Герберт Розендорфер - Четверги с прокурором
Снова запрос в ирландскую полицию, те проверили – ага! Горячо! Ну, не совсем, конечно, горячо, но значительно теплее. Полиции Белфаста была известна некая мисс Z, очень даже хорошо известна. Католичка, из экстремисток, во всяком случае, вращалась в экстремистских кругах. Но о связи мистера Y и мисс Z полиция Белфаста не была в курсе. Полиции было известно, что мисс Z пробыла некоторое время в Германии, даже адрес ее проживания: в нашем городе.
Я говорю «в нашем», но прошу меня понять верно – официально я не имел отношения к расследованию данного случая. Нет, просто уж, как говорится, по инерции, коль мне случилось быть чуть ли не свидетелем этого преступления…
Итак, мисс Z. Допросили. Холодная, расчетливая, отменно владеющая собой рыжеволосая особа. Да, подтвердила дама, она слышала о гибели Y. Страшное и прискорбное событие. Но она ничем не может помочь следствию. У нее оборвались все контакты с мистером Y, впрочем, не настолько уж и тесные, вероятно, сестре-настоятельнице могло так показаться, но у монахинь об этом свои представления. Следует добавить, что полиция Белфаста не спускала глаз с мисс Z не только потому, что та была католичкой, скорее, потому, что водилась с католиками-экстремистами, во всяком случае, по имевшимся отрывочным сведениям. Но никаких уголовно наказуемых деяний в вину ей поставить было нельзя. Разумеется, ее спросили и о том, нет ли у нее подозрений, что убийство мистера Y могло носить политический характер. Знаете, ответила мисс Z, в Ирландии, да и во многих других странах мира всякое деяние может носить политический характер, не исключено, что это же относится и к убийству мистера Z. Ответ хоть и с двойным дном, но верный.
Я уже рассказывал вам, дорогие друзья, историю, которая наглядно показывает роль свидетелей и свидетельских показаний, наверняка вы помните ее. В какой-то степени это можно сказать и о данном деле, но как и чем завершилось это расследование, как обнаружили второго мужчину в черном, совершившего убийство в присутствии семидесяти тысяч свидетелей, как выразился тогда генеральный прокурор, – так вот, я рассказываю только со слов генерального прокурора. Я в расследовании не принимал участия, однако живо могу себе его представить. Все началось с того, что одно весьма сознательное начальствующее лицо вместе со своим подчиненным стояли у окна управления полиции и смотрели на улицу. Перед этим они обсуждали другое дело, но дело с убийством ирландца не выходило у начальника из головы, хотя папка и не лежала в тот момент у него на столе.
– Небольшой эксперимент, – предложил начальник.
– Что? – не понял подчиненный.
– Он имеет отношение к убийству на стадионе. Как я понимаю, вы еще не забыли о нем. Так вот, предлагаю один небольшой эксперимент. Вот мы с вами уже довольно долго, минут десять, наверное, простояли у окна, глядя вниз, на улицу. Чуть в стороне – видите? – выезд из нашего управления. Сколько машин за это время выехало через него?
– Сколько машин выехало? Да ни одной!
– Ни одной?
– Ни одной!
– Подумайте хорошенько.
Подчиненный подумал, как ему было велено, и спустя пару секунд повторил:
– Ни одна машина не выезжала.
– Нет, выезжала, – не согласился шеф. – Патрульная машина.
– Ах так! – ответил подчиненный. – Ну разве что патрульная.
– А как по-вашему? Патрульная машина – не машина?
Примерно так же обстояли дела и на стадионе. Тогда еще раз были опрошены все полицейские, стоявшие в оцеплении у выходов с трибун, и на вопрос «На самом деле стадион никто не покинул, ни одна живая душа?» один, не колеблясь, ответил: «Нет, никто, ни один человек. Только медсестра».
Достали из хранилища видеозапись, еще раз прокрутили: да, верно, в толпе находилась и медсестра. Старший представитель отдела по расследованию убийств вновь поднимает дело и среди показаний множества свидетелей находит вот что. Какой-то шофер такси сообщил, что на некотором расстоянии от стадиона к нему в машину села пассажирка, одетая как медсестра. Он ее запомнил потому, что она, усевшись на заднее сиденье, ничуть не смущаясь, стала переодеваться.
– Было на что посмотреть, – признался таксист, – к тому же рыжая как огонь.
Да, друзья мои, теперь вы поняли все. Естественно, вас интересует, каковы мотивы убийства. Дело в том, что мистер Y был агентом протестантов-экстремистов – или же его считали таковым. Мисс Z поручили устранить его. При обыске квартиры мисс Z обнаружили не только аккуратно выписанный приказ на устранение мистера Y, но и в достатке изобличающих материалов. Стоит упомянуть и о том, как уголовная полиция арестовывала, вернее, пыталась арестовать мисс Z. Ей выслали повестку. Она явилась в полицию, такая же подтянутая, собранная, хладнокровная. И волосы не перекрасила. Ее сначала спрашивали о том, что не имело прямого отношения к убийству, и мисс Z с раздражением ответила:
– Я все это уже тысячу раз говорила.
