Дик Фрэнсис - Двойная осторожность
— А у нее есть свой компьютер?
— У нее все есть, — без зависти ответила Джейн. — Из богатой семьи. Единственный ребенок. Что ни захочет, все ее. И золотая голова вдобавок. Вроде даже как нечестно, да?
— Небось еще и красавица?
— Ну… — Джейн призадумалась. — Недурна. На самом деле не знаю. Когда общаешься с Рут, таких вещей просто не замечаешь.
— Ну, и где же мне ее найти?
— В Кембридже. Я потому про нее и подумала, что она живет по дороге к вам. Она пишет программы для обучающих машин. Хотите, я ей позвоню? Когда вы к ней собираетесь?
Я сказал «сегодня», через полчаса получил адрес и отправился в путь, разыскивать квартиру в современном многоэтажном здании на окраине города.
Рут Квигли оказалась очень юной — я прикинул, что ей едва за двадцать. И еще я понял, что имела в виду Джейн, когда говорила, что ее облика не замечаешь: в первую очередь поражал ее стремительный ум. У нее были светлые глаза, темно-русые курчавые волосы, тонкая стройная шея, но заметнее всего была эта манера нетерпеливо вздергивать голову и говорить скороговоркой, словно Рут раздражало, что язык не поспевает достаточно быстро выражать ее мысли.
— Да. Входите. Кассеты принесли? — Она не тратила драгоценного времени на пустые изъявления вежливости. — Сюда. Джейн говорила, это старый «Бейсик» для «Грэнтли». Язык у вас с собой? Сами загрузите или давайте я?
— Я бы предпочел…
— Ну, давайте. На какой стороне?
— Э-э… первая программа на первой стороне.
— Верно. Проходите.
Двигалась Рут с той же стремительностью. Не успел я и шагу ступить, как она пронеслась по короткому коридорчику и скрылась за дверью. «Должно быть, ей все время кажется, что мир невыносимо медлителен», — подумал я.
Комната, куда я вошел вслед за ней, вероятно, изначально задумывалась как спальня, но теперь в ней не было ничего похожего на спальню. На полу лежал мягкий, глушивший шаги зеленый палас, чем-то похожий на звериную шкуру, ряд сильных ламп, поднимающихся жалюзи на окнах, матово-белые стены и на столах — машины, вроде тех, что я видел у Теда Питтса, только в два раза больше.
— Рабочая комната, — сказала Рут Квигли.
— Э-э… да.
Здесь было прохладнее, чем на улице. Я услышал слабое гудение кондиционера и сказал об этом. Она кивнула, не поднимая глаз от компьютера.
«Бейсик» для «Грэнтли» был уже почти загружен.
— Пыль для компьютера — все равно что песок в шестеренках. Жара, сырость — все делает их капризными. Они ведь все чистокровки…
Программы для скачек. Чистокровные компьютеры. Побеждает совершенство. Затраченные усилия дают преимущество. «Надо же, — подумал я, — уже начинаю думать как она!»
— Я у вас время отнимаю, — сказал я извиняющимся тоном.
— Нет, я с удовольствием. Для Джейн и Теда я все что угодно. Они это знают. Каталоги у вас с собой? Они понадобятся. Программы простые, но ответы должны быть точные. С большинством учебных программ то же самое. Мне иногда надоедает. Большой выбор ответов. Ребенок тратит полчаса на то, чтобы найти верный, и я вознаграждаю его фразой вроде: «Верно. Ты молодец!»
Хотя на самом деле ничего особенного. Но говорят, что нужно поощрение. А вы как думаете?
— Это одаренные дети?
Она метнула на меня стремительный взгляд.
— Все дети одаренные. Некоторые больше других. Их нужно учить как можно лучше. А их не учат. Учителя ревнивы, вы знаете?
— Мой брат всегда говорил, как здорово, когда в классе есть очень способный мальчик.
— Он великодушен. Как Тед. Ну вот, работайте. Я буду заходить, вы не обращайте внимания. Я работаю над сортировкой списка строк-массивов. Они говорят, что у них это занимает восемнадцать минут, представляете? Я это сделала за пять секунд, но только с одномерными. А мне нужны двухмерные, чтобы не путаться в данных. Я засовываю программы на машинном языке в память с «Бейсика», а потом перевожу машинный код в символы Ассемблера. Я вам не надоела?
— Нет, — сказал я. — Только я ни слова не понимаю.
— Извините. Забыла, что вы не такой, как Тед. Ну, давайте.
Я принес с собой в «дипломате» кассеты с программами, каталоги скаковых лошадей, несколько племенных книг, свежие номера хорошей газеты по конному спорту и, чувствуя себя необычайно медлительным, с точки зрения Рут Квигли, принялся за работу. Мне надо было определить, каких лошадей система Лайэма О'Рорке назовет возможными победителями и какие действительно пересекли финишную прямую первыми. Мне еще пригодился бы список лошадей, на которых ставил Анджело, но я решил, что это я узнаю завтра у Тэффа и Лансера; вот тогда и выясню, где Анджело промахнулся. «Название файла?»
