Ольга Тарасевич - Подарок Мэрилин Монро
От Стивена Уэйна требовалось немного: дать сигнал о том, что веселье закончено и нужные люди покидают яхту. Однако внезапно выяснилось: все объекты наблюдения исчезли...
Потом была погоня, и машина Майкла улетела с трассы, и...
... – Ну, здравствуй, мой любимый...
Эдди Томпсон вздрогнул от неожиданности. За его спиной стояла Молли. Только не такая, какой она была в Вегасе, – ярко-накрашенной, в мини-юбке и коротенькой кофточке, из которой выглядывала пышная аппетитная грудь. Эта, нынешняя Молли была одета очень скромно, в длинную юбку и строгую блузку.
– Не бойся, все хорошо, – тихо сказала она. – Ему уже ничем не помочь...
Молли кивнула на операционный стол, где врачи пытались реанимировать мужчину.
– Я схожу с ума, – пробормотал Эдди, чувствуя, что ему отказывает его обычная выдержка.
Но тут действительно повредиться рассудком проще простого!
Разве можно одновременно лежать на столе в операционной и видеть это со стороны, и чувствовать, как Молли касается руки?!
И откуда она здесь взялась?
И что, черт подери, все это значит?
– Когда ты сбежал от меня, я два дня проплакала, – говорила тем временем Молли. – А потом решила – сколько можно страдать, поеду развлекаться. Села за руль, и... Дороги было почти не видно, но меня это не смутило... Умирать совсем не больно, правда? А еще я сразу поняла, что ты тоже скоро придешь сюда. И что мы наконец будем вместе. Я так люблю тебя...
Он обнял Молли и подумал: «Нет, так не бывает, надо как-то выпутаться из этой ситуации. Операция близка к провалу, надо собраться, и...»
– Больше не будет никаких операций, – тихо сказала Молли, освобождаясь от объятий. Чуть отклонившись назад, она пристально посмотрела в его глаза. – Теперь у нас все будет по-другому, ты понимаешь?
И он понял.
Потому что операционная с врачами, суетящимися у тела Эдди Томпсона, вдруг исчезла. Вместо нее перед глазами вдруг оказался изумрудный луг, а в нем была тропинка, и она уводила куда-то вдаль. И было уже невозможно не отправиться вперед по этой дороге...
Эпилог
Щелк-щелк-щелк.
Нож быстро мелькает в руках Лики Вронской, нарезаются овощи для салата оливье.
К Новому году уже почти все готово: украшена елка, из духовки доносится упоительный запах запекаемой свинины с яблоками, в хрустальной вазочке высится горка оранжевых мандаринов.
Надо сделать салат, нарезать ветчину и овощи. И улыбаться, улыбаться – праздник же!
Все это понимается на уровне рассудка.
В выжженной дотла душе, кажется, уже никогда не будет никаких эмоций.
«Закончен роман, радоваться надо. Я написала очередную книгу, хорошую, – убеждала себя Лика, мелко нарезая вареный картофель. – Но теперь мне кажется, что я никогда не смогу больше ничему радоваться. Как я ненавидела Стивена Уэйна, ведь он был виновен в таком количестве смертей, он чуть не убил нас! Он преследовал нас на своем джипе, Майкл пустил автомобиль под откос. Сработали подушки безопасности, никто из нас не пострадал. Все-таки «Вольво» не зря декларирует безопасность своих автомобилей. Но это был такой ад – катиться неизвестно куда в скрежещущей машине. Я думала, что умру от страха. Хотелось разрыдаться, но я помнила: Майкл сказал, что надо лежать тихо... Потом Катин муж объяснил: у него всегда в бардачке лежит пистолет, на который даже разрешение имеется. Рефлекс, оставшийся после долгих лет, проведенных в Африке. Улучив момент, он просто пристрелил Стивена, приблизившегося к нашей машине с оружием в руках... Я толком ничего и не успела рассмотреть, все произошло слишком быстро. В тот момент мне не было жаль Стива. Не было страшно. Я испытала эйфорию – ведь мы живы, и больше нам ничего не угрожает. Но вот потом, когда Стивен стал персонажем моей книги, – я вся исстрадалась. Писатель любит всех своих героев, и плохих, и хороших. Описывая реальность, я извелась больше, чем когда все это проживала сама... Как я только могла не раскусить Стивена раньше! Ведь он говорил о том, что ненавидит жанр, в котором якобы работает. А я находила какие-то книги, написанные, видимо, реальным писателем, – в них было столько экспрессии! Впрочем, не думаю, что, прояви я больше проницательности, это что-то принципиально бы изменило. Спецслужба – это механизм, не останавливающийся ни перед чем. Чудо, что всех нас не уничтожили...»