После этого начальник отдела по расследованию убийств, распахнув дверь в соседнее помещение, спросил:
– А вот это вам знакомо?
Там стоял манекен, одетый в форму медсестры. У допрашиваемой будто язык отнялся, она стала лепетать что-то невразумительное, словом, от прежнего хладнокровия ничего не осталось, и в конце концов она, заливаясь слезами, во всем призналась… Но позже отказалась от своих показаний – на процессе она была оправдана, поскольку суд присяжных счел представленные следствием доказательства неубедительными.
– Ничего, ничего, – впоследствии сказал мне начальник отдела по расследованию убийств, – к подобным сюрпризам мы всегда готовы. Самое главное: мне известен убийца.
И еще одно. Вскоре после возвращения в Белфаст мисс Z была убита. Кем, спросите вы? Вот это уже на самом деле лежало вне нашей компетенции. Остается вспомнить старую как мир истину: насилие порождает насилие.
Квартет «Розамунда» Шуберта. Ми-минор. Жаль, что меня зовут не Розамунда, а Мими. Мне так нравится это имя. И ту женщину, что стоит, вглядываясь в майскую ночь в Тоскане, с заложенной пальцем страницей моей книги, тоже зовут не Розамунда. Может быть и так, что написанная мной книга, очень сложная для понимания вещь, тоже носит другое название, не «Башни Венеры», а «Бури Венеры».
На этом заканчивается двадцать девятый четверг земельного прокурора д-ра Ф. и «История об убийстве на глазах 70 000 свидетелей».
Тридцатый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он поведал «Историю о цыганке Хельге», сравнив ее с балладой, предварив рассказ напоминанием о том, что на этот день приходятся годовщины битвы при Саламисе и «Канонады при Вальми»; это, однако, опять же не имеет отношения к упомянутой балладе
– Ее, мои дорогие друзья, звали Хельгой, а фамилия ее показалась бы исконно цыганской лишь истинным знатокам этого народа. Впрочем, имя это довольно широко распространено в Германии. Скажем, ее звали Хельга С. На самом деле ее звали вовсе не Хельга С, но уж оставим все так. То, что я называю эту женщину «цыганкой», а не представительницей народа «рома», не считается выпадом против политкорректности, о которой я в свое время уже высказывался и не считаю необходимым высказываться вновь. Не с руки мне сейчас углубляться в дебри формулировок…
Хельга С. была сорокалетней женщиной, чей облик совершенно не вязался со стереотипным образом сорокалетней цыганки.
Цыганки в этом возрасте – пышнотелые матроны, имеющие по нескольку внуков, с золотыми зубами, в широченных ярко-красных юбках и пестрых шалях. Хельга С. была худощавой женщиной неприметной внешности, русоволосой и спокойной. Хотя по происхождению своему была самой настоящей чистокровной цыганкой.
Я познакомился с ней в период ее пребывания в следственном изоляторе, это было в начале семидесятых, когда я непродолжительное время работал в должности следственного судьи и – не помню, упоминал я об этом, или же нет, – в должности судьи, занимающегося проверкой законности содержания под стражей женщин-заключенных. Звучит интригующе, но, поверьте, на деле все куда прозаичнее. Я не стану в деталях описывать круг своих должностных обязанностей, поскольку это совершенно другая история. Ограничусь лишь тем, что имеет непосредственное отношение к истории Хельги С. Однажды, уступив требованиям каких-то общественных групп, борющихся за права женщин-заключенных (это было году эдак в 1970-м, мне бы тогда их заботы!), находящимся в следственных изоляторах женщинам было разрешено приобретать и пользоваться парфюмерно-косметическими изделиями. Последствия уподобились тайфуну. Теперь наши дамы старались перещеголять друг друга, отчаянно раскрашивая себя при помощи румян, туши для ресниц, лака для ногтей и т. п. Ни дать ни взять представительницы индейских племен.
Но вернемся к нашей Хельге С. В первую очередь следует сказать, что она не принадлежала к числу злостных мошенниц. Ее методы основывались на неприметной внешности, вообще неброскости во всех отношениях, на стремлении не выделяться из толпы. Обычно она действовала в небольших магазинах, как правило, в продовольственных, где постоянные покупатели приобретают товары повседневного спроса. Там она высматривала своих жертв, в роли которых, как правило, выступали женщины преклонного возраста, одинокие. Этой Хельге С. никак нельзя было отказать в наблюдательности и смекалке – черты, явно унаследованные от предков. Необходимые для жизни в царстве безудержного веселья и свободы, где никто тебе не бог и не царь. Какая-нибудь старушка в потешной старомодной шляпке, только что купившая кусочек тощей колбасы да пару картофелин, то есть явно одинокая, имела все шансы угодить в жертвы Хельги С. Хельга прослеживала, куда направляется жертва, благо это нетрудно, если объект наблюдения – пожилой человек, прикупив по пути букетик цветов, чем и ограничивались ее накладные расходы.
