конечно, помню. Занесли инфекцию моей жене, она год промучилась и умерла! Ваше счастье, что я не засадил фельдшерицу и вас.
— Простите, это ваше несчастье было.
— То есть?
— Я вообще не виновата, я там убиралась. А фельдшерица — девчонка, только‑только из медучилища, понятия не имела, как роды принимать. Я, конечно, родила двух детей, но как с роженицами… Все знаю, а помочь не умею. Растерялись мы. Если б вы нас попытались засадить… то… В общем, первая девочка родилась нормально, правда, очень тяжело, а вторая мертвой, мы ее еле вытащили, потому что ваша жена… уже никакая была. Мы завернули девочку и оставили у стены на столе, вашей жене было очень плохо. Ну и решили не говорить ни вам, ни ей, чтоб не расстраивать… Фельдшерица ревела от беспомощности, а я побежала к вам, сказала, что не можем вашу жену в сознание вернуть. Вы забрали жену и новорожденную, решили срочно везти в больницу. Я вернулась, взяла мертвую… А она кряхтит! Представляете? Живой оказалась! Мы, две дуры, ошалели, давай искать, кто вы да откуда. Где ваши палатки — не знали, кто вы — тоже. Я честно пыталась вас найти. Ни номера машины не запомнили, ни фамилии не знали. Справлялись по роддомам, но… В общем, как в кино. Я когда кино смотрела, ну, похожую историю, ревмя ревела, а Светочка смеялась надо мной.
— Виталий!
— Да? — подскочил тот.
— Дай сигарету. И выпить принеси. Значит, хотите сказать, что Света… Пф! Простите, история настолько неправдоподобная…
Валентина Петровна резко встала, разгневавшись:
— Вы не верите? Вы что думаете, я пришла вымогать у вас… Дурак вы, извините!
— Куда вы?
— Домой! — огрызнулась старуха. — Идиот! Ему радость принесли, а он… Да если б ты знал, каково мне было поднимать ее! Дочка моя замужем, далеко жила. Сын… тот в плавание уходил на полгода. Да если б ты знал, чего стоило удочерить Светочку! Это тебе советское время было, а не нынешнее, сейчас все покупается, а тогда сразу: где взяли, вдруг украли? Мы солгали, будто подкинули дите, свидетелей представили, не отдавать же кроху в детдом! Сын удочерил, он тогда женился, потом жена ушла от него. Сюда переехали, чтоб Светочка образование получила. Если б ты знал, чего стоило мне прийти к тебе и рассказать! Я ж боялась, отнимешь ее. Ну, так даже лучше, нам вашего ничего не надо, у нас все есть. А Светочку мы воспитали получше твоего, ты свою Лизу не сумел воспитать, вот и пожал плоды. Дай пройти! — рявкнула она Виталию.
— Вы просили воду… — растерялся тот, отступая.
— Да не нужна мне ваша вода, как и вы сами! — И ушла.
Виталий дал боссу сигарету, щелкнул зажигалкой, сказав:
— Какая агрессивная старуха! И жестокая.
Всеволод Федорович курил, глубоко затягиваясь, выпил виски половину бокала — новость его выбила напрочь.
— Это так? — осторожно спросил Виталий.
— Что? — очнулся босс.
— Вы там были с женой, когда она?..
— Да. Буду делать экспертизу. Узнай, делают ли ее здесь.
— Хорошо. Простите, чуть не забыл! Мы будем подавать заявление на вашего бывшего зятя за мошенничество с золотыми изделиями?
— Обязательно. Пускай получит по полной. Жаль, что сейчас в России не расстреливают.
Против экспертизы восстал Захар, Светлана отнеслась пассивно и к истории своего происхождения, и к исследованию, которое делали в госпитале. Ее угнетало, что голос вернуть будет непросто, врачи прогнозировали, что даже если реконструкцию сделают удачно, она будет говорить, как старуха, курившая с детства махорку и пившая литрами самогонку. Кому понравится такая перспектива?
— Не хочу богатого папаши! — бесновался Захар. — Знаю я их! Одну дочь потерял, вторую с собой заберет. Ты поедешь? — Безусловно, Светлана сказала «нет» на своем языке. — А он увезет!
Светлана обняла его крепко‑крепко, прижавшись всем телом, что означало: никуда от тебя не денусь, а потом написала на компьютере:
«Он все равно мне чужой. Никто не виноват, так уж случилось».
— М‑да, история! — сказал Захар. — Дурацкая».
«А я теперь разгадала свой сон, — написала Светлана. — Мне снилось, как меня убивают и закапывают живьем в страшном лесу. Мокром, темном, холодном. Я даже запахи помню, как будто это было на самом деле».
— Почти так и было.
«Мне сказала Эмма, наша бортпроводница, что у близнецов есть связь, даже если они никогда друг друга не видели и жили на разных континентах. Они чувствуют друг друга, представляешь? И это так. Я почувствовала, что Лизу убивают и закапывают. Ужас какой! Но тот сон мне больше не снится. Давай возьмем в кредит кондиционер, я тут спекусь от жары. И купи мороженого».
— Возьмем. Куплю. Звонят, пойду открою.
На пороге стояли Всеволод Федорович и Виталий, нежданные гости не обрадовали Захара, правда, он отступил назад, давая дорогу, но не пригласил их, язык не повернулся.
— Здравствуй, Захар, — сказал Верховой. — Вижу, ты не рад.
— Боюсь, вы принесли нерадостные новости. Для меня.
— Можно войти?
Он сделал жест рукой, мол, проходите. Всеволод Федорович прошел в комнату, а Виталий задержал Захара:
— Пусть они поговорят.
— Тогда топай на кухню. Чай или кофе?
— Ни то, ни другое. Спасибо.
— Учти, я буду подслушивать, — тихо предупредил Виталия Захар, тот шевельнул плечами, что понять можно было двояко: и как равнодушие, и как осуждение.
Тем временем в комнате Всеволод Федорович, опершись на трость, набрал полную грудь воздуха и выпалил:
— Света, экспертиза подтвердила слова твоей бабушки. — Она подперла щеку ладонью, оставшись безучастной к событию. — Я понимаю, тебе трудно свыкнуться, поверить… Мне тоже трудно… Но я рад. Очень рад… Потерял и нашел…
Светлана застучала по клавиатуре, повернула компьютер к нему, Всеволод Федорович надел очки и прочел вслух:
— «Вы потеряли Лизу, а я — не она. Между нами столько лет… Я не знаю, как реагировать, я вас не знаю». Ничего, наверстаем время, будем узнавать заново. Света…
Он, конечно, не привык просить, да и не просят требовательным тоном, так хотя бы остается возможность не потерять свое лицо:
— Света, ты мне нужна. Я знаю, ты другая, но у нас неплохо получалось понимать друг друга… Может, я заслужил награду, и мне бог отдал тебя, у меня не возникло и доли сомнения, что ты не моя… — Он еще не решался произнести «дочь». — Наверное, нам будет нелегко, но если постараться… а я буду стараться. Мне хочется обнять тебя, можно?
