Эд Макбейн - Забавы с летальным исходом
— Осторожней, — предупредила она, — ступеньки тут очень крутые.
Лестница была лишена подступеней и снабжена металлическими перилами — такие до сих пор встречаются в полицейских участках. И ведут наверх. Эта же вела вниз и действительно была очень крутой, и он крепко держался за перила, пока спускался вслед за Полли. Внизу она щелкнула еще одним выключателем и осветила довольно просторную подсобку, уставленную длинными рядами деревянных стеллажей, на которых размещались черные папки самых разнообразных размеров. С боков их свисали тесемки, к каждой был аккуратно приклеен ярлычок с надписью от руки. Словом, все чин по чину, как и полагается в музее.
— Здесь мы храним афиши каждой выставки. И если после нее остается какой-нибудь сопроводительный материал, его тоже кладут в эту папку. Вообще тут все должно лежать в алфавитном порядке, но как знать… — И она улыбнулась. Улыбка так живо напомнила Карелле Рут, что он едва не пригласил Полли в кафе-мороженое где-нибудь поблизости, отведать новинку типа бананового рожка.
Архивы под буквой С занимали сразу несколько стеллажей, помеченных «Са-Св», затем переходили на следующий ряд, помеченный «Сг-Си», а уже затем — к ряду под символами «Ск-Со», где на полках он обнаружил папки с самыми разнообразными надписями на ярлыках, начиная с некоего художника под именем Лapc Эрик Сджовелл. Значилась здесь и выставка под названием «Скульптура Берега Слоновой Кости», и еще одна под названием «Словацкие народные ремесла», и еще, обозначенная как «Социалистической партии пропагандистские плакаты», и «Содружество исландских гончаров». Затем вдруг возник художник по имени Антонио Соловари. И Карелла уже начал думать, что пропустил папку с ярлычком «Сок», но, как выяснилось, нет, не пропустил, просто здесь не оказалось папки под названием «Сократа чаша».
Испытывающий примерно те же ощущения, что и человек, окончательно запутавшийся в справочнике «Желтые страницы», он двинулся к полкам под буквой А. Полли Эрдман послушно затрусила за ним в своей коротенькой юбочке и туфельках на шнуровке и быстро нашла секцию с папками под буквами «Ав-Ак». К разочарованию своему, Карелла увидел, что папка под названием «Агоры[42] сокровища» совсем тоненькая.
— А открыть ее можно? — спросил он.
— Ну конечно, — ответила Полли.
Он развязал тесемки.
Внутри оказалась сложенная в несколько раз большая афиша с изображением глиняного сосуда, слегка наклоненного набок, чтоб были видны буквы, выцарапанные на донышке, — «ΣOK». Вверху заголовок: «Чаша Сократа». В нижней части более мелкими буквами было набрано: «Передвижная выставка из Греции (Сокровища Агоры) с 9 по 15 ноября». Маленький вариант той же самой афиши хранился в отдельной пластиковой папке. В другой такой же папке лежал сопроводительный материал — текст, напечатанный на плотной белой картонке размером восемь на двенадцать дюймов.
— Биокарта, — сказала Полли.
Карелла стал читать:
«ЧАША СОКРАТА
В Древней Греции обвиняемые в каком-либо преступлении редко приговаривались к длительным срокам заключения. Вместо этого их или казнили, или отправляли в ссылку, или же просто облагали штрафом. Проведенные археологами раскопки позволили обнаружить сооружения, которые, по мнению большинства ученых, являлись тюрьмами, где содержались заключенные. Сократ был одним из них.
В 399 г. до н. э. он встретил свою смерть. Был казнен с применением яда. Относительно недавние раскопки в тех же местах позволили обнаружить в одном из заброшенных и высохших водоемов тринадцать глиняных бутылочек. Одна из них была помечена буквами „ΣOK“, что, несомненно, является аббревиатурой от имени „Sokrates“, как было принято писать в древности. Неподалеку от этого-места в руинах была найдена маленькая статуя этого величайшего из философов.
И чаша, и прочие сопровождающие ее ценнейшие находки того периода демонстрировались во многих городах Соединенных Штатов. 16 ноября выставку перевезут в Художественную галерею Коркорана в Вашингтоне, округ Колумбия; затем она отправится в Музей изобразительных искусств в Атланте, штат Джорджия, а уже потом выставка переедет в музей „Ка Де Пед“ в Калузе, штат Флорида…»
— Калуза, штат Флорида… — произнес вслух Карелла.
