Сергей Владимиров - Бог жесток

Марк Абрамович многозначительно замолчал.

— Получается, я ваш вечный должник.

Меня мутило, шатало, я с трудом держался на ногах, но не столько физическое недомогание, сколько чувство неприязни к самому себе угнетало меня все больше. Еще немного — и я начну плясать под чужую дудку, бездумно выполнять чьи-то мерзкие приказы, и управлять мной будут уже не втемную, а открыто. Однако теперь все мне было безразлично. «Ну и пусть, — подумал я, оседая на землю от страшной слабости. — Пусть будет так».

Все было бело. Простыня, наволочка, потолок — белее снега. И я чувствовал себя чистым, полным сил, словно заново родившимся. Я лежал на огромной кровати в люксе Марка Сандлера, а за окном занималось погожее осеннее утро. Наступал новый день этого жуткого, еще не законченного расследования.

— Ничего страшного, — говорил склонившийся надо мной адвокат. — Просто переутомление, нервное перенапряжение, вещи вполне объяснимые и легко поддающиеся лечению хорошим отдыхом.

Я промолчал, подумав, что вряд ли даже двенадцатичасовой глубокий сон так быстро бы поставил меня на ноги. Наверняка мне вкололи какой-то сильный стимулятор.

— Сейчас примете контрастный душ, после вас осмотрит врач, и я распоряжусь поднять в номер завтрак, — душевно увещевал Сандлер.

Он не побоялся за свой имидж и расхаживал передо мной в голубом махровом халате. Я сделал все согласно инструкциям. Душевые струи взбодрили меня окончательно. Вежливый хирург выдал заключение, что у меня треснули два ребра, и предложил госпитализацию, от которой я немедленно отказался, ограничившись перевязкой. Услужливый халдей-официант вкатил в номер тележку и тут же растворился за дверью. Притрагиваться к чудным яствам поначалу было даже неловко. Я подумал о хранящихся в моем холодильнике рыбных консервах, и мне сделалось как-то тоскливо, словно я утратил частичку самого себя или изменил любимой женщине.

Завтрак прошел отменно. Марк Абрамович делился своими пристрастиями в области живописи и музыки, не забывая, однако, подливать в мой кофе французский коньяк (предпочел бы в натуральном виде), а я слушал, прихлебывал и кивал с набитым ртом. Потом мы расположились в креслах и закурили настоящие кубинские сигары. Коньяк в хрустальном графинчике, выставленный передо мной предусмотрительным адвокатом, помог мне собраться с мыслями.

— Рассказывать? — задал я совершенно неуместный вопрос.

— А у вас есть выбор? — мягко улыбнулся Марк Абрамович, приглаживая ухоженные смолянистые усики.

В очередной раз выбора у меня не было.

Глава 9. ОСНОВНАЯ ЖЕРТВА

Более искренними не бывают даже на исповеди в церкви. Я выложил Сандлеру все как на духу, вплоть до того, где, когда, сколько и с кем выпил и какие неблагородные мыслишки вызревали у меня в голове насчет замешанного в расследование слабого пола. Выводы адвоката в отношении меня были малоутешительны: последняя стадия алкоголизма плюс грозящая в скором времени импотенция, но, к счастью, Марка Абрамовича не подвело чувство такта, и он не озвучил своего мнения о моей персоне, зато полностью сосредоточился на моих профессиональных достоинствах, и это, не буду скрывать, мне польстило.

— Да, — протянул он, когда я закончил. — Вы провели колоссальную работу, в чем-то действовали блестяще, в чем-то опрометчиво, но результат налицо. Если вы рассказали исключительно правду, которую, увы, ни подтвердить, ни опровергнуть никто не в состоянии, итог печален, и, узнай об этом Виктор Павлович Пастушков… ему будет еще больнее… и выдержит ли его сердце?..

Сандлер задумчиво помолчал, своей минутной заминкой дав мне понять, что он тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо, однако сентиментальное, меланхолическое настроение не очень-то вязалось с его образом.

— Перескажите мне еще раз ваш последний разговор с Олегом Пастушковым, — попросил адвокат.

Пересказал я почти дословно.

— Значит, окончательно вывел его из себя ваш настойчивый интерес к Алине Жемчужной, — заключил г-н Сандлер.

Я кивнул, не преминув добавить:

— После этого Пастушков прожил не больше получаса, следовательно, этого короткого времени ему хватило, чтобы связаться с нужными людьми и пустить убийцу по моему следу. Правда, умирая, он раскаялся и предупредил меня, на какой шаг решился.