«cload „donca“», — напечатал я и нажал клавишу «enter». На экране замигали звездочки. Я дождался, пока загорится «Готово», снова нажал «enter» и был вознагражден. «Какая из скачек в Донкастере?» «Сент-Леджер», — напечатал я. «Донкастер: Сент-Леджер. Введите кличку лошади и нажмите „enter“».
«Дженотти», — напечатал я и нажал «enter». «Донкастер: Сент-Леджер.
Дженотти.
Отвечайте на вопросы „Да“ или „Нет“ или вводите цифру, потом нажимайте „enter“. Выигрывала ли лошадь скачку в двухлетнем возрасте?» «Да», напечатал я.
«Сколько дней прошло с тех пор, как лошадь в последний раз участвовала в скачках?»
Я заглянул в ежедневную газету — там такие сведения всегда приводятся, — и напечатал «23.
„Выигрывала ли лошадь на дистанции одна миля шесть фарлонгов?“ „Нет“.
„Участвовала ли лошадь в скачках на одну милю шесть фарлонгов?“ „Нет“.
„Какова самая длинная дистанция, на которой выигрывала лошадь (в фарлонгах)?“ „12“.
„Участвовала ли лошадь в гладких скачках?“ „Нет“.
„Введите сумму призов, которые лошадь выиграла в этом сезоне“.
Я заглянул в каталог и впечатал сумму призов Дженотти, довольно большую, но не ошеломляющую.
„Выигрывали ли эту дистанцию потомки отца лошади?“
Я заглянул в каталоги — на это времени потребовалось значительно больше — и ответил „Да“.
„Потомки матери?“ „Да“.
„Шансы лошади оцениваются как двадцать к одному или ниже?“ „Да“.
„Случалось ли жокею выигрывать на классических дистанциях?“ „Да“.
„Случалось ли тренеру выигрывать на классических дистанциях?“ „Да“.
„Другие лошади?“ „Да“.
Я снова вернулся к началу и повторил ту же операцию для каждой лошади, которая участвовала в скачке. Вопросы не всегда были одни и те же: если ответы были другие, вопросы иногда менялись. О некоторых лошадях задавали гораздо больше вопросов, чем о других. Мне понадобилось не меньше часа, чтобы отыскать ответы на все вопросы, и я подумал, что, если когда-нибудь займусь этим делом всерьез, надо будет сделать более удобные таблицы, чем те, которые имеются в каталогах. Когда я наконец ответил „Нет“ на вопрос „Другие лошади?“, то получил ответ, который не оставлял сомнений в гениальности Лайэма О'Рорке.
Список возглавлял Дженотти. На втором месте оказался аутсайдер, на третьем — лошадь, которая вырвалась вперед в самом начале. Именно в этом порядке они и пришли к финишу. Я не верил своим глазам.
— Что, что-то не так? — внезапно спросила Рут. — У вас такой вид озадаченный…
— Нет-нет, все верно…
— Да, это настораживает! — Рут улыбнулась. — Если я сразу получаю ожидаемый результат, я проверяю, проверяю и проверяю. Почивать на лаврах не годится. Кофе хотите?
Я согласился, и она сварила кофе с той же быстротой, с какой делала все остальное.
— Сколько вам лет? — спросил я.
— Двадцать один, а что?
— А я думал, что вы закончили университет.
— Я защитилась в двадцать лет и один месяц. А что такого? Хотя, конечно, пришлось пробиваться. В наше время все такие медлительные… Сорок лет назад бывало, что люди защищались и в девятнадцать, и даже раньше. А теперь все помешались на календарном возрасте. К чему? Зачем ставить людям палки в колеса? Жизнь и так ужасно короткая. В двадцать лет шесть месяцев сдала на магистра. Училась одновременно на двух факультетах. Никто не знал.
Я не распространялась. Теперь вот докторскую пишу. Вам не скучно?
— Нет, — искренне ответил я.
Она улыбнулась, словно летнее солнышко. Улыбка мелькнула и исчезла.
— Папа говорит, я зануда.
— На самом деле он так не думает.
— Он хирург, — сказала она так, словно это все объясняло. — И мама тоже. Оба страдают комплексом вины. Надо отдавать людям больше, чем ты получаешь, и все такое. И ничего не могут с этим поделать.
— А вы?
— Пока не знаю. Я и отдавать-то особо не могу. Я ведь не могу получить работу, для которой гожусь. Они смотрят на то, сколько мне лет, и по этому судят. Просто убийственно! При чем здесь возраст? Они дадут мне эту работу в тридцать, хотя я куда лучше могу ее делать сейчас. Поэты и математики лучше всего работают до двадцати пяти. И что им остается?
