Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется
Света отпустила кота и встала, прошлась по комнате. Так-то оно так… Но не совсем.
Она обернулась к другу.
– Подрастающее поколение было представлено Лерой и двумя молодыми актерами. Правильно?
– Правильно.
– Лера сидела в глубине зале, она физически не успела бы добежать до сцены за то время, что не было света. Правильно?
– М-м-м… Да, пожалуй. И?
– А мальчик с девочкой настолько всех боялись, что при первых признаках скандала смылись из зала, только пятки сверкали. Я в жизни не поверю, что они рискнули бы так пошутить. Стрельников – это вам не добрый школьный учитель. Он бы их с потрохами съел за маленькую шалость. Лера могла рискнуть, подобная шутка – это в ее духе, и к тому же она терпеть не может Стрельникову. Но как раз у Леры такой возможности не было.
– К чему клонишь? – нахмурился Дрозд. – К тому, что сигарету могли вставить манекену либо сам Стрельников, либо Петр Иванович?
– А почему ты не думаешь об Анне? Если ей нужен был повод, чтобы сорвать репетицию, то лучше не найдешь.
Дрозд удивленно хмыкнул – мысль о том, что Стрельникова сама спровоцировала скандал, не приходила ему в голову.
– Ты забыла про помрежа! Они с актрисой друг друга не переносят.
– Я не забыла, я его сразу исключила. Он толстый и неспортивный, ему не так-то просто запрыгнуть на сцену в темноте. Если бы он попробовал, мы бы слышали шум. Но все было проделано тихо. Кстати, это еще одна причина подозревать одного из тех, кто уже стоял рядом с кроватью. Стрельниковой нужно было сделать всего два шага, чтобы всунуть сигарету Генри.
– А Серафимович?
– Подожди, до него сейчас дойдем. Кроме сигареты есть еще кое-что. Помнишь, как Стрельникова уходила из театра? Сначала Петр Иванович вернул ей шляпу. Затем очки. А после этого заставил ее возвратиться в третий раз.
– За перчатками?
– Да. И он не сразу отдал их ей, а Стрельникова казалась растерянной.
Дрозд одним движением карандаша изобразил на листе растопыренную пятерню.
– Я бы тоже растерялся, если бы мне пытались навязать перчатки в тридцатиградусную жару.
– Вот именно! – воскликнула Света. – Шляпа, темные очки – это понятно и не вызывает вопросов! Но перчатки?
Кот Бронислав, валявшийся на тахте, вдруг заинтересовался рисунком. Он встал, подтащился к Дрозду и плюхнулся сверху на нарисованную ладонь. Это было похоже на приземление пушистого черно-белого дирижабля.
Глядя на него, Дрозд предположил:
– Может, у нее лишай?
– Нет у нее никакого лишая, – серьезно ответила Света. – Она прячет кожу от солнца, чтобы не стареть раньше времени, но даже для нее перчатки в жару – это перебор. Пусть и кружевные.
– У тебя есть объяснение? – прищурился Дрозд.
Кот перевалился с боку на бок и тоже уставился на Свету, словно повторяя за хозяином: да, есть у тебя объяснение?
Она взволнованно посмотрела на обоих, даже не улыбнувшись.
– Есть. Я думаю, Олега убила Стрельникова. Когда-то она любила его. Об этом рассказывал Якобсон, но даже если бы мы сомневались в его словах, их подтвердила сцена на репетиции. Похоже, Рыбаков бросил ее, отсек от себя, как и всю предыдущую жизнь, и она не могла смириться с этим. Не хочу гадать, что послужило причиной их ссоры. Это могло быть что угодно. Мы с тобой наблюдали, как быстро Стрельникова способна выйти из себя. Это, возможно, и случилось, когда она приехала к Рыбакову. Олег держал дома пистолет, чтобы защищаться от грабителей, и оружие подвернулось ей под руку. Анна застрелила его, а потом ударила ножом.
– Зачем ножом? – нахмурился Дрозд. – Если бы это сделал Виктор, в его действиях был бы смысл. А ей реклама любой ценой не нужна.
– Этого я пока не могу объяснить. Возможно, она рассуждала так же: сходство с «книжным» убийством наведет полицию на мысль о том, что Рыбакову мстит какой-то сумасшедший.
– Ну, допустим. А как ты объясняешь присутствие на станции Серафимовича?
Света осмотрелась вокруг и, не найдя табуретки, села прямо на пол.
– Да очень просто! Он любит Стрельникову, он заботится о ней – мы с тобой слышали это собственными ушами на репетиции от него самого. Возможно, он начинает замечать что-то странное. Ему не нравится состояние Анны, оно тревожит его. Она выглядит странно, слишком часто вспоминает Олега, и в конце концов проговаривается, что ездит к нему. Или только собирается поехать, это не важно. Встревоженный Петр Иванович интуитивно чувствует неладное. Он не может поехать с Анной, но он может проследить за ней.