— Вы намекаете, что и здесь у него все было схвачено, — произнес Сандлер и, чтобы развеять грустные мысли, выпил не закусывая две рюмочки подряд. — Такое, разумеется, довести до сведения Виктора Павловича я не смогу. Что касается Алины Жемчужной, то подтверждений тому, что она очередная охотница за красивой жизнью, я также не имею. Да и вторгаться в сердечные дела Виктора Павловича — не мое право.

Сказал как отрезал, и я не стал настаивать, выдвигать свои, не подкрепленные доказательствами версии. Глупо, но еще более — опасно. С меня же только требовалось поделиться информацией, а выводы будут делать люди поопытнее и помудрее, если им, конечно, это захочется, в чем я очень сомневался. Над Валькой Гуляевой больше не висит обвинение в убийстве, похищенный мальчик найден, обстоятельства смерти Лены Стрелковой выяснены, и какое мне дело до убийцы Солонкова и Пырина, до афер Милы Гориной и таинственного прошлого Алины Жемчужной? Плюнуть и растереть. Неприятные воспоминания залить водкой. Дремать в конторе и ждать новых клиентов. Но какой-то мерзкий червячок подтачивал меня изнутри, не что иное, как осознание незавершенности дела, и хотя результат его был уже никому не важен, оставался принцип, от которого я еще никогда не отступал: с неразумностью длинноносой деревянной куклы, с упрямством осла, с обреченностью камикадзе добраться до окончательной разгадки.

— Вы представляете интересы советника президента, — сказал я. — А Виктор Павлович, насколько я понял с ваших же слов, в этом деле основная жертва. Неужели вы допустите, чтобы вслед за нынешним скандалом разразился новый, связанный с его молодой женой? Уверен, стоит им обручиться, как оппозиционная, да и просто желтая продажная пресса откопает о ней такое, что ему ввек не отмыться. Это крест и на репутации, и на карьере, а может случиться и так, что очередного потрясения Виктор Павлович не переживет. Пока у нас еще осталось время, чтобы изменить положение.

И тут адвокат ожил. Даже слюна выступила на аккуратную щеточку подстриженных усов.

— Я понимаю это не хуже вашего. — Мягкий учтивый голос крепчал, и скоро в его нотках зазвенела сталь. — Если Олег Пастушков предупреждал любые выпады против невесты отца, делал он это не из-за сыновней любви. В мире больших денег, власти и политики сентиментальности места нет, не мне вам объяснять. В прошлом Алины что-то нечисто, одна фамилия заслуживает того, чтобы усомниться в ее подлинности. Если я получу хоть малейшее подтверждение тому, что невеста Виктора Павловича — авантюристка, я обязательно изыщу возможности, чтобы не допустить этот позорный брак.

— Придется прибегнуть к услугам множества частных сыскных агентств, и все равно можно не успеть, — ответил я. — Ведь документы окажутся как будто подлинные, биография продумана до мельчайших подробностей, да и свидетели найдутся, которые в один голос будут утверждать, что знали Алину с младенчества исключительно как пай-девочку. Гораздо эффективнее раздобыть отпечатки ее пальцев и сравнить их с отпечатками из картотеки разыскиваемых преступниц.

— Начинаю сомневаться в вашей адекватности, — насупился Сандлер. — Я много чего могу допустить, но что она находящаяся в розыске преступница — это уже перебор.

— Есть у меня кой-какие догадки, — сказал я. — И я намерен добыть доказательства. Разумеется, с вашей помощью.

Марк Абрамович долго и сосредоточенно молчал.

— Имеется еще один способ, — продолжал я. — Правда, стопроцентной гарантии, что он окажется столь же эффективным, я не даю. Светлана Пастушкова… Она имела на мужа какой-то компромат, но не решалась использовать его, когда Олег был жив. Если ее удастся разговорить теперь… Ее сведения могут касаться связи мужа и Алины Жемчужной.

Сандлер промокнул белой салфеткой увлажнившиеся губы.

— Светлана находится в психиатрической клинике для преступников, — сообщил он. — Она в очень плохом состоянии, и верить в то, что она скажет, по меньшей мере неразумно. Да и добиться встречи с ней сейчас практически невозможно.

— Но с вашими деньгами можно?

— С деньгами можно все.

Я вспомнил Олега Пастушкова, который, разумеется, считал так же. Но деньги не спасли его от смерти, а только поспособствовали ее скорейшему наступлению.

Пришло время молчать мне. Адвокат же, достав сотовый телефон, сделал несколько звонков. Последний — чтобы машину подали к гостинице.