Лобовое стекло его машины было залеплено снегом и льдом. Пластиковая щеточка «дворников» разломилась надвое, когда он пытался очистить стекло. Пришлось доводить начатое тыльной стороной руки, затянутой в кожаную перчатку. Было первое февраля, и снегу на улицах намело на добрый фут, если не больше. Он ехал медленно и осторожно и добрался до дома в Риверхеде лишь десять минут восьмого. Ребятишки смотрели телевизор, Тедди была на кухне. Он сгреб ее в объятия и поцеловал, и запорошил волосы этим чертовым снегом. Потом сказал, что ему надо срочно позвонить во Флориду. Расцеловал по пути в свое логово ребятишек, вошел в тесную каморку и медленно набрал домашний номер Мэтью Хоупа. Но того дома не оказалось. Автоответчик вежливо попросил его оставить сообщение.
— Привет, это Стив Карелла с холодного севера, — сказал он. — Не знаю, пригодится ли вам, но, похоже, ваша знаменитая троица очень интересуется одной древней штуковиной под названием «Чаша Сократа». Это один из экспонатов выставки, которая после музеев в Вашингтоне и Атланте будет демонстрироваться у вас, в музее «Ка Де Пед», не уверен, что правильно произношу его название… К сожалению, дата открытия там указана не была. В любом случае перезвоните, если эта информация пригодится. Хочу с вами поговорить.
В этот момент Мэтью находился в каких-нибудь двадцати футах от двери в дом, Собирался вывести машину из гаража.
Музей «Ка Де Пед» был нарядно освещен гирляндами маленьких белых лампочек, развешанных на деревьях у парадного входа. Чтоб защитить хрупкие и изящные шелковые туфельки элегантных дам в вечерних туалетах, дорожка из гравия от ворот и до массивных входных дверей была застелена длинным красным ковром. К воротам подъезжали «Лендроверы», «Бенцы», «Континентали», был даже один «Роллс-Ройс», высадивший целый выводок дам в ослепительных украшениях и мужчин в смокингах. Черных, заметьте, смокингах. Ведь во Флориде все еще стояла зима, пусть даже не настоящая, но зима, и белые костюмы были бы неуместны, во всяком случае, до мая. Оживленно и весело щебечущие гости были в предвкушении праздника, они приехали выпить и закусить после того, как им покажут грубо сработанную глиняную бутылочку, из которой Сократ с отвращением отпил глоток губительного напитка. Чаша оценивалась приблизительно в два-три миллиона долларов — сумму, которую многие из этих людей выложили бы за нее с легкостью. Ведь каждый из них заплатил тысячу долларов за привилегию первым во Флориде увидеть эту чашу, стоявшую под прозрачным колпаком и освещенную со всех сторон, на донышке которой были выцарапаны три буквы: «ΣOK». Кругом раздавались восторженные ахи и охи, затем вся эта блестящая публика двинулась в главный экспозиционный зал, помпезно названный Салоном Луи П. Ландемана, — с тем, чтоб выпить по бокалу какого-нибудь коктейля в баре и встретиться с другими ослепительными и разнаряженными обитателями города, упивающимися своей изысканностью и приверженностью ко всему возвышенному, в том числе и искусству.
Надо сказать, что на Фрэнка Саммервилла все это не произвело ни малейшего впечатления.
Он сообщил об этом Мэтью, едва тот успел переступить порог. Под правую ручку Мэтью вел блондинку, под левую — брюнетку. При ближайшем рассмотрении — напарник Мэтью был немного близорук — блондинка оказалась самым красивым прокурором округа в штате Флорида, а брюнетка — самой красивой из бывших жен, которую только можно представить. Вот везунчик, черт бы его побрал!
— Лично на меня эта чаша впечатления не произвела, — сказал Фрэнк. — Похожа на бутылочку из пластилина, которую первоклашка притащил домой после первого урока по лепке.
Сам Мэтью еще не видел чаши. Фрэнк пил мартини. Мэтью мучила жажда. К тому же он чувствовал себя не в своей тарелке. Он был далеко не в восторге от того, что сопровождает двух красивых дам, не испытывающих друг к другу особой симпатии. Один разговор в машине по пути сюда чего стоил… И он никак не мог понять, с чего это Патриции вдруг взбрело в голову пригласить Сьюзен. Не мог понять он также, с чего это Сьюзен так охотно приняла приглашение. Не понимал он и того, зачем это жена Фрэнка Саммервилла вырядилась в изумрудно-зеленое платье с огромным и ассиметричным вырезом, открывающим почти всю левую грудь до самого соска… Возможно, ему вообще не дано понимать женщин.
И уж разумеется, он ничего не смыслил в древнегреческих чашах.
Он не находил ничего красивого или примечательного в кривобокой глиняной бутылочке, выставленной под толстым стеклом и освещенной со всех сторон. Не видел он в этом предмете и особой исторической ценности — возможно, потому, что ни на грош не верил, что это та самая чаша, которую держал в руках Сократ в 399 году до нашей эры.