– То есть, по-твоему, он был на станции, потому что потерял ее? Сбился с правильной дороги?
– Да. Он приезжает в Малиновку, но опаздывает. Стрельниковой там уже нет. Он заходит в дом, видит мертвого Олега и понимает, что произошло. Но, кроме трупа, он видит еще перчатки.
Дрозд даже приподнялся:
– Перчатки? Какие еще перчатки?
– Те самые, кружевные. Он знает, что они принадлежат ей. С его точки зрения, это улика. Ведь Анна будет все отрицать, будет клясться, что никогда не бывала у Рыбакова. И вдруг ей выложат неоспоримое подтверждение ее визита. Она растеряется и признается во всем – так он думает.
– Но послушай, ведь на самом деле перчатки могли оказаться в доме Рыбакова еще сто лет назад и пролежать там все это время.
– Нет, вряд ли. Скорее всего, Анна бросила их в прихожей, сразу же, как вошла. Какие сто лет? Зачем бы мужик потащил с собой в глушь вещи брошенной им женщины? Любому понятно, что их оставили недавно.
– Но перчатки никак не связывают Стрельникову с убийством, – настаивал Дрозд. – Анна может все отрицать. Да, она там была. Ну и что? Поссорилась с Рыбаковым и убежала, не тронув его пальцем.
– Верно, – неожиданно согласилась Света. – Но это понимаем мы с тобой. А с точки зрения Петра Ивановича, то есть с точки зрения человека, отчаянно покрывающего убийцу, перчатки привязывают ее к преступлению. В конце концов, Серафимович просто не мог уйти оттуда, не забрав их с собой! Именно это он и сделал.
Дрозд спихнул кота с листа бумаги.
– Перчатки, перчатки… – забормотал он, быстро водя по бумаге карандашом. – Черт, Светка, ты права! Тогда понятно, что за диалог мы слышали в театре.
Она вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что он рисует. Но мешало пуховое облако в лице кота Бронислава.
– Да! Я начала разматывать этот клубок именно с их диалога. Ведь все это выглядело так странно! Сначала шляпа, затем очки, и лишь потом – перчатки, в которые Петр Иванович вцепился, как пес в палку. Отчасти так оно и есть: он – верный пес, вернувший Анне ее вещь.
– Почему бы не сказать все открытым текстом? – спросил Дрозд, не отрываясь от рисунка.
– «Аня, я знаю, что ты убила Олега, и спасаю тебя от тюрьмы»? Петр Иванович не мог так поступить, не такой он человек. Он оставил ей путь к отступлению: вернул перчатки, намекая на то, что оставлять их там, где бросила она, не следовало. Но ничего не сказал прямо.
– Не хотел ставить ее в положение обязанной?
– Ну разумеется!
– Почему тогда просто не подкинуть их?
– Чтобы Стрельникова мучилась догадками, откуда они взялись? Боялась шантажа? Нет, он четко дал ей понять: я знаю, что случилось, и буду хранить молчание, но ты не обязана быть мне благодарной.
Дрозд кивнул, признавая ее правоту.
– А Стрельникова, значит, сыграла дурочку…
– Не исключено, что она просто не поняла, в чем дело. Может, начисто забыла о перчатках и о том, где оставила их! Но со временем, конечно, вспомнит и догадается, что имел в виду ее верный поклонник.
Дрозд отложил карандаш.
Света, не выдержав борьбы с любопытством, поднялась и посмотрела, что он изобразил. Рисовал Дрозд ужасно, с нарушением всех мыслимых пропорций и перспектив. Но удивительным образом в каждом его портрете, больше напоминавшем известное «точка-точка-огуречик», безошибочно узнавался прототип.
Вот и сейчас она увидела странную фигуру с многочисленными выпуклостями. Из фигуры торчали два уса. Один ус тянулся к перчатке, которую Дрозд изобразил раньше, над другим висело что-то, отдаленно напоминавшее пистолет.
И хотя в фигуре с палочками любой непредвзятый зритель узнал бы креветку, попавшую под асфальтовый каток, Света понимала, что перед ней Стрельникова.
– Сохраню-ка я этот шедевр, – решил Дрозд, любуясь портретом. – На стенку повешу. Смотри, как лицо похоже вышло.
Света молча подвинула лист к себе и дернула, отрывая ту часть, где был рисунок. Без улыбки глядя на Дрозда, она тщательно смяла бумагу, а получившийся комок швырнула в угол.
Кот Бронислав молниеносно слетел с тахты и погнал ком перед собой, поддавая ему то левой, то правой лапой.
– Может, тебе куклу вуду сделать? – спросил Дрозд, провожая взглядом свой шедевр.
– Пиццу мне сделай, – спокойно сказала Света. – Есть хочется.
Пицца оказалась отличная. Вонзив зубы в подрумяненную корочку, Света осознала, что не ела бог знает сколько времени, если не считать засохшего печенья у Вадима Петровича.
