Колин Декстер - Путь сквозь лес

– Вы знаете о ваших законных правах? Хотите пригласить адвоката?

Но Майклс только покачал головой и углубился в чтение заявление Хардинджа...

Он мало разбирался в юридических вопросах, но предполагал в данный момент, что, возможно, виноват в мелком правонарушении, связанном с созданием препятствий при выяснении истины, – но не препятствий для отправления правосудия. Преступные намерения – mens rea – вот что действительно имело значение (так он где-то читал), и ни один человек не вправе утверждать, что его намерения были преступными в тот день год назад...

– Итак? – спросил Льюис, когда Майклс отложил в сторону последний лист.

– Да, приблизительно так и было.

– Вы согласны с содержанием заявления?

– Отчего же нет? Одну или две детали я бы не вспомнил, но – да – я под ним подписался бы.

– Мы не просим вас его подписывать. Мы просим вас сделать свое собственное заявление.

– Могу ли я просто скопировать его?

Льюис слабо усмехнулся, но отрицательно покачал головой. Кажется, ему нравился Майклс.

– В нашу прошлую встречу вы притворились – притворились, что не имеете ни малейшего представления, где находится тело, правильно?

– Да, – солгал Майклс.

– Так почему же вы направили главного инспектора Морса в правильном направлении?

– Двойной блеф всего лишь. Я сказал о месте достаточно неопределенно, и, когда они нашли его, что ж, никто не мог и подумать, что я имею какое-то отношение к убийству.

– Кто сказал вам, что это было убийство?

– Парень, который дежурил в Барсучьей Глуши – большой такой, в форме и в фуражке в клеточку, я думаю, полицейский.

Констебль, который, расставив ноги, стоял в дверях, воспользовался тем, что Льюис его не видит, и безмятежно улыбнулся.

– Почему вы не бросили и рюкзак в озеро? – продолжал Льюис.

В первый раз с начала допроса Майклс заколебался.

– Согласен, так и следовало сделать.

– Не потому ли это случилось, что Далей положил глаз на фотоаппарат и бинокль?

– Одну вещь я вам с уверенностью могу сказать: он уже не в состоянии что-либо вам подтвердить, не так ли?

– Вы, кажется, не очень его любили?

– Это была грязная, жадная, маленькая свинья!

– Но у меня сложилось впечатлений, что вы его не очень хорошо знали?

– Нет. Вряд ли можно сказать, что я его вообще знал.

– Как насчет вечера в прошлую пятницу?

– Что насчет вечера в прошлую пятницу? Льюис проигнорировал его вопрос.

– Разве раньше вы его не встречали – на ваших маленьких рандеву в Парк-тауне?

– Нет! Я только что присоединился, – солгал Майклс – Послушайте, сержант. Я, конечно, не собираюсь этим хвастать, но вы когда-нибудь видели порнофильм?

– Я их много видел. Они нам время от времени попадаются, то здесь, то там. На мой вкус, я бы лучше съел тарелку яиц с чипсами. А на ваш, констебль Ватсон? – спросил Льюис, поворачиваясь в кресле.

– Я? – сказал человек у двери. – Я бы лучше посмотрел секс-фильм.

– Но вы не хотели бы, чтобы ваша жена узнала об этом?

– Нет, сержант.

– И вы не хотели бы, не так ли, мистер Майклс?

– Нет. Я не хотел бы, чтобы она узнала о такого рода занятиях, – спокойно ответил Майклс.

– Интересно, знала ли миссис Далей – о своем муже, я хочу сказать?

– Не знаю. Как я сказал, я фактически ничего об этом человеке не знаю.

– Прошлым вечером вы знали, что он убит.

– Многие об этом знали.

– А многие об этом не знали.

Майклс промолчал.

– Он был убит из оружия семимиллиметрового калибра.

– Вы хотите сказать – ружья.

– Извините. Я не специалист по ружьям и подобным вещам – в отличие от вас, мистер Майклс.

– Вот почему вы забрали мое ружье вчера вечером?

– Мы забираем чьи угодно ружья. Это наша работа, не так ли?

– Каждый лесник имеет ружья такого калибра – они очень эффективны.

– Так где вы были вчера между, скажем, десятью и одиннадцатью часами утра?

– Никаких проблем. Около десяти, нет, сразу после десяти я должен был быть – я был вместе с парой наблюдателей из Общества любителей природы. Мы – они – проверяли домики для гнезд вдоль Певчей аллеи. Вы знаете, они ведут записи о первом и втором выводках, взвешивают их, берут образцы помета – такого рода вещи. Они постоянно этим занимаются.

– Что было после этого?

– Ну, мы все заскочили в "Белый олень" – около двенадцати, может быть, спустя четверть часа – приняли пару пинт. Жаркий был день! И работа к тому же разгорячила!

– У вас есть адреса этих любителей?

– Со мной, естественно, нет. Но я с легкостью узнаю их для вас.

– А бармен в пабе? Он знает вас?

– Пожалуй, даже слишком хорошо, сержант!

Льюис взглянул на часы, чувствуя себя озадаченным и (да, надо признать) растерянным.

– Могу ли я теперь пойти домой? – спросил Майклс.

