Леонид Матюхин - Удар в спину
На всякий случай он протер носовым платком рулевое колесо и все ручки, а также автомат. Сумку с автоматом было решено оставить в машине. «Береженого Бог бережет» — прокомментировал свое решение Мишка, покидая салон и прикрывая за собой дверцу.
Молодые люди не спеша направились к автобусной остановке.
— Где тебя можно будет потом найти, Ириш? — поинтересовался Филимонов.
— Пока точно не знаю, — девушка пожала плечами. — На всякий случай запиши телефоны мамы. Дома я постараюсь в ближайшее время не появляться.
Мишка кивнул в сторону Антона: «Он запишет».
— Я полагал, что ты не собираешься показываться ни у матери, ни у своего приятеля, — удивленно поглядел на девушку Антон.
— Не собираюсь. Но позвонить-то я им могу?
— Можешь. Только имей в виду, что их телефоны могут прослушивать.
— Естественно. На всякий случай запиши ещё один телефон. Это моя школьная подруга, — Ирина назвала номер. — Если я вам в ближайшие дни понадоблюсь, через неё вы сможете найти меня.
— Заметано, — кивнул Филимонов. — Ну а со мной и Антоном — как договорились — связь по телефонам, которые у тебя уже есть.
— Куда лучше? Домой? В офис?
— Звони туда, где застанешь меня. Будишь звонить в офис, представишься секретарше как… как Инесса из Питера. Я предупрежу, чтобы в случае звонка Инессы тебя немедленно соединили со мной. Но все-таки лучше, если будешь звонить по сотовому.
После того, как Ирина уехала автобусом, Антон остановил первую попавшуюся машину и назвал адрес своего офиса
— Дай-ка мне телефон, — попросил Мишку Антон.
— Держи. Передавай от меня приветы.
— Я не домой.
— Понимаю. Привет Витке.
Увы, ни дома, ни на работе Виты не оказалось. «Позвоните вечером, предложил выразительный мужской голос и после непродолжительной паузы добавил, — Лучше всего, после восьми».
Антон набрал номер служебного телефона жены.
— Здравствуй. Это я, — поприветствовал он супругу.
— Ты уже вернулся? — озабоченно поинтересовалась та, поскольку во время последнего телефонного разговора Антон, звонивший ей из леса вскоре после пленения Ирины, объявил, что задержится по делам за городом на несколько дней.
— Да, — после непродолжительной заминки подтвердил Стахов. — Вернулся.
— Сегодня… Когда тебя ждать сегодня?
— Пока не знаю. Мне не звонили вчера или сегодня утром?
— Тебя искал Рысанов. Александр Иванович.
— А в чем дело?
— Не знаю, — ответила Лида. — Он звонил и вчера и сегодня. И…
— Да?
— Ника неважно себя чувствует. Но ты не беспокойся. Ничего серьезного. Мама вызывала врача.
— Так она у бабушки?
— Да, — подтвердила Лида. — И просила передать тебе, чтобы ты заехал за ней туда.
— Я сейчас перезвоню лапуле.
— Не стоит. Мама только что уложила её спать. Давай договоримся так: когда освободишься, позвони мне и мы вместе заедем за Никой.
— Я позвоню, — пообещал Антон. — Позвоню в любом случае.
Завершив разговор, он некоторое время сидел в раздумье.
— Что там с Никой-Вероникой? — поинтересовался Мишка.
— Кажется, простудилась. Просит, чтобы я забрал её от бабушки.
— Лучше не забирай пока. И Лидке скажи, чтобы была осторожна. Да распорядись, пусть твои красавцы не спускают с девки глаз.
— Ладно, — Антон помолчал немного. — А сейчас завези меня в офис.
— С какой стати? — удивленно поглядел на приятеля Мишка. — Мы же договорились — пока побудешь у меня.
— Видимо, что-то случилось. Меня вчера и сегодня разыскивал Рысанов.
— Так позвони и выясни, в чем там дело.
— Лучше… — начал Антон, но Мишка не дал ему завершить мысль.
— Лучше всего, если ты не будешь подставляться, — сердито глядя на приятеля, заявил он. — Плевать я хотел на твоего Рысанова, равно как и на все его проблемы.
— Его проблемы — наши проблемы. Фирма-то принадлежит нам, а не ему, напомнил Стахов.
— Причем тут фирма!!? Неужели не понимаешь, что речь сейчас идет о большем, чем интересы фирмы? Нам с тобой сейчас нужно срочно определяться, а ты…
— Ладно, — и Антон набрал номер Рысанова, но того не оказалось на месте.
Подождав немного, Стахов позвонил секретарше. Девушка сразу узнала голос начальства и заверила, что его зам будет на месте не позже чем через три четверти часа. «Проблемы? Да нет. Все как обычно».
