Сумасшедший день - Николай Иванович Леонов
Неожиданно Петр Муразов завыл в ужасе и кинулся бежать к железной двери в сторону служебного помещения:
– Этого не может быть, нет! Нет, ты мертв! Ты мертв, я точно знаю. Ты умер, я сам тебя убил, своими руками!
Лев шел за ним следом по темным коридорам, держась на расстоянии. Дверь, дверь, еще одна дверь. Дрожащими руками Муразов никак не мог попасть ключом в прорезь замка толстой железной двери с наклейкой «Опасно, высокое напряжение», сейчас Лев Иванович даже на расстоянии понимал, куда хочет проникнуть преступник. По неприметному коридору, несмотря на гудение вентиляции под потолком, тянуло отвратительным тошнотворным запахом разлагающегося тела. За дверью лежал труп Леонова, и его убийца хотел убедиться, что мертвец не ожил, а все еще гниет в одном из подземелий метрополитена. Призрак Леонова за спиной Муразова прошелестел:
– Где мои деньги? Отдай их, и я уйду.
– Уйдешь? Ты… ты исчезнешь? Навсегда? Совсем? – Петр раскачивался из стороны в сторону в безумном ступоре.
– Я обещаю, что исчезну. – Гуров замер, чтобы случайно не нажать на работающий диктофон, который лежал в нагрудном кармане и записывал все слова Муразова.
В панике электрик кинулся дальше по мрачному коридору, вытащил из-за гудящих ящиков трансформаторов одну за другой пачки новеньких купюр, запечатанных банковской лентой, и швырнул в призрака:
– На, на, исчезни, сдохни уже, убирайся.
Лев сделал один шаг назад, потом второй, третий – и исчез в полумраке подсобного коридора. Муразов стащил очки, протер глаза кулаками и кинулся к запертой двери. Лязг ключа в скважине, щелканье, быстрые шаги, а потом дикий неистовый крик разочарования и ужаса убийцы, который обнаружил свою черную гниющую жертву на прежнем месте.
Гуров в два шага преодолел расстояние до двери и силой захлопнул ее снаружи. Набрал номер Крячко, тот ответил сонным голосом:
– Лев, ты? Что случилось? Нападение?
– Задержание, Стас. Давай к станции метро, здесь у меня полный набор. Преступник, труп и улики в размере миллиона крупными купюрами. В придачу записанное признание.
– Я сейчас, я мигом, – заторопился коллега.
Лев его успокоил, судя по крикам и рыданиям, доносящимся из-за двери, Муразов не скоро будет способен к сопротивлению:
– Не торопись, он тебя дождется.
Цифры на электронном табло мелькнули снова, и Федор тихо заскулил: «Беда, беда, беда». Как вдруг по ступеням медленно поднялся наверх заученный до мелких деталей силуэт, и Федя затих. Только карандаш в его пальцах быстро-быстро бегал по бумаге, вырисовывая мужчину с хвостиком на затылке, который поднял руку в дружелюбном приветствии. Федя заливался тихим смехом, рисовал и поднимал свободную руку вверх, повторяя понравившийся ему жест. В мире снова все встало на свои места.