– Нет еще, сэр, нет. Как я сказал, нам необходимо получить от вас заявление о том, что случилось в прошлом июле... затем нам надо перепечатать то, что вы сейчас наговорили, – Льюис кивнул на магнитофон, – затем вам следует прочитать это и поставить свою подпись... и... э-э... я думаю, мы не закончим с этим, пока... – Льюис снова поглядел на часы, соображая, какая же сложилась ситуация. Затем обернулся: – Пожалуйста, побеспокойтесь... Мистер Майклс пообедает вместе с нами, Ватсон. Что у нас в меню сегодня?

– По четвергам всегда бифштекс, сержант.

– Большинство людей предпочитают его секс-фильмам, – сказал Майклс почти радостно.

Льюис встал, кивнул Ватсону и собрался уходить.

– Еще одна вещь, сэр. К сожалению, я не могу отпустить вас, пока не вернется главный инспектор. Он специально напоминал мне, что хочет с вами поговорить.

– И где он сейчас?

– Честно говоря, сэр, я просто не знаю.

Направляясь в свой офис, Льюис анализировал только что полученную информацию. Морс был прав практически во всем – но, увы, до только что полученных разъяснений, которые показывали, что в одном Морс драматически ошибся: верил, что Майклс убил Далея. Конечно, они проверят алиби по стандартной полицейской процедуре, но совершенно невероятно, что пара энтузиастов – любителей природы вступила в заговор с барменом из местного паба, чтобы воспрепятствовать отправлению правосудия. Невероятно!

В 12.30 из здания на Саут-Парк-роуд позвонила доктор Хобсон и сообщила, что она хотя и дилетант в вопросах баллистики, но тем не менее готова поспорить, что из оружия Майклса не стреляли ни разу за последние несколько недель.

– Из ружья, – пробормотал Льюис, sotto voce[17].

– А Морс на месте? – запустила пробный шар патологоанатом.

– Вернется после полудня.

– О!

Казалось, все ждут не дождутся Морса.

Особенно Льюис.

Глава пятьдесят девятая

Вот причина, по которой матери более преданы своим детям, чем отцы: они больше страдают, давая им жизнь. И в большей степени уверены, что их дети – это их дети.

Полуденное солнце сияло на светло-коричневом камне зданий колледжей, и шпили Оксфорда взирали на грешную землю все с тем же равнодушием. Автомашина с яркими опознавательными знаками полиции проехала от Хедингтон-хилл к Плейн, затем через мост Магдален в Хай. На заднем сиденье сидел Морс, трезвый и молчаливый, поскольку он достаточно много сказал увядшей женщине сорока с чем-то лет, сидевшей около него с красными от недавних слез глазами. Губы ее все еще дрожали, но маленький подбородок был тверд, что свидетельствовало в какой-то степени даже о ее мужестве перед лицом ужасных событий, о которых она узнала около двух часов назад, – когда раздался звонок в дверь дома ее сестры в Биконсфилде. Известие, что ее муж убит, а единственный сын сбежал из дома, не столько опустошило ее, сколько ошеломило. Образовалась стена: ее эмоции и реакции, с одной стороны, и внешняя реальность случившегося – с другой.

И конечно, помог разговор – разговор с главным инспектором, который, кажется, хорошо понимал, как и почему она страдает. Не то чтобы она слишком уж обнажила перед ним душу, но рассказала о все увеличивающемся отвращении, которое испытывала по отношению к тому, кто был ее мужем: к человеку, который медленно, но неизбежно обнажал в течение совместной жизни свою истинную натуру – натуру мелкую, нечестную, иногда жестокую. Филип – так долго маленький мальчик тысячекратно возмещал ей утрату любви и уважения к мужу. В детском саду, в начальной школе, даже в первые годы в средней школе, совершенно точно до двенадцати лет, Филип всегда искал опоры у матери, поверял ей свои тайны, обнимал ее (так ласково!), когда был благодарен или счастлив. Она гордилась тем, что именно ее он так любит.

Было ли это преднамеренным мстительным намерением или нет, она, честно говоря, не знает, но вскоре после перехода Филипа в среднюю школу Джордж начал усиливать свое влияние на мальчика и различными способами искоренять его привязанность к матери, всячески поощряя и взращивая представления о том, что тот уже взрослый, становится мужчиной и должен поступать по-мужски. По выходным он брал его с собой на рыбалку, часто возвращаясь из паба "Королевское солнце" с несколькими банками пива, одну неизменно предлагал своему юному сыну. Затем духовое ружье! На тринадцатый день рождения Джордж купил ему духовое ружье, и очень скоро Филип подстрелил воробья в садике, который клевал зерно, насыпанное ею для птиц. Какой ужасный вечер последовал за этим, какой разразился скандал, когда она обвиняла его в том, что он портит сына! Постепенно речь Филипа становилась грубой, а затем огрубели и его манеры. У них с отцом появилась привычка пересмеиваться по поводу шуток, которые были "не для женских ушей". Отзывы из школы становились все хуже и хуже, у Филипа завязалась дружба с некоторыми наиболее гнусными парнями из класса, которых он приводил домой, где они запирались и слушали поп-музыку.