Эйлет Уолдман - Смерть берет тайм-аут
— Джулиет, женщина на костылях, остынь.
Я закатила глаза, переминаясь с ноги на ногу. Когда мы наконец вышли из самолета, я схватила Питера за руку и протащила мимо женщины с костылями — думаю, что после этого она навсегда пересела в инвалидную коляску. Мы пробежали по проходу и влетели в здание аэропорта. Конечно же, нас доставили к самому дальнему выходу, и казалось, что мы выйдем не раньше, чем через несколько часов, поэтому под конец я уже мчалась. Дети стояли прямо посреди зала, мешая всем, и показывали друг другу пальцами на проходящих пассажиров. Я окликнула их как можно громче. Они отвлеклись от своих пререканий, увидели, что я бегу к ним, и ринулись сквозь толпу, пробежав в запретную зону. Завыла сирена, и охранник рванулся к нам. Руби и Исаак бросились в мои объятия, и, глубоко дыша, я уткнулась в мягкие влажные шейки. Они пахли как всегда. Как теплые влажные щенки. Как мои дети.
— Я так скучала, — пробормотала я. Это правда. Последние несколько часов я действительно страшно по ним скучала. Просто невыносимо скучала.
Исаак взял меня руками за лицо, чмокнул в губы, голосом, полным любви и вожделения, произнес:
— Мама!
Я улыбнулась своему мальчику:
— Что, мой хороший?
— Что ты мне привезла?
Глава 29
Как я ни стремилась увидеть Лили, рассказать все, что узнала в Мексике, и выступить против ее родителей, я не могла оставить детей. Весь день и вечер они просидели на мне, как будто не могли жить иначе. Они мгновенно надели свои мексиканские наряды и выглядели, как знатные вельможи тех времен, когда Калифорния была частью Мексики. Потребовалось несколько часов, чтобы уложить их в постель, и мы смогли это сделать, только пообещав, что они не пойдут завтра в школу. Запросто. Ведь завтра воскресенье.
Несмотря на позднее время, я позвонила Элу и рассказала о своей поездке.
— Она не убивала, — сообщила я, зажав телефон щекой и одновременно выкладывая вещи из сумки, проверяя, нет ли на них пятен, и вешая в шкаф.
— Но она помнит, что сделала это, — возразил он.
— Ты меня слушал? Ложные воспоминания! Воспоминания, которые ей внушили!
— Хорошо, хорошо, может быть. Тогда кто это сделал? Отчим? Отец?
— Или мачеха.
— Ну не знаю. — В его голосе слышалось сомнение.
— Почему нет? — спросила я, нюхая подмышки блузки, про которую не помнила, надевала или нет. Поморщилась и бросила ее в корзину.
— Когда убивают из пистолета — это мужское преступление.
Я даже не спорила. Меня раздражала дискриминация по половому признаку, но не хотелось отстаивать право женщины на выстрел.
— Ты хочешь поехать со мной к Лили?
— Лучше не надо, — сказал он. — Но не предпринимай ничего против Полариса и ее родителей. Я не хочу, чтобы ты рисковала в своем положении.
Я вздохнула, но возражать не стала. Положив трубку, я поставила пустую сумку в шкаф.
— Как дела у Эла? — спросила мама.
Она лежала на моей кровати, опираясь на локоть, и наблюдала, как я распаковываю вещи. Моя мать принадлежит к тому типу маленьких худеньких женщин, которые с возрастом становятся все более и более миниатюрными. Когда ей исполнится девяносто лет, ее будет видно только в микроскоп. Эта ее особенность вызывала во мне некоторую обиду. Я набирала и сбрасывала одни и те же 10–15 фунтов несколько раз, а мама носила специальный корсет, чтобы придать себе немножко веса. Я всегда считала, что она сжигает свои калории чрезмерно активной деятельностью. Слово «многозадачность» изобрели специально для нее. Когда я была ребенком, она готовила обед, пылесосила дом, получала инструкции по телефону от своего босса и выпытывала у меня, где я была прошлой ночью. И все это одновременно. Возможно, сейчас я впервые видела ее в неподвижном состоянии. Общение с детьми оказалось для нее гораздо более трудным, чем она предполагала.
— Нормально. Он был бы довольнее, если бы наша работа лучше оплачивалась, — ответила я.
— Ты хочешь, чтобы я обменяла билет и улетела домой раньше?
— Что? Конечно, нет. Останься. Мне нравится, что ты у нас в гостях.
Я не лгала. Когда мы не ссорились, я ужасно по ней скучала. Я всегда по ней скучала. Я никогда раньше не могла представить, что буду жить в тысячах километров от родителей. И знала, что она очень скучает по внукам.
— Я навела порядок на твоем столе, пока тебя не было.
— Что?
— Такой был бардак.