Нарезав овощи и колбасу, Лика добавила в большую миску зеленого горошка, потом напряженно посмотрела на полученную массу.
Все ингредиенты? Или что-то забыто?
– Ах да, майонез! – Она слабо улыбнулась, а потом пробормотала: – Вот было бы здорово, если бы все наши проблемы остались в старом году. Все происходящее было настолько страшным – я даже не могла поверить в то, что можно настолько влипнуть. Но потом...
Лика закусила губу от болезненных воспоминаний.
После того, как Майкл убил Стивена Уэйна, последовали долгие разбирательства в полиции. С участием и американских адвокатов, и российских дипломатов.
Первоначально полицейские явно намеревались обвинить Майкла в превышении допустимой самообороны. Однако потом выяснилось: в Москве есть запись того, что происходило в особняке Фриманов; родители, желая на всякий случай подстраховаться, сделали видеозапись того, как по дому шарят какие-то люди со взрывчаткой, а рядом на полу валяется труп...
Узнав эту новость, полицейские и какие-то американцы в штатском, а также российские дипломаты удалились в отдельную комнату и оставались там несколько часов.
После консультаций представитель посольства России заверил: американская сторона готова забыть о произошедшем, она гарантирует безопасность всех, кто был замешан в последних событиях, – но надо уничтожить все оставшиеся копии бесед Мэрилин Монро со своим психиатром. А также видеозапись, сделанную в доме Фриманов.
– Я не советую вам выполнять эти требования, – сказал представитель российского посольства, стальной взгляд которого невольно свидетельствовал: в специфике работы спецслужб этот человек разбирается явно больше, чем в дипломатии. – Все эти записи – гарантии вашей безопасности. Никуда американцы не денутся – выпустят вас из страны, как миленькие. Мы переиграли их...
В тот момент, когда «Боинг» вылетал из аэропорта Лос-Анджелеса, а на соседних сиденьях переговаривались Катя, Майкл и Андрей, оно действительно так и казалось: мы, как ни странно, выстояли в борьбе со спецслужбой. Теперь главное – забыть обо всем, начать жизнь с чистого листа.
И планов у всех имелось – выше крыши, только успевай реализовывать.
Катя с Майклом решили купить участок земли и строить дом самостоятельно – чтобы не было ни малейших предпосылок вновь пережить недавний кошмар.
Андрей предложил переехать к нему – попытки наладить совместный быт тоже требуют и времени, и терпения.
И вроде бы все окончилось хорошо.
И всем было чем заняться.
Но...
Чем больше дней проходило после возвращения из США – тем тяжелее становилось на душе.
Когда прошла первая отчаянная радость (мы живы, нашей безопасности ничего не угрожает!) – пришло осознание всего кошмарного, бесцеремонного насилия над личностью.
Весь этот тотальный контроль, видеокамеры, микрофоны. Наружное наблюдение. Внедренные в круг общения агенты. Смерти простых американцев...
Сделать вид, что ничего этого не было?
Сидеть тихо, как мышь под веником, радоваться своей безопасности?
А как же честь, собственное достоинство? Как же осознание того, что погибли ни в чем не повинные люди – и тебе известно, кто с ними расправился, но ты молчишь?..
Невероятно, но о возможности описать всю эту историю в книге все заговорили одновременно: и Катя, и Майкл, и Андрей...
Да, у всех есть родственники, близкие люди.
Да, страшно – за них, за себя.
Очень страшно, потому что теперь уже полностью осознаешь – человек, попавший в жернова спецслужбы, перемалывается в муку.
Но, оказывается, бывают такие ситуации, когда лучше принять этот страх и смотреть опасности в лицо, чем жить с такой тяжестью на сердце...
«Как странно устроена писательская психика. – Лика Вронская помыла листья салата, разложила их на блюде и взяла кусок ветчины. Нарезка на таком фоне будет выглядеть отлично. – Я не переживаю из-за того, что НЦР доберется до нас в России и открутит всем нам головы. Но мне так жаль всех этих несчастных людей – Линду, Джейка. Они погибли в самом расцвете молодости, так и не успев стать счастливыми. Мне жаль Стивена – он все время выполнял чужие приказы, он жил чужими жизнями. Я уверена, своего счастья у него не было... Мне кажется, роман получился хороший, но я очень устала. При написании книги чужой боли нет – она становится собственной. Теперь я настолько опустошена и измотана, что мне хочется просто пожить своей жизнью. Не писать романов. Просто целоваться с Андреем, гулять с Дариной, смотреть хорошее кино. Когда пробьют куранты, я загадаю такое желание – просто жить своей жизнью, обычной, простой, размеренной. Очень хочется, чтобы так оно все и было...»