— Ну вот видишь, — Филимонов подмигнул и забрал у приятеля телефон. Можешь не дергаться.
ГЛАВА 13
Антон открыл глаза. Ощущение реальности происходящего, а также основные чувства и ощущения как-то уж очень медленно возвращались к нему. Это было похоже на работу компьютера, последовательно загружающего в после включения несколько обязательных программ. «Компьютер» был не очень совершенен, и «загрузка» шла бесконечно медленно и со сбоями.
Первое, что дошло до затуманенного сознания Стахова — какой-то шум. Скорее всего, это был шум движущегося автомобиля. Легкие толчки и покачивание, которые он осознал затем, свидетельствовали о том, что он едет. Нет, не совсем так. Не он едет. Его везут. Везут на чем-то и куда-то. Но, что удивительно, — открыв глаза, он ровным счетом ничего не видел.
Стахов вновь закрыл глаза, крепко смежил веки, а затем вновь распахнул их. Увы, ничего не изменилось. Кругом была все та же горячая непроницаемая темнота. Вот только вдруг резко заболела голова, и появилось чувство тошноты. Голова не просто болела. Она трещала, она раскалывалась от тяжелой давящей боли. Было такое впечатление, будто её сжимают стальные обручи. И эти обручи были живыми. Они пульсировали. Они по очереди сжимались и разжимались. И в соответствии с этими их пульсациями то усиливалась, то ненадолго стихала боль. Она не пропадала, а лишь становилась на короткое время не такой острой. Но обручи вскоре вновь сжимались, и от накатывающей тупой боли тошнило и хотелось кричать.
В те короткие моменты, когда головная боль ослабевала, начинало надсадно ныть все тело. Это ощущение было не столь болезненно. С ним, наверное, можно было бы даже смириться. Однако следующий через короткие мгновения очередной приступ головной боли заставлял Антона забывать о том, что у него помимо головы есть ещё руки, ноги и туловище…
Стахов попытался изменить позу — это ему не удалось. И затуманенный мозг не мог дать ответ на причины неудачи. Или его тело просто не хотело подчиняться ему, или что-то его удерживало. Все это напоминало ночные кошмары, когда нечто темное и тяжелое наваливается и полностью лишает спящего сил и воли. Вот только обычного в таких случаях ужаса Стахов не испытывал. Он лишь ощущал дискомфорт и, подчиняясь рефлексам, пытался изменить позу. Ему это не удалось в очередной раз, и он смирился с этим. Смирился в первую очередь потому, что любое — умственное или физическое усилие усиливало сосредоточенную в черепной коробке боль. Эта боль как бы жила там своей собственной жизнью. Она ворочалась там, дергалась и беззастенчиво брыкалась. И лучше было не тревожить её. В этом случае она несколько успокаивалась и не так безжалостно мучила его бедную голову.
Меж тем его качающийся в темной тошнотворной темноте мозг отказывался воспринимать информацию от органов чувств. Он был занят самим собой, а точнее — поиском оптимальных отношений с терзающей его изнутри давящей болью. Поэтому он отказывался от анализа окружающего. Ему было не до таких мелочей.
Скорее всего, промучившись так на грани между бредом и реальностью несколько секунд, Антон вновь «отключился». Подчиняясь некой программе самосохранения, его мозг просто «выключил» сознание. Во всяком случае, когда через некоторое время молодой человек вновь пришел в себя, то уже был способен — пусть и не очень четко — воспринимать окружающее.
Кажется, он лежал на правом боку. Да, несомненно на правом, поскольку его правая щека покоилась на чем-то жестком, колючем и пахнущем землей и пылью. Желая перевернуться, Стахов сделал усилие, которое немедленно отозвалось стуком крови в висках, усилением головной боли и приступом тошноты. Однако изменить позу при этом ему так и не удалось. Тогда молодой человек попытался хотя бы пошевелить пальцами рук или ног. Но и это оказалось невозможным — он не ощущал ни рук, ни ног. «Не ампутировали же мне их!» — подумал он.
В этой темноте помимо боли существовали лишь чувство тяжести да желание изменить позу. Но теперь это были уже не просто рефлексы. Его мозг уже пробуждался. Во всяком случае, теперь он был не просто куском изолированной от всего мира и страдающей от боли живой плоти. Теперь он ощущал себя частью тела. Мозг принадлежал человеку, и человеком этим был Антон Стахов.
Антон оставил попытки перевернуться. По всей видимости, он был связан, и от длительного лежания в одной позе все его тело онемело. И это онемение странным образом захватывало и разум. По крайней мере, оно зацикливало его на неприятных ощущениях, тем самым все более и более усиливая их. Допускать этого не следовало. И коль скоро изменить позу не удавалось, ему, очевидно, надлежало по возможности расслабиться и привести свои мысли в относительный порядок.