— Мама! Это мои личные папки! Как ты можешь в них копаться?
— Что тут такого? Я навела порядок и у тебя в компьютере.
— Что? — пронзительно завопила я.
— Твой рабочий стол был в ужасном состоянии. Я его почистила. И разложила все твои письма в папки.
Я молча на нее смотрела.
— Ты читала мои электронные письма?
— Ровно настолько, чтобы понять, в какую папку их класть.
— Поразительно. У Питера на столе ты тоже прибралась?
— Конечно, нет. Хотя я просмотрела контракт, который он бросил на обеденном столе. Ты, может быть, захочешь сама на него взглянуть. По-моему, он хочет заключить мошенническую сделку.
У меня отвисла челюсть.
— А что? — спросила она. — Я сорок лет была секретарем юриста. Думаешь, я ничего не понимаю в контрактах?
— Мам, от тебя с ума сойти можно.
Она посмотрела на меня поверх очков:
— А от кого же у тебя живой характер, детка?
Глава 30
На следующее утро, когда я сообщила детям, что мне нужно уехать, нижняя губа Исаака задрожала. Со страдальческим завыванием он перелез через стол с завтраком и крепко схватил меня за талию, будто детеныш лемура.
— Я скоро, зайчик. Вернусь к обеду, — я скрестила пальцы, надеясь, что не лгу.
Ответом были приглушенные рыдания и подрагивающие плечи.
— У тебя же есть папа, малыш, — сказал Питер. — Давай, мы с тобой и Руби поедем на пирс Санта-Моники?
Ответа не последовало.
Я посмотрела на Питера. Он пожал плечами.
— О господи, — вздохнула мама. — Вы их разбаловали, — она обошла меня и посмотрела на Исаака. — Хватит капризничать, Исаак. Маме нужно работать.
— Мама все время работает! — завопил сын и вцепился в меня еще более неистово. — Она уходит на работу и не хочет побыть со мной!
Я знала, что он манипулирует. И что по сравнению с матерями, работающими по-настоящему, я провожу огромное количество времени со своими детьми. Знала, что он не верит, будто я люблю свою работу больше, чем его. И я также знала, что не выдержу.
— Ладно, Исаак. Поедешь со мной. Поиграешь с Эмбер и Джейд, пока я разговариваю с их мамой.
Руби подняла голову от тарелки с кашей:
— Ты едешь в гости к Эмбер и Джейд? Я тоже хочу!
— Минуточку, — вмешался Питер. — Что, никто не хочет поиграть со мной?
Мама, негодуя от нашей слабости перед детьми, топнула ногой, пробормотав что-то невнятное об отпрысках, садящихся на шею родителям, о чем те потом горько сожалеют. С помощью большого количества уловок, начиная от пирса Санта-Моники и заканчивая покупкой нарядов, Питер сумел уговорить Руби остаться с ним.
Когда мы закончили переговоры и добрались до дома Лили, то увидели, что Эмбер и Джейд катаются на самокатах под присмотром не одной, а двух нянь. Я оставила Исаака на их попечение, велев надеть шлем, прежде чем он сядет на какое-нибудь колесное средство. Мои дети унаследовали от меня природную грацию, и к третьему дню рождения Исаака мы уже получили перелом руки, переломы двух пальцев и расщепление кости в подбородке. Не хотелось опять ехать в больницу.
Я вошла через парадную дверь и позвала Лили.
— Она за домом, возле бассейна, — ответил чей-то голос. Я поблагодарила невидимого слугу и пошла через дом к задней двери. Лили лежала в шезлонге у бассейна, накрывшись кашемировой шалью. От нагретой воды поднимался пар и окутывал ее прозрачной дымкой. Я настроила себя на разговор, ради которого пришла, и приблизилась к ней по дорожке из бледно-голубых камней.
— Джулиет! — воскликнула она, увидев меня. — Ты вернулась? Что-нибудь выяснила? Расскажи мне.
Я присела на край шезлонга и взяла ее за руку:
— Я многое узнала, Лили. Отыскала Хуану, женщину, которая за тобой присматривала в детстве.
— Хуана, — мягко сказала Лили, и ее глаза затуманились. — Кажется, я помню ее. Она завязывала мне волосы ленточкой. И у нее были очень грубые руки, красные и обветренные.
— Она рассказала про день, когда умерла твоя мать.
Лили посмотрела мне в глаза с ожиданием и страхом:
— Что? Она рассказала, что случилось?
— Она не видела, кто выстрелил.
— Жаль, — Лили разочарованно вздохнула.
— Но она все слышала. Она стирала на крыше и слышала, как ты играла с Юпитером у фонтана. Она слышала вас, когда раздался выстрел. Вы все еще играли у фонтана в саду.
Лили посмотрела на меня